Глава двадцать первая

Лондон, 21 июня 1942

Сильвия

Чарли познакомил меня с Гленом Миллером и научил танцевать джиттербаг.

Находиться в его объятиях и так искусно перемещаться по танцполу было совершенно захватывающе. Танец дался легко, тело казалось воздушным.

Скип тоже был хорошим танцором, и мы с Барбарой прекрасно провели время в роскошном банкетном зале «Ритц», где была плюшевая обивка и полукупол над сценой.

Мы пили коктейли и смеялись до слез. Происходящее походило на сон — дивный, экзотический сон, — и в душе не было скованности. Я была девушкой, выросшей в серые годы Депрессии и в мраке зарождающейся войны. И вот — наконец-то — сбросила с себя безвкусие и научилась парить.

Мы танцевали до последней ноты, вздыхали, когда музыканты убирали инструменты к предрассветным часам, затем шли по росе Грин-Парка и вглядывались в темный монолит Букингемского дворца, испытывая чувство гордости и патриотизма с осознанием того, что внутри спит Король.

Я дрожала в предрассветной темноте и Чарли накинул мне на плечи пиджак. Устала, но сна ни в одном глазу, неуклюжа ходила, но чувствовала себя изящно. Когда мужчина взял меня за руку, не остановила его. Не хотелось останавливать.

Барбара и Скип скрылись за деревом, а мы с Чарли продолжали идти: гравийная дорожка хрустела под ногами.

— Этим вечером я хорошо провел время, — задумчиво сказал Чарли.

— И я! Все было чудесно. Самая лучшая ночь в жизни!

Когда он снова заговорил, его голос был низким и грубым, наполненным страстью, посерьезневшим от желания:

— Мне очень хочется поцеловать тебя прямо сейчас, Сильвия, но понимаю, что ты замужняя женщина. Не стану так неуважительно к тебе относиться.

У меня перехватило дыхание.

— И ты женат.

— Верно.

Его ладонь была теплой. Я чувствовала себя в безопасности. Словно дома. Но Чарли не был моим домом и никогда не мог им стать.

— Ты любишь свою супругу?

Мужчина ответил не сразу, казалось, обдумывал вопрос.

— Мы познакомились, когда были совсем молодыми. Она хорошая женщина.

Я кивнула, заметив, что не сказал, что любит ее.

— У вас есть дети?

Он искоса взглянул на меня.

— Нет.

— Сколько тебе лет, Чарли?

Его зубы блеснули в слабом лунном свете.

— Тридцать пять. Для такого ребенка, как ты, такой возраст кажется старческим.

— Я не ребенок, — тихо возразила.

— Нет, не ребенок, — согласился, голос сделался мягче. — Ты красивая женщина.

Я тоже это чувствовала: этот импульс страсти, эту настойчивую, рьяную потребность в другом человеке. Я желала Чарли всеми способами, какими женщина может хотеть мужчину.

Он несколько раз прочистил горло.

— Может, снова пойдем танцевать?

— С удовольствием.

Мы шли по траве, чувствуя себя единственными людьми во всем мире, слушая, как поют птицы и как Лондон просыпается, чтобы начать еще один день войны, полный лишений, нормирования, очередей за едой и упорной работы.

Но был и смех, и улыбки незнакомцев, и солнце, восходящее в ярких красках, подходящих для самого длинного дня в году.

Мы находились на полпути сорок второго года.

Мы все заснули в поезде и прибыли на станцию Блетчли с одутловатыми глазами и легким опьянением. Я проковыляла к 7-му Домику, новые туфли натерли мозоль на пятке, но никто не обратил внимания на помятый вид и даже на отсутствие формы. Пока человек выполнял свою работу, БП не беспокоился о таких мелочах.

Я бестолково провела весь день, сообщения плыли перед глазами. Испытала огромное облегчение, когда к концу смены смогла забраться в блетчливский автобус и вернуться в Кроули-Грейндж. Барбара разбудила, напевая куплет из мюзик-холла: «Поцелуйте меня на ночь, сержант-майор», однако я слишком устала, чтобы придавать этому внимание. Я не стала ужинать и проспала двенадцать часов.

Позже узнала, что, пока мы с Чарли танцевали, японцы начали бомбардировку форта Стивенс в Орегоне, на северо-западном тихоокеанском побережье Америки. Обошлось без жертв, имелись лишь незначительные ранения. То был единственный случай, когда военная база прилегающей территории США подверглась нападению Нацистского блока, но это заставило американцев опасаться вторжения, и впоследствии часть побережья была обнесена колючей проволокой для подготовки.

Когда новость была обнародована, я спросила Чарли, чего враг надеялся добиться этим.

— Полагаю, такова тактика устрашения.

— Никому войны не хочется, но приходится противостоять врагам. Трудно поверить, что кто-то считает Гитлера правым, — вздохнула я. — Но в этой стране есть даже Пятая колонна, которая его поддерживает. А слышал этого мерзкого Лорда Хо-Хо? Позорище! — Я замолкла. — Чего так улыбаешься?

— Потому что ты ужасна мила, когда увлечена. В смысле, страстна. Если вдруг сомневаешься, то это в хорошем смысле.

— Хм-м, не уверена, — рассмеялась я, радуясь, что он вывел меня из мрачного настроения.

— Может, сходим на сеанс в местный кинотеатр? Там показывают фильм «Иностранный корреспондент».

— Фильм отличный. Тебе понравится.

Он улыбнулся.

— Уже видела его.

— Да, но... не отказалась бы посмотреть его еще раз. Он удивительно хорош.

— Давай завтра?

— Прекрасно. Смена заканчивается в четыре часа дня, так что можем встретиться на автобусной остановке БП в пятнадцать минут пятого.

— Нет, — мужчина усмехнулся. — Никаких автобусов. Поедим на Джипе.

— Господи! Ты, должно быть, сэкономил свои паевые карточки по бензину. Ой, до чего же я глупая, у вас ведь нет нормирования, верно?

— Это просто свидание в кино, — сказал он более мягко, чем я того заслуживала.

— Прости. Я до ужаса неблагодарна и неприятна. Это определенно то, чего стоит ожидать. Может, спросить Барбару, свободна ли она?

На его лице появилось странное выражение, но потом мужчина улыбнулся:

— Конечно, почему бы и нет?

Но когда вечером я вернулась в Кроули-Грейндж, Барбара уже спала в своей койке. Я вошла на цыпочках, как можно тише, но старый пол скрипнул так громко, что она со стоном перевернулась.

— Здарово, Вудс. Ты ли это или стадо слонов?

— Прости, извини. Я старалась вести себя тихо.

Подруга села и зевнула.

— Знаю. Местечко-то жуткое, старое: сквозняки всю зиму, летучие мыши все лето, мыши в кладовке, не говоря уже о скрипучих половицах, викторианской сантехнике и пятидюймовом ограничении на воду в ванной. Я мечтаю о тепле. Мечтаю о шелковых колготках, шелковых пеньюарах и прочем белье. Мечтаю о том, чтобы горячей воды было столько, сколько захочу. Только представь! Ванна, наполненная до самой шеи. Вот к чему я стремлюсь, — драматично вздохнула девушка, отчего я хихикнула. — Кстати, пришло письмо. Кажется, от Гарри.

Мой смех стих, как вода из-под кран, и я подняла с койки хлипкий конверт. Бумага была ограничена, конверты были ограничены, вся наша жизнь была ограничена. Как же тошнило от этого.

Я уставилась на конверт, пытаясь понять содержимое по нацарапанному адресу, но в конце концов осторожно вскрыла его, будучи вторым человеком, который сделал это, поскольку конверт уже был прочитан цензорами Королевской ВВС.

Моя дорогая Сильвия,

Мы словно век не виделись, целую вечность или даже больше.

Ком эскадра отправил на отдых в ГВКГ в Шотландии, и я провел несколько месяцев, читая и гуляя по холмам. Вереск был очень красив.

Прости, что не писал, я был не в себе. Стыдно за то, как я вел себя, когда увиделись в то Рождество, — то мучило меня больше, чем думаешь. Ты была такой храброй и сильной, а я был таким слабым. Супруг не должен быть слабым, а я был. Думаю, теперь я сделался сильнее. Достаточно силен, чтобы не опираться на тебя, дражайшая С.

Остальные члены дивиз уже уехали в xx и более солнечные края, не могу написать куда, но скоро уеду к ним. Что бы ни случилось, знай, что я ни о чем не жалею. Ты всегда была лучшей частью меня.

Г.

Перечитала письмо несколько раз, не зная, что и думать. Не могла назвать причину, но написанное было похоже на прощание.

— Ты в порядке, Вудс? — мягко спросила Барбара.

— Да, в полном, спасибо, — ответила, вытирая слезу со щеки.

— Плохие вести?

— Нет, вовсе. Ты была права — письмо от Гарри. На самом деле он все еще в Блайте, но со дня на день присоединится к эскадрилье. С ним все в порядке. И я в порядке.

— Вот непруха, — сказала она с мягкой, понимающей улыбкой. — На ужин капустный суп. Думаю, нас ожидает бурная ночь.

Я принужденно расхохоталась и положила письмо в шкатулку для писем поверх других, полученных от супруга. Образовалась небольшая стопка.

После ужина рассказала Барбаре о приглашении Чарли на фильм.

— Не могу, Вудс. У меня ночная смена до конца недели, а потом Скип заберет меня в Оксфорд на выходные.

— На все выходные?

— Да, видимо, он хочет посмотреть все колледжи и покататься на лодке по Изиде.

— Барбара... хочешь сказать, что собираешься провести с ним ночь?

— Не надо так удивляться, Вудс. Это всего лишь небольшое развлечение, мы оба это понимаем. И ты должна признать, что он просто божественен, да и я уверена, что мужчина будет великолепен в постели.

Я была потрясена. Мне нравился Скип, однако он был женатым мужчиной, а Барбара — моей лучшей подругой. С другой стороны, кто я такая, чтобы судить? Особенно когда планировала свидание с Чарли, еще одним женатым мужчиной.

«Все невинно, — твердила себе, — Мы всего лишь держались за руки».

Вероятно, ложь, которую мы внушаем себе, наносит наибольший урон.