Глава двадцать девятая

Блетчли-парк, Весна 1943

Сильвия

К концу сорок второго года немцы были вынуждены отступить в битве при Эль-Аламейне, и впервые за три года в Рождество зазвонили церковные колокола.

Не могу передать словами, насколько это было важно для всей страны; не могу объяснить, что возникло ощущение, будто в конце этого длинного темного туннеля все-таки есть свет.

Я провела канун Нового года с родителями в Годалминге, и мы все молились о прекращении этого ужасного конфликта.

К весне сорок третьего года поток моих страданий начал понемногу ослабевать, и я наконец получила письмо от Барбары:

Что ж, Вудс, на этот раз я не просто отбываю наказание в КП: меня приговорили к двум годам в тюрьме Холлоуэй, но с помощью нашего приятеля-колониста ходатайствовали о сокращении срока до полугода. В тюрьме я много вязала и познакомилась с очень интересными личностями. Но не беспокойся обо мне, подруга, я обосновалась (в качестве уголовницы!) и работаю Дружинницей в земледельческой армии на ферме в Йоркшире. Как-то тяжко — убирать свиной навоз и доить. Ничто не сравниться с влажным хвостом злобной коровы, обмотанным вокруг лица перед рассветом!

Но на этой работе я хотя бы вижу дневной свет, так что не смею жаловаться. Правда скучаю по тому, чтобы ночевать с тобой, дорогая моя подруга, ибо храпят здесь хуже, чем свиньи, а это о многом говорит! Прежде чем начнешь жалеть меня или нечто подобное, позволь сказать: ничего я менять не желаю и обязательно повторила бы то, что сделала.

Когда эта злосчастная война закончится, мы встретимся снова, как поется в песне.

Всегда твоя подруга,

Выдающийся свиновод

Б x

Я перечитывала написанное пять раз, с каждым разом вникая все больше и больше, и содрогалась при мысли о том, что Барбара провела полгода в печально известной лондонской тюрьме, однако письмо вызывало улыбку. Также осознала, что Скип был вовлечен в это дело гораздо больше, чем говорил, и несомненно являлся «нашем приятелем колонистом». Полагаю, мужчина не хотел обнадеживать и не стал рассказывать, какие усилия прилагал, чтобы помочь девушке. Но теперь она была свободна и все еще могла чем-то помочь во время войны, хотя, по правде говоря, трудно было беспокоиться из-за войны, которая, как я знаю, ужасно осложняет жизнь.

Разумеется, я сразу же написала ответ и при первой же возможности горячо поблагодарила Скипа за помощь Барбаре. Он сначала отнекивался, потом грустно улыбнулся, и свет в его глазах померк. Я поцеловала его в щеку, и он сказал:

— Ну и девчонка.

Он говорил не обо мне.

Последний месяц я почти не видела ни Скипа, ни Чарли, хотя они все еще находились в той же секции, что и я. Количество перехваченных сообщений, а также сотрудников настолько возросло, что пришлось переехать в новое здание, блок Эф. Строение было огромным: довольно пугающее пространство с многочисленными комнатами, отходящими от длинного коридора. Кто-то вскоре прозвал его «Бирманской дорогой».

Это был знак того, что наша работа стала еще важнее, однако источник моих эмоций иссяк. Они пронеслись по поверхности жизни, но вся глубина чувств покинула меня. Когда союзники вторглись на Сицилию, начав освобождение Италии, я ничего не ощутила: ни восторга, ни чувства победы или достижения. Ирония судьбы заключалась в том, что отсутствие энтузиазма помогло лучше справляться с обязанностями: быть более объективной, более беспристрастной. Меня снова повысили, на этот раз до старшего командира отделения. Зарплата тоже немного увеличилась.

Скип и Чарли настояли на том, чтобы взять меня с собой на празднование. Идти на светский раут не хотелось. В конце концов я согласилась, поскольку сил спорить у меня просто не было.

— Боже правый, милая! — воскликнул Скип. — Теперь, когда вижу Вас при дневном свете, выглядите тощей, как бита для стикбола!

Я пребывала в замешательстве.

— Разве летучие мыши⁷ бывают тощими? Те, что обитают в Кроули-Грейндж, выглядят на редкость упитанными, когда по вечерам порхают по столовой.

Скип засмеялся так сильно, что начал кашлять, и Чарли пришлось стукнуть его по спине.

— Объясни ей! — задыхаясь и махая рукой в сторону Чарли, проговорил он, его лицо побагровело.

Чарли усмехнулся, глядя, как его друг вытирает слезы с глаз.

— Стикбол — это как бейсбол, только дети играют в него всем, что попадется под руку, — объяснил он. — Обычно метловищем или чем-то подобным. Когда я был ребенком, мы использовали ореховый прут и скучивали мяч из оленьей шерсти или шкуры. Создана на основе лакросса, игре, изобретенной моими канадскими братьями тысячу лет назад. Французские священники увидели, как мы играем, и назвали ее «la crosse», что в переводе — «палка».

— Боже, Чарли! Девушке не нужен урок истории! — выдавил Скип. — Ей просто нужно знать, что она тощая, как палка, и мы собираемся ее откормить!

В одном Скип был неправ: знания Чарли о многовековой истории его племени были увлекательны.

— Вы двое создаете прекрасный дуэт, — улыбнулась я. — Вам и вправду стоит выступать на сцене.

— В точку, мэм! — согласился Скип. — На первой же сцене за городом.

Я покачала головой. Он действительно был неисправим.

Позже я удивлялась, почему меня не тянуло к Скипу так, как тянуло к Чарли. Скип был солнечным светом, смехом и энергией, а Чарли — мрачным присутствием, горой, дремлющим вулканом, скрывающим спокойствие.

Я быстро встала, голова закружилась, перед глазами появились черные точки.

Потом — ничего.

Приглушенный свет заполнил комнату, и, открыв глаза, увидела обычный белый потолок. Повернув голову, разглядела за окном высокие деревья, на заиндевевших стеблях которых пробивались зеленые почки.

Я шатко присела, чувствуя головокружение и слабость, точно новорожденный ягненок. Почувствовала запах антисептика и поняла, что нахожусь в лазарете Парка. На мне была вся одежда, но кто-то снял обувь.

В палату вошел мужчина в армейской форме, поверх которой был накинут белый медицинский халат.

— А, миссис Вудс, Вы очнулись. Очень хорошо. Как себя чувствуете?

— Довольно дурно, — ответила я. — Кажется, я потеряла сознание.

— Верно, к счастью, друг успел поймать, однако Вы, конечно, доставили хлопот своему командиру отделения, — усмехнулся он. — Он убедил себя, что Вы были отравлены и что вражеские шпионы потешались до самого Берлина.

Я неуверенно взглянула на него. Должна ли я была хохотнуть? Согласиться?

— У Вас анемия, миссис Вудс, — поведал он. — И недовес. Пропишу таблетки железа, дополнительную порцию печени и недельный отпуск. Поезжайте на море, подышите свежим воздухом и побольше отдыхайте. Вот что главное. Начните понемногу набирать вес. Нельзя, чтобы хорошенькая девушка так увядала — это плохо для морального духа. — И быстро улыбнулся мне. — Возвращайтесь к обязанностям в форме. Таков приказ!

Недельный отпуск. Чем заниматься в течение недели? Поехать к родителям или, быть может, навестить Барбару? Честно, мысль о том, чтобы собрать чемодан и сесть в поезд, казалась невыполнимым усилием. Жизнь словно покинула мое тело, теперь оно было бескровным, слабым и бесцельным, как лист, подброшенный ветром.

Но на помощь снова пришли товарищи. Чарли ждал на улице, чтобы отвезти обратно в Кроули-Грейндж.

— Как себя чувствуешь? — осведомился, помогая сесть в джип.

— Словно вызвала склоку из-за пустяка, — устало ответила я.

— Сильвия, ты упала, как будто в тебя стреляли! Клянусь, Скип успел выхватить пистолет, прежде чем упала на пол.

— Очевидно, кто-то поймал меня. Случайно не ты?

— Наверное, да, — признался он.

— Что ж, спасибо. Уверена, ты спас меня от жуткой головной боли, помимо прочего. И я очень признательна что ты везешь меня обратно в Грейндж».

— Я бы хотел отвезти тебя не только туда, — произнес мужчина несколько загадочно.

— Прошу прощения?

— Послушай, Сильвия, знаю, что доктор велел не напрягаться неделю или около того, а у меня, с тех пор как ты об этом упомянула, появилось желание увидеть Девон. Скип дал мне пять дней отпуска, так почему бы тебе не позволить мне отвезти в небольшой отпуск? Ты окажешь услугу.

Я окинула его скептическим взглядом.

— Думаю, мы оба знаем, кто кому окажет услугу, — сухо отозвалась я.

Он сверкнул яркой улыбкой.

— Не будь так уверена. Итак, каков ответ?

Я прислонилась головой к сиденью, в то время как джип Чарли мчался по проселочным дорогам, разбрызгивая лужи. Я так устала. Устала от работы, устала от войны, устала от горя, которое тяготило. Мне еще не исполнилось и двадцати одного, а я уже устала от жизни.

Чарли наклонился и взял меня за ладонь, бережно сжав ее.

— Поехали со мной, Сильвия.