Изменить стиль страницы

Глава тридцатая

День четвертый, Июнь 2019

Фиона

Когда через час Джо сел за руль, то не сказал ни слова, но тепло улыбнулся мне.

Я не понимала, что произошло, однако мне нравилось находиться так близко к нему. Мне бы помогло, если бы Джо заговорил о случившимся, да о чем угодно. Как только эта мысль пришла в голову, я передумала, ибо...

— Что за хреновая история стоит за переодевалками в Мэрилин? — неожиданно поинтересовался Фокс.

Его тон окончательно разбудил меня. Эта тема единственная, которую я не хотела обсуждать, особенно с ним.

— Вовсе не хр… такая, как ты выразился, — пробормотала я.

— Ты что, монашка, поэтому не можешь произнести «хреновая»? — неверующе вопросил парень. Колкий вопрос прозвучал удивленно.

Я ничего не ответила, только сцепила пальцы, жалея, что не могу крепко сжать его горло.

— Ладно, не хреновая, — произнес он, ехидно скривив губы. — Но почему одеваешься как женщина, которой нет в живых около шестидесяти лет?

— Люди наряжаются в Элвиса, — защищаясь, сказала я. — Или как участники исторических реконструкций, или... как насчет Голого Ковбоя на Таймс-сквер?

— Безусловно, но они переодеваются для развлечения или чтобы заработать на жизнь, но ты — каждый день. Зачем?

— Тебе не понять.

Он выглядел изумленным.

— Рискни.

— Нет, не рискну. Ты будешь смеяться.

— Ну посмеюсь я. Что в этом такого?

«Не хочу, чтобы ты надо мной смеялся; хочу, чтобы ты снова вел себя мило».

Я, конечно, эти слова не озвучила вслух, но он ждал ответа, да и молчать было неуместно. Почему он решил именно сейчас отказаться от фирменного стоицизма?

— У Мэрилин отроду непростой старт: девочку метало между разными приемными семьями и детским домом, однако она стала иконой. Она была красивой и сексуальной, уверенной в себе и ранимой, а еще — великолепной актрисой. Люди забывают об этом.

— Монро будто в аду побывала, пристрастилась к наркотикам. Разве актриса не покончила с собой?

Я на секунду замолчала.

— Думаю, скорее всего, произошедшее было несчастным случаем. Женщина просто была очень несчастна.

— Как скажешь, но в чем же тогда соль? Зачем подделываться под нее?

— Это личное.

Я надеялась, что мой тон заставит парня замолчать, но он снова махнул рукой на личные границы.

— По-моему, как-то безлично переодеваться в другого человека, и не быть самим собой.

— Сказала же, не поймешь.

— Ты вообще ничего не сказала, — возразил Джо, и в тусклом салоне машины виднелась небольшая ухмылка на лице.

Я слушала звук басовитого движка, стук колес по черному асфальту и смотрела на разворачивающуюся впереди дорогу, однако слышала лишь отголосок болезненных воспоминаний.

— В школе меня называли «толстуха Фиона», — резко начала я.

Джо промолчал и даже не взглянул на меня, но я знала, что целиком завладела вниманием.

— Не очень-то весело иметь имя, которое аллитерируется с «толстой». Были варианты «толстушка Фи», «толстожопая Фу», «Фу-фи-фо-трестка», или обычные: «жирдяйка», «толстоляхая», плюс все эти шутки-прибаутки: „Она заносит труселя в химчистку, но они сдирают бабки за занавески“. Умора. Смеюсь, прям не могу.

— Каждый ребенок хоть раз в жизни переживает подобное, — проговорил Фокс. Я услышала в голосе редкую нотку сочувствия.

— Да, ведь быть красивым и подтянутым — такое испытание, — устало съехидничала. — Эти слова обжигали, ведь они являлись правдой. Я была полным ребенком. А теперь я пухлая, грузная, крупная, коренастая, пышная — и это лишь вежливые слова.

— Забыла слово «красивая».

Мои глаза метнулись к нему, губы приоткрылись, но не вырвалось ни звука. Ты считаешь меня красивой? Но парень уже переключился на другой разговор. Так хотелось навсегда застрять в мире, где он считает меня красивой.

— Округ Клейтон на девяносто девять процентов состоит из белых, — не отрывая глаз от дороги, начал рассказывать он. — В школе меня называли Тонто и Джеронимо, или «скво-пацан». Когда я повзрослел, стали звать «вождь» или какой-нибудь гаденыш гнал фуфло: «Пацан болтает с раздвоенным языком». Люди — падлюки, вот и все.

— И тебя оскорбления не беспокоят? — прошептала я.

Он задумался на несколько секунд, насупившись.

— Беспокойство о том, что они думают, дает им власть, поэтому я просто считаю их уродами.

— Даже когда был мальчишкой? — полюбопытствовала я.

— В основном. Либо выбивал из них всю дурь, — и широко улыбнулся.

— Спорим, в школе у тебя была куча неприятностей из-за этого.

— Угадала! — рассмеялся Джо. Затем затих. — Итак, мне ясна причина, по которой ты хочешь быть кем-то другим, но почему выбор пал на Мэрилин Монро?

Больно отдирать слои, которые я так старательно пыталась утаить, но что-то в этом путешествии, в этой машине, едущей в темноте, как будто мы были единственными выжившими после какой-то неписаной катастрофы, подтолкнуло к некоторому откровению:

— После окончания школы я много работала, чтобы накопить на школу косметологии: официанткой, выгульщицей собак, посудомойщицей, уборщицей, и когда я наконец поступила, все выглядели так ухоженно и гламурно. Я чувствовала себя деревенщиной по сравнению с преподавательницей, которая была одета с иголочки и к каждому наряду подбирала шарф «Эрме́с». С таким же успехом я могла одеваться в комбинезон и клеенку и жевать соломинку. В то время у меня был бойфренд — Уэйд, — и когда я познакомила его со своими друзьями, он принялся разглагольствовать о том, какими сексуальными были женщины и почему я не была похожа на них.

— Прям настоящий принц.

— Скажи? Он был моим первым реальным бойфрендом, — я покраснела, — поэтому решила: сделаю все, чтобы удержать его. Однажды вечером в день моего рождения, я сама выбирала фильм для просмотра, поэтому включила любимую кинокартину «В джазе только девушки». И тогда Уэйд сказал... сказал, что я больше похожа на Джека Леммона, переодетого в бабу, а выгляди я как Мэрилин, а не как «жирная лесбуха»... у него не было бы никаких проблем с, эм, ну знаешь...

— С эрекцией?

Я закашлялась: мое лицо запылало еще сильнее.

— Так что я решила сделать себя как можно более похожей на Мэрилин.

— И что, сработало? С такой-то гнидой?

Я грустно рассмеялась.

— Какое-то время работало. Я ощущала себя элегантной и сексуальной, что также придавало уверенности. Мне нравилось быть платиновой блондинкой, а одежда пятидесятых и шестидесятых выделяла. Раньше я никогда не выделялась. Как-то раз я услышала, как Уэйд по телефону несет обо мне гадости своим друзьям, и.. ну и все, меня заколебало. Я выгнала его из трейлера и ощущала себя при этом хорошо, но никогда не забуду, что он сказал, уезжая на старом побитом пикапе: «Ты капец как уродлива, Фиона. Толстожопая уродина». Только вот вместо «капец» другое слово сказал.

Наступило долгое молчание, потом почувствовала, как рука Джо коснулась моей ноги и легонько сжала.

— Хотелось бы мне вмазать ему, — промолвил он.

— Я слышала, его посадили в тюрьму за серию вождений в нетрезвом виде, так что, думаю, за тебя это сделает кто-то другой. В каком-то смысле он оказал мне услугу.

— Прикалываешься? Мне позарез нужно услышать эту мудрость. — Джо ухмыльнулся.

Я проигнорировала его тон.

— Мэрилиновскую частичку мудрости. Она говорила: «Всегда, всегда, всегда верь в себя. Ведь если не ты поверишь, то кто, милочка?»

— Милочка? — он скривился.

Я хихикнула под нос.

— Мэрилин не была груба по отношению к другим людям — у нее не было времени на тех, кто был груб. А больше всего мне нравится следующее ее высказывание: «Адресуется девушкам, считающим себя полными ввиду того, что не носят нулевой размер. Вы прекрасны. Это общество уродливо».

— В этом она не ошиблась, — сказал Джо голосом, в котором звенел лед. — Люди — засранцы.

— Не все, — тихо добавила я.

Он глубоко вздохнул, будто бы сдерживая эмоции.

— Нет, не все, — согласился Джо. — Ты не такая. — Замолк. — Я уже извинился за то, что назвал тебя толстой. И не шутил. По-скотски себя повел. Переживал кое-какие трудности, однако не это не оправдание, и если бы мог вернуть все назад, то не произнес бы тех слов. Ты красива, Фиона, как внутри, так и снаружи. Я счастлив, что ты поехала с нами.

Я подавила обуреваемые эмоции. Он считал меня доброй и красивой, чего я не ожидала услышать от этого красивого, грозного мужчины. Более того, я завоевала его уважение.

— Спасибо, — поблагодарила я.

Измотанная до невозможности, измученная эмоциональными качелями наших сонных признаний, я тут же уснула.

Когда я проснулась на следующее утро, со всех сторон простиралась пустыня, окрашенная в яркие цвета рассвета. Ощущала я себя измотанно и грязно, а когда взглянула на Джо, тот выглядел как обычно, за исключением, пожалуй, усталости в глазах.

— Хорошо спалось?

— Доброе утро, — зевнула я. — Ничего так. Что пропустила?

— Прохрапела всю Аризону, —разулыбался парень.

— Чего? Реально?

— А еще ты разговариваешь во сне, — с ухмылкой произнес Джо.

Мне уже говорили об этом раньше, хотя от этого менее позорно не становилось.

— Снилось, что я ем «Сникерс», завтрак победителей. Боже, убила бы за настоящую кровать и душ.

— Скоро передохнем. Насчет душа не уверен, но конфеты можно купить. Один пункт из трех, так ведь?

— Сегодня ты болтливый, — проворчала.

Он заухмылялся, и усталость исчезла во время поддразниваний.

— Вы обе спали, поэтому я продолжал ехать. Хотел привезти Долли к рассвету, но не успел. Может, поедем в мотель, немного отдохнем, потом отправимся смотреть Каньон?

— Отличный план, — снова зевнула я.

Из Небраски мы ехали почти двадцать часов, причем большую часть времени за рулем находился Джо. Он хотел побывать на знаменитом «Скайуоке», а Долли пребывала в восторге от идеи постоять на толстом стекле, с которого можно увидеть реку Колорадо на тысячи футов ниже.

Мне было начхать, насколько толстым будет это стекло, желание видеть то огромное расстояние, с которого я насмерть расшибусь, отсутствовало. Я была бы гораздо счастливее, оставаясь в машине.