Глава тридцатая
День четвертый, Июнь 2019
Фиона
Когда через час Джо сел за руль, то не сказал ни слова, но тепло улыбнулся мне.
Я не понимала, что произошло, однако мне нравилось находиться так близко к нему. Мне бы помогло, если бы Джо заговорил о случившимся, да о чем угодно. Как только эта мысль пришла в голову, я передумала, ибо...
— Что за хреновая история стоит за переодевалками в Мэрилин? — неожиданно поинтересовался Фокс.
Его тон окончательно разбудил меня. Эта тема единственная, которую я не хотела обсуждать, особенно с ним.
— Вовсе не хр… такая, как ты выразился, — пробормотала я.
— Ты что, монашка, поэтому не можешь произнести «хреновая»? — неверующе вопросил парень. Колкий вопрос прозвучал удивленно.
Я ничего не ответила, только сцепила пальцы, жалея, что не могу крепко сжать его горло.
— Ладно, не хреновая, — произнес он, ехидно скривив губы. — Но почему одеваешься как женщина, которой нет в живых около шестидесяти лет?
— Люди наряжаются в Элвиса, — защищаясь, сказала я. — Или как участники исторических реконструкций, или... как насчет Голого Ковбоя на Таймс-сквер?
— Безусловно, но они переодеваются для развлечения или чтобы заработать на жизнь, но ты — каждый день. Зачем?
— Тебе не понять.
Он выглядел изумленным.
— Рискни.
— Нет, не рискну. Ты будешь смеяться.
— Ну посмеюсь я. Что в этом такого?
«Не хочу, чтобы ты надо мной смеялся; хочу, чтобы ты снова вел себя мило».
Я, конечно, эти слова не озвучила вслух, но он ждал ответа, да и молчать было неуместно. Почему он решил именно сейчас отказаться от фирменного стоицизма?
— У Мэрилин отроду непростой старт: девочку метало между разными приемными семьями и детским домом, однако она стала иконой. Она была красивой и сексуальной, уверенной в себе и ранимой, а еще — великолепной актрисой. Люди забывают об этом.
— Монро будто в аду побывала, пристрастилась к наркотикам. Разве актриса не покончила с собой?
Я на секунду замолчала.
— Думаю, скорее всего, произошедшее было несчастным случаем. Женщина просто была очень несчастна.
— Как скажешь, но в чем же тогда соль? Зачем подделываться под нее?
— Это личное.
Я надеялась, что мой тон заставит парня замолчать, но он снова махнул рукой на личные границы.
— По-моему, как-то безлично переодеваться в другого человека, и не быть самим собой.
— Сказала же, не поймешь.
— Ты вообще ничего не сказала, — возразил Джо, и в тусклом салоне машины виднелась небольшая ухмылка на лице.
Я слушала звук басовитого движка, стук колес по черному асфальту и смотрела на разворачивающуюся впереди дорогу, однако слышала лишь отголосок болезненных воспоминаний.
— В школе меня называли «толстуха Фиона», — резко начала я.
Джо промолчал и даже не взглянул на меня, но я знала, что целиком завладела вниманием.
— Не очень-то весело иметь имя, которое аллитерируется с «толстой». Были варианты «толстушка Фи», «толстожопая Фу», «Фу-фи-фо-трестка», или обычные: «жирдяйка», «толстоляхая», плюс все эти шутки-прибаутки: „Она заносит труселя в химчистку, но они сдирают бабки за занавески“. Умора. Смеюсь, прям не могу.
— Каждый ребенок хоть раз в жизни переживает подобное, — проговорил Фокс. Я услышала в голосе редкую нотку сочувствия.
— Да, ведь быть красивым и подтянутым — такое испытание, — устало съехидничала. — Эти слова обжигали, ведь они являлись правдой. Я была полным ребенком. А теперь я пухлая, грузная, крупная, коренастая, пышная — и это лишь вежливые слова.
— Забыла слово «красивая».
Мои глаза метнулись к нему, губы приоткрылись, но не вырвалось ни звука. Ты считаешь меня красивой? Но парень уже переключился на другой разговор. Так хотелось навсегда застрять в мире, где он считает меня красивой.
— Округ Клейтон на девяносто девять процентов состоит из белых, — не отрывая глаз от дороги, начал рассказывать он. — В школе меня называли Тонто и Джеронимо, или «скво-пацан». Когда я повзрослел, стали звать «вождь» или какой-нибудь гаденыш гнал фуфло: «Пацан болтает с раздвоенным языком». Люди — падлюки, вот и все.
— И тебя оскорбления не беспокоят? — прошептала я.
Он задумался на несколько секунд, насупившись.
— Беспокойство о том, что они думают, дает им власть, поэтому я просто считаю их уродами.
— Даже когда был мальчишкой? — полюбопытствовала я.
— В основном. Либо выбивал из них всю дурь, — и широко улыбнулся.
— Спорим, в школе у тебя была куча неприятностей из-за этого.
— Угадала! — рассмеялся Джо. Затем затих. — Итак, мне ясна причина, по которой ты хочешь быть кем-то другим, но почему выбор пал на Мэрилин Монро?
Больно отдирать слои, которые я так старательно пыталась утаить, но что-то в этом путешествии, в этой машине, едущей в темноте, как будто мы были единственными выжившими после какой-то неписаной катастрофы, подтолкнуло к некоторому откровению:
— После окончания школы я много работала, чтобы накопить на школу косметологии: официанткой, выгульщицей собак, посудомойщицей, уборщицей, и когда я наконец поступила, все выглядели так ухоженно и гламурно. Я чувствовала себя деревенщиной по сравнению с преподавательницей, которая была одета с иголочки и к каждому наряду подбирала шарф «Эрме́с». С таким же успехом я могла одеваться в комбинезон и клеенку и жевать соломинку. В то время у меня был бойфренд — Уэйд, — и когда я познакомила его со своими друзьями, он принялся разглагольствовать о том, какими сексуальными были женщины и почему я не была похожа на них.
— Прям настоящий принц.
— Скажи? Он был моим первым реальным бойфрендом, — я покраснела, — поэтому решила: сделаю все, чтобы удержать его. Однажды вечером в день моего рождения, я сама выбирала фильм для просмотра, поэтому включила любимую кинокартину «В джазе только девушки». И тогда Уэйд сказал... сказал, что я больше похожа на Джека Леммона, переодетого в бабу, а выгляди я как Мэрилин, а не как «жирная лесбуха»... у него не было бы никаких проблем с, эм, ну знаешь...
— С эрекцией?
Я закашлялась: мое лицо запылало еще сильнее.
— Так что я решила сделать себя как можно более похожей на Мэрилин.
— И что, сработало? С такой-то гнидой?
Я грустно рассмеялась.
— Какое-то время работало. Я ощущала себя элегантной и сексуальной, что также придавало уверенности. Мне нравилось быть платиновой блондинкой, а одежда пятидесятых и шестидесятых выделяла. Раньше я никогда не выделялась. Как-то раз я услышала, как Уэйд по телефону несет обо мне гадости своим друзьям, и.. ну и все, меня заколебало. Я выгнала его из трейлера и ощущала себя при этом хорошо, но никогда не забуду, что он сказал, уезжая на старом побитом пикапе: «Ты капец как уродлива, Фиона. Толстожопая уродина». Только вот вместо «капец» другое слово сказал.
Наступило долгое молчание, потом почувствовала, как рука Джо коснулась моей ноги и легонько сжала.
— Хотелось бы мне вмазать ему, — промолвил он.
— Я слышала, его посадили в тюрьму за серию вождений в нетрезвом виде, так что, думаю, за тебя это сделает кто-то другой. В каком-то смысле он оказал мне услугу.
— Прикалываешься? Мне позарез нужно услышать эту мудрость. — Джо ухмыльнулся.
Я проигнорировала его тон.
— Мэрилиновскую частичку мудрости. Она говорила: «Всегда, всегда, всегда верь в себя. Ведь если не ты поверишь, то кто, милочка?»
— Милочка? — он скривился.
Я хихикнула под нос.
— Мэрилин не была груба по отношению к другим людям — у нее не было времени на тех, кто был груб. А больше всего мне нравится следующее ее высказывание: «Адресуется девушкам, считающим себя полными ввиду того, что не носят нулевой размер. Вы прекрасны. Это общество уродливо».
— В этом она не ошиблась, — сказал Джо голосом, в котором звенел лед. — Люди — засранцы.
— Не все, — тихо добавила я.
Он глубоко вздохнул, будто бы сдерживая эмоции.
— Нет, не все, — согласился Джо. — Ты не такая. — Замолк. — Я уже извинился за то, что назвал тебя толстой. И не шутил. По-скотски себя повел. Переживал кое-какие трудности, однако не это не оправдание, и если бы мог вернуть все назад, то не произнес бы тех слов. Ты красива, Фиона, как внутри, так и снаружи. Я счастлив, что ты поехала с нами.
Я подавила обуреваемые эмоции. Он считал меня доброй и красивой, чего я не ожидала услышать от этого красивого, грозного мужчины. Более того, я завоевала его уважение.
— Спасибо, — поблагодарила я.
Измотанная до невозможности, измученная эмоциональными качелями наших сонных признаний, я тут же уснула.
Когда я проснулась на следующее утро, со всех сторон простиралась пустыня, окрашенная в яркие цвета рассвета. Ощущала я себя измотанно и грязно, а когда взглянула на Джо, тот выглядел как обычно, за исключением, пожалуй, усталости в глазах.
— Хорошо спалось?
— Доброе утро, — зевнула я. — Ничего так. Что пропустила?
— Прохрапела всю Аризону, —разулыбался парень.
— Чего? Реально?
— А еще ты разговариваешь во сне, — с ухмылкой произнес Джо.
Мне уже говорили об этом раньше, хотя от этого менее позорно не становилось.
— Снилось, что я ем «Сникерс», завтрак победителей. Боже, убила бы за настоящую кровать и душ.
— Скоро передохнем. Насчет душа не уверен, но конфеты можно купить. Один пункт из трех, так ведь?
— Сегодня ты болтливый, — проворчала.
Он заухмылялся, и усталость исчезла во время поддразниваний.
— Вы обе спали, поэтому я продолжал ехать. Хотел привезти Долли к рассвету, но не успел. Может, поедем в мотель, немного отдохнем, потом отправимся смотреть Каньон?
— Отличный план, — снова зевнула я.
Из Небраски мы ехали почти двадцать часов, причем большую часть времени за рулем находился Джо. Он хотел побывать на знаменитом «Скайуоке», а Долли пребывала в восторге от идеи постоять на толстом стекле, с которого можно увидеть реку Колорадо на тысячи футов ниже.
Мне было начхать, насколько толстым будет это стекло, желание видеть то огромное расстояние, с которого я насмерть расшибусь, отсутствовало. Я была бы гораздо счастливее, оставаясь в машине.