Холодное острие лезвия, вдавливающееся в позвонки моего открытого позвоночника из-за перекошенного пуловера, заставляет меня затихнуть. Один за другим он проводит острым кончиком по каждой кости моего позвоночника и по мере того, как он это делает, все дальше заталкивает мой топ на спину. Он останавливается, когда добирается до лямки моего бюстгальтера. Сегодня он из простого кремового шелка, и, как и в прошлый раз, когда мы играли с ножом, он без паузы срезает гладкую ткань с моего тела.

Далее лезвие ножа рассекает хлопок моего серого пуловера. От задней части шеи до подола рубашки он разрезает ее по всей длине. Прохладный воздух ранней весны вгрызается в мою разгоряченную кожу, когда он начинает осыпать меня поцелуями с открытым ртом.

Я злюсь, что он поймал меня так быстро, но еще больше меня расстраивает то, как мое тело реагирует на него - как легко оно поддается. Он вызывает во мне отчаянную потребность, даже когда я этого не хочу. Логически я понимаю, что должна ненавидеть то, что застряла под ним, но есть что-то такое в том, что он лишает меня выбора, что заставляет мою кровь расплавляться.

Не желая поддаваться ни ему, ни своей необъяснимой реакции на пленение, я с новой силой сопротивляюсь его захвату, когда слышу стук ножа, упавшего на землю рядом с нами. Мне требуется все, что есть во мне, чтобы сделать это, но мне удается перевернуться и сбросить его со своих бедер. С почти звериным рычанием я ударяю рукой по его лицу и испытываю странное - но не совсем нежелательное - чувство триумфа, когда мои ногти проходят по его верхней части скулы. Я недолго жду, чтобы посмотреть, насколько глубока рана, прежде чем бью ногами и выталкиваю свое тело из-под его веса.

Мне удается приподняться и встать на колени, при этом лоскутки лифчика и топа полностью спадают с моих плеч.

Я только успела подставить под себя ногу, чтобы встать, как его рука обхватила мою лодыжку и дернула. Я кувыркаюсь вперед, и моя грудь и локти ударяются о холодную, твердую землю.

—Мне нравится твоя борьба, принцесса, — мурлычет он, перебирая пальцами распущенные пряди на моем затылке.

Потянув меня за волосы, он вдавливает мое лицо в грязь и листья, лежащие подо мной, и опускается на мои бедра. При этом он вдавливает свой твердый член в округлость моей задницы. От этого движения мы оба задыхаемся от стонов, а мои бедра сжимаются так, будто от этого зависит моя жизнь.

— Но мне больше нравится, когда ты подчиняешься мне.

Его рот сомкнулся над моим плечом в жарком поцелуе. Я расслабляюсь от этого прикосновения всего на две секунды, прежде чем его зубы впиваются в кожу. Он кусает меня не настолько сильно, чтобы прорвать кожу, но этого достаточно, чтобы я поняла, что завтра у меня там останется след. И, возможно, на следующий день тоже.

Мысль о том, что на мне будет его клеймо, заставляет меня пытаться сдержать тихий стон, но безуспешно.

Он быстро снимает свой вес с моего тела и поднимает меня на руки и колени. Камни и обломки влажной грязи под ногами впиваются в мои ладони. Тупая боль почти полностью исчезает, когда его пальцы обхватывают пояс моих джинсов, и он спускает их вместе со стрингами вниз по моей попке и бедрам. В таком положении он может спустить их по моим ногам дальше всего, но это не кажется ему проблемой, потому что та часть меня, с которой он хочет поиграть, полностью обнажена перед ним.

Здесь нет дразнилок и медленного нарастания.

Его толстые, длинные пальцы проникают внутрь меня, и он издает одобрительный рык, когда обнаруживает, что я уже мокрая для него. Эмерик уже должен знать, что ему не нужно многого, чтобы возбудить меня. Кажется, он открыл что-то внутри меня и тем самым освободил ту часть, которую я прятала от других. Он не только нашел способ получить доступ к тайной стороне моей души, но и очень хорошо с ней ладит. Я не могу не задаваться вопросом, не ждала ли эта часть меня, пока я не встретила Эмерика. Что она была создана для него.

Эта быстрая и мимолетная мысль исчезает так же быстро, как и появилась в моей голове, когда его пальцы, измазанные в моем возбуждении, касаются моего набухшего клитора.

Я не осознавала, насколько далеко зашла, пока стенки моей киски не начали трепетать, а внутренние мышцы не напряглись от надвигающегося оргазма. Он продолжает работать со мной, попеременно вводя в меня свои толстые пальцы, а затем обхватывая мой чувствительный пучок нервов, пока все мое существо не начинает трепетать.

— О, черт! — я кричу, не пытаясь оставаться тихой здесь, в лесу. — Я так близко... Я сейчас кончу.

Мое дыхание участилось до неровного дыхания, а все тело содрогается, готовясь опрокинуться на этот небесный край. Похоже, у Эмерика другие планы, потому что, когда я нахожусь на расстоянии всего одной ласки от взрыва вокруг его пальцев, он вытаскивает их из моей жадной сердцевины и полностью прекращает свои прикосновения.

— Хорошие девочки вознаграждаются оргазмом, — объясняет он, звуча слишком довольным собой, чтобы мне это нравилось. — Плохих девочек лишают того, что им нужно, а ты, моя дорогая жена, была очень плохой девочкой.

Его ладонь обрушивается на мою правую щеку, от удара которой моя спина прогибается, а дыхание перехватывает в горле. Это больно, и все же из меня вырывается придушенный стон, а стенки моей киски сжимаются.

— Может быть, это заставит тебя дважды подумать, прежде чем подвергать себя опасности в будущем.

Он шлепает меня по левой стороне задницы с той же жестокостью, что и раньше. Придушенный крик, вырвавшийся из моего горла, прерывается мычанием, когда его внимание возвращается к моему гудящему центру. Мое лицо пылает, когда я слышу, насколько я мокрая для него, когда он снова просовывает свои пальцы внутрь.

— Твоя пизда жаждет моих прикосновений, не так ли, Риона?

— Да... да, —всхлипываю я.

Его большой палец, надавливающий на мой слишком чувствительный клитор, словно электричеством пронзает каждый нерв моего тела.

—Пожалуйста.

— Пожалуйста, что? —дразнит он, его умелые пальцы не отпускают.

— Пожалуйста, позволь мне кончить.

— Посмотри на себя, ты так мило просишь.

Его восхищение - не что иное, как очередная издевка, но мое тело, похоже, это не волнует. Ему нравится, когда его хвалят. Эмерик продолжает дразнить меня, и по мере того, как он это делает, в нижней части моего живота снова возникает клубок напряжения. Он пульсирует и растет с каждым движением его пальцев. Я снова стою на пороге экстаза, когда его мрачная усмешка проносится надо мной и присоединяется к мурашкам, уже пляшущим по моей коже.

— Но нет, я не думаю, что сделаю это. Только когда буду уверен, что ты усвоила урок.

Он неторопливо вводит два пальца в мой мокрый канал еще дважды, прежде чем снова убрать руку.

— Нет!

Мои руки судорожно впиваются в землю, а из плотно закрытых глаз текут слезы отчаяния.

— Эмерик, пожалуйста. Я усвоила свой урок. Я научилась этому, когда думала, что меня, блядь, похитили.

Звук опускающейся молнии его джинсов щекочет мне барабанные перепонки.

— Ты ничему не научилась, пока я не убедился, что ты испытала такое же отчаяние, как я, когда не знал, где ты сегодня утром.

Еще один укол вины за то, что я навязала ему эти эмоции, оставив его.

— Я не убегала от тебя этим утром. Я не оставляла тебя.

Не знаю, почему у меня возникло внезапное желание убедиться, что он это знает, но что-то в моей груди подсказывает мне, что ему важно это услышать. В конце концов, это чистая правда. С тех пор как мы поженились, мне ни разу не приходила в голову мысль о том, чтобы уйти от него. Наверное, так и должно было быть. Нормальный человек, я уверена, начал бы разрабатывать план побега с того момента, как его заставили сказать "да", но я этого не сделала, потому что мне не противно быть женой Эмерика Бейнса.

Моя душа вздрагивает и содрогается, когда длинный толстый член Эмерика проникает во влагу между моими бедрами. Я не в состоянии издать ни единого звука. Мой рот приоткрывается в беззвучном вздохе, и я едва не вырываюсь из кожи, когда головка ударяется о мой ноющий клитор. Я знаю, что он знает, что делает со мной, когда он делает это снова. Дважды.

— Неважно, был ли это твой план, потому что я тебя не отпущу, Риона. Никогда. Ты можешь бежать, а я буду преследовать тебя. Ты можешь попытаться сбежать на край земли, и я буду преследовать тебя там. Я буду преследовать тебя везде. Знаешь, почему?

Он не стал дожидаться моего ответа.

—Потому что, ты моя.

Я никогда не была так сильно востребована кем-то, как Эмериком, и я имею в виду не только сексуальную сторону. Он при каждом удобном случае говорит мне, что я принадлежу ему. Это заставляет меня чувствовать себя желанной так, как я никогда раньше не чувствовала. С самого моего рождения родители искали, кому передать меня, когда придет время.

Они никогда не хотели меня. Им нужно было то, что они могли получить за меня. Я не был ребенком, которого лелеяли в любви. Меня не лелеяли. Я был просто разменной монетой в игре, в которую я не хотел играть.

Эмерик не просто хочет меня, он хочет меня. Только... меня.

Страх в его голосе и выражении лица сегодня подтвердил это, и что-то в этом знании заставило моего эмоционально запущенного внутреннего ребенка успокоиться. Маленькая девочка, которая просто хотела быть желанной, обрела покой благодаря Эмерику Бейнсу.

— Я знаю, — задыхаясь, шепчу я ему.

— А ты? — он заканчивает свой вопрос еще одним толчком в губы моей киски.

— Да.

Его руки берут меня за бедра.

— Скажи это. Скажи мне, чтобы я знал, что ты понимаешь, кто ты.

Я поворачиваю голову, чтобы мои длинные, покрытые мусором волосы упали на одно голое плечо. Мне нужно посмотреть ему в глаза, чтобы сказать:

— Я твоя.

В его глазах, наполненных бурей, сверкнут молнии, когда он кивнет головой в знак одобрения и прорычит: