— Запросто, — я собиралась напустить на себя браваду. Но мой голос прозвучал глупо хрипло.

Он слегка потянул меня за руку, и я была бессильна помешать обеим его рукам вырваться. Одним плавным движением он обхватил одной рукой мою поясницу и прижал меня к себе. А другой рукой он отдёрнул руку и шлёпнул меня по заднице. На этот раз без полотенца. Просто рукой по заднице.

Я издала ещё один возмущенный вопль и уставилась на него. Он ухмыльнулся мне сверху вниз... истинное воплощение секса и забытых чувств. И он не оттолкнул меня. Его рука оставалась обернутой вокруг моей спины. Я чувствовала отпечаток его руки на своём боку. Другая распласталась там, где приземлилась на мою задницу. Его смех смягчился. И его глаза снова стали мягче.

На секунду я позволила этому случиться. Я позволила себе погрузиться в фантазию, которая посещала меня больше раз, чем я хотела признать. Я облизнула губы, выдержала его взгляд и представила, каково это — встать на цыпочки и поцеловать его.

И в ту же гипнотическую секунду я поняла, что он сделал то же самое со мной. Его голова склонилась к моей. Его дыхание сбилось в груди. Он хотел поцеловать меня.

Едва мог удержаться, чтобы не поцеловать меня.

— Ты непочтительно кокетничаешь, — обвинила я, наступая на затаивший дыхание момент каблуком моей Мэри Джейн. — Честно говоря, удивительно, что кто-то до сих пор не подал на тебя в суд.

Я похлопала его по щеке с большей силой, чем было необходимо, и отступила назад. Разочарование омрачило выражение его лица, такое мрачное и грозовое, что я задалась вопросом, потрудится ли он вообще остаться и потусоваться.

— Что? — выдохнул он, пытаясь прийти в себя. И убрал тьму из голоса. — Большинство девушек не злятся на меня, Лиза. Они все этим увлекаются. Просто потому, что ты единственная женщина на планете, которая, по-видимому, невосприимчива к моему обаянию, это не значит, что ты должна винить меня. Итак, кто кем манипулирует?

Я фыркнула и потянулась за тарелками.

— Я надеюсь, ты не собираешься шлёпать девушек по задницам и называть это очарованием.

— Иногда им это нравится.

Я бросила взгляд через плечо, приподняв бровь.

— Иногда? Вряд ли это безупречное резюме.

Разделив поровну всю еду, я потянулась за вилками, но обнаружила, что он их уже достал.

Он протянул мне одну, завернутую в бумажное полотенце.

— Ты же знаешь, что я не хожу вокруг да около, сексуально домогаясь женщин, верно?

— Мой опыт подсказывает мне, что это неправда.

— Ты не в счёт. Ты не женщина.

Его слова прозвучали как удар под дых. Я не была женщиной в сознании Джоны, потому что я была просто младшей сестрой, всё ещё умоляющей следовать за мной. Я взяла вилку и самодельную салфетку и направилась в гостиную.

Моё сердце почувствовало удар так же остро, как и мои внутренности. Может, я и не думала о Джоне как о брате, но это не означало, что он не думал обо мне как о младшей сестре. И поскольку мы были просто друзьями, я должна была смириться с этим. Но тогда почему это было так больно?

— Не злись, — крикнул он мне вслед, мгновенно осознав свою ошибку. — Это не то, что я имел в виду. Очевидно, что ты женщина, Элиза. Чертовски сексуальная женщина. Я просто имел в виду...

— Я знаю, что ты имел в виду, — мой голос был спокойным, собранным, тщательно маскируя боль, кипящую там, где он не мог её видеть.

Он сел рядом со мной и поставил свою еду на стопку журналов, датированных, по меньшей мере, четырьмя годами. Когда я, наконец, смогла позволить себе собственное жильё, я наивно решила, что мне нужны журналы для моих гостей, как настоящему взрослому. Итак, я получила свою первую зарплату в баре, оплатила счета, купила столько лапши "Рамен", что хватило бы на ядерный холокост, и потратила семьдесят пять долларов на журналы, охватывающие все темы и жанры. Практически все, кроме "Плейбоя".

Затем я искусно расставила их в общих местах для сидения в моём доме. Где они и остались сегодня, нераспечатанные. Я даже никогда их не читала. Если я хотела узнать что-нибудь о моде или комнатных растениях, я пользовалась Интернетом. Между тем, они всё ещё выглядели мило, поэтому я сохранила их. Я даже вытирала с них пыль, когда убиралась.

Так что, если Джона случайно пролил на них свой ужин... Я не собиралась злиться из-за этого.

— Я просто дразню тебя, Элиза. Ты ведь знаешь это, верно?

Мне потребовалась ровно одна секунда, чтобы взять себя в руки. Он бы понял, что что-то случилось, если бы я задержалась дольше, даже на дополнительную секунду. Но мне нужна была короткая пауза, чтобы похоронить оскорбленного подростка, который был безумно влюблен в него, и воскресить сильную, уверенную в себе, счастливо одинокую двадцатисемилетнюю женщину, которую он знал как своего лучшего друга.

— Ага.

Дело было не в том, что я носила маску, или притворялась, или лгала, или что-то ещё, что не было всей правдой. Вот кем я была. Я была успешной, крутой, независимой женщиной, которая развивала свой бизнес, заботилась о своей коже, как о побочном заработке, пила достаточно воды, по крайней мере, раз или два в неделю, занималась спортом полурегулярно и время от времени вкладывала деньги в свою пенсию, как бы минимально и непоследовательно это ни было.

Мне не нужна была жалость Джоны. Или его случайные попытки перепихнуться, когда он долгое время был холост и был особенно возбуждён. Задавалась ли я вопросом, каково это — заниматься сексом с Джоной? Очевидно. Как я могла не сделать этого? В нём было всё, что я находила привлекательным в противоположном поле. Не только потому, что он был незаслуженно красив, но и потому, что у него действительно была замечательная личность. Он был добрым, щедрым и таким забавным. Он нашёл время проведать меня после того, как у меня был плохой день. Он замечал во мне мельчайшие детали. Он выслушивал мои мнения и запоминал их, а затем принимал их во внимание, когда это было уместно.

И более того, с ним было комфортно. Он был как защитное одеяло в виде человеческого существа. С ним было бы так легко увлечься чем-то быстрым и непринуждённым.

Но что потом?

Как бы мы потом восстановились? Как бы он снова стал моим защитным одеялом? Как бы мы восстановили границы, дружбу и нашу лёгкую фамильярность? Мы не могли. Это уничтожило бы нас. Навсегда.

И я хотела быть друзьями больше, чем я хотела одну замечательную ночь, а затем всю жизнь неловко сожалеть.

Поэтому, вспомнив все причины, по которым я была потрясающей и, в конечном итоге, нашла бы настоящего, живого, дышащего парня, а не возлюбленного из детства, я закатила на него глаза и добавила:

— Слушай, если ты не сможешь сдержаться сегодня вечером, я тебя выгоню.

— Мне не следовало тыкать медведя. Теперь я это понимаю, — в его голосе действительно звучало раскаяние, но мне нравилось заставлять его страдать.

Замахнувшись на него вилкой, я напомнила ему:

— Я не твой приятель по траху, Мейсон. Если ты не можешь тусоваться и быть крутым, я отправляю тебя домой, — я посмотрела на его тарелку. — И я оставляю твои объедки в качестве компенсации за эмоциональную травму от того, что я твой друг.

Он воткнул вилку в большой кусок пирога.

— Я понимаю это, Лиза. Боже. Я сказал, что мне жаль.

Теперь я чувствовала себя виноватой из-за того, что заставила его чувствовать себя плохо. Что было глупой властью, которую он и мои братья имели надо мной. Фу, мне захотелось воткнуть вилку себе в лоб, точно так же, как Джона ел свою еду. Почему я была такой?

Вместо этого я потянулась за пультом, надеясь, что мы сможем просто двигаться дальше и забыть обо всём, что произошло... игнорируя то, как хорошо было флиртовать с ним. И насколько зашкаливающей была наша химия. Почему? Потому что всё это не имело значения. Мы знали друг друга слишком долго и видели слишком много глупостей, чтобы между нами могло произойти что-то романтическое.

Он был первым, кто пришёл к такому выводу. И вскоре после этого я согласилась с ним.

— Начинается второй сезон "Ведьмака".

Это было моё мирное предложение. Либо он собирался принять его, либо мы проведём следующий час, просматривая шоу и чувствуя себя несчастными друг с другом, прежде чем он придумает предлог пойти домой.

— Ты ненавидишь "Ведьмака".

Я пожала плечами.

— Я не понимаю "Ведьмака". Но я не испытываю ненависти к Генри Кавиллу. Так что я просто говорю... если твоё тайное сердце ботаника хочет наполниться сексуальными фантазиями, чтобы заполнить бездонную пустоту в твоей душе, я тебе поддержу.

Он издал какой-то горловой звук.

— Ведьмак не одержим сексом.

Несмотря на странность между началом вечера и текущем временем, мне пришлось сжать губы, чтобы подавить улыбку.

— Тогда почему Йеннифер засияла, Джона? Почему у них повсюду Генри Кавилл расхаживает без рубашки? Секс, детка. Давай поговорим об этом, — я прочистила горло. — Не то, чтобы я жаловалась.

Он вонзил нож в очередной кусок еды, пока я выбирала нужное потоковое приложение и искала его любимое шоу, но не из оперы "Наука выживать".

— Здесь есть элементы секса, — пояснил он. — Но шоу основано на сюжете. Персонажи эволюционируют, я имею в виду... Это гениально.

— Сценарий шоу ходит по кругу, как пьяный. Единственное, что имеет смысл в этом шоу, это секс, — я бросила на него ещё один взгляд. — По типу, как твоя жизнь.

Его губы дрогнули.

— Теперь у неё есть сексуальные шутки.

Я громко рассмеялась, рассеивая то напряжение, которое осталось между нами.

— О, у меня всегда есть шутки о тебе, Мейсон. Всегда.

Он выхватил у меня пульт и прибавил громкость.

— Да, да. Если ты хочешь поговорить о сексуальных домогательствах. Я совершенно уверен, что это именно то определение.

Я, наконец, попробовала свою еду. Она была сытной, ароматной и до смешного вкусной, но я больше не подталкивала Джона к больной теме. Прошло пятнадцать минут после начала эпизода, прежде чем мы полностью вернулись к нормальной жизни. Он постоянно делал паузы, чтобы объяснить, что происходит, поскольку я не росла, играя в видеоигры или читая книги, как он, и мы вернулись в то безопасное, уютное место, где проводили большую часть нашего времени как друзья.