Я улыбнулась. Мэй отпустила мое запястье, и я пошла вперед.
— Черт возьми, — выдохнула Инди.
— Милостивый боже, — прошептала Рокси.
Все последовали за мной к столу, где остановились, в молчаливом трепете глядя на розы, — таково было их великолепие.
Я бросила сумочку на стол и впала в Розовый Ступор, пока Джет не сказала:
— Никогда бы не подумала, что Вэнс относится к типу парней «цветочки и сердечки».
— Я тоже, — вставила Элли. — Больше похож на тип «съедобные трусики».
— Элли! — рявкнул Тод. — Выбрось из головы грязные мыслишки.
— Что? Я просто озвучила мысли всех, — защищалась Элли.
— Букет не от Вэнса, — заверила я их.
Все посмотрели на меня.
— Не от Вэнса? — спросила Мэй.
Я потянулась за карточкой и покачала головой.
— От дяди Ника. Он знает, что розовые розы — мои любимые.
Я немного удивилась. Ник был очень щедрым, но сделанный на заказ браслет, должно быть, сильно опустошил его карман. Дюжина розовых роз, особенно таких идеальных, настолько бледно-розовых, будто с легким румянцем, где каждый цветок являл собой абсолютное совершенство, должно быть, обошлась в целое состояние. Это даже не был традиционный букет с гипсофилами в массивной стеклянной вазе. Одни лишь розы с тонкими зелеными шипами, торчащими тут и там, и простая цилиндрическая ваза, которая была чистым классом. Не букет, а произведение искусства.
— Что ж, чертовски обидно, — пробормотала Дейзи рядом со мной, когда я ласково коснулась розы.
— В этом году твой дядя расщедрился, — улыбнулась мне Инди.
— Наверное, боится, что свой следующий день рождения она не увидит, — пробормотал Стиви.
— Шшш, Стиви, — шикнула на него Джет.
Я подцепила ногтем плотную кремовую бумагу конверта и вытащила карточку.
Потом замерла.
На карточке стояла только одна буква, и больше ничего.
Черной жирной ручкой было выведено: «В».
— О, боже, — выдохнула я.
— Что? — спросил кто-то (я слишком испугалась, чтобы различать голоса).
— Что там? — спросил кто-то еще.
Я слегка покачнулась, голова внезапно закружилась, и кто-то еще крикнул:
— Держите ее! Она падает!
Меня усадили в офисное кресло. Мой разум начал проясняться, и я услышала, как Рокси сказала:
— Принесите ей воды.
Тод взял с моего стола папку из плотной бумаги и начал обмахивать меня ею.
— Глубокий вдох, девочка. Глубокий вдох. Как думаешь, может, ей следует опустить голову между колен? — спросил он Джет.
Мэй выхватила карточку из моих пальцев. Посмотрела на нее, и на ее лице медленно расплылась улыбка.
— Это не от дяди. Слава Иисусу.
— Дай посмотреть. — Дейзи выхватила карточку у Мэй. — Здесь просто стоит «В», — объявила она всем с круглыми и счастливыми глазами. Она оглядела всех. — Насколько здесь жарко? У этого парня есть класс.
Все смотрели на меня, глупо ухмыляясь.
— Я рассказала ему, — прошептала я, а затем замолчала.
— О чем, сладенькая? — спросила Дейзи.
Я прочистила горло и посмотрела на всех.
— Я рассказала ему о том, как Ник подарил мне розовые розы на мое шестнадцатилетие, и что это мои любимые цветы. Что это было спустя несколько месяцев после смерти тети Рэбы, и как мы с Ником впервые спокойно провели вечер с тех пор, как она…
Я снова замолчала и огляделась вокруг.
— Я рассказала ему, — повторила я.
— Очуменно, — тихо сказала Элли.
Тогда я почувствовала удар. Пугающую, запоздалую реакцию. Схватив сумочку, я достала телефон и вскочила с кресла.
— Джулс… — позвала Инди, и ее улыбка потеряла уверенность.
— Мне нужен его номер, — объявила я.
— Что? — спросила Рокси.
— Дайте мне номер его мобильного! — крикнула я. — У кого есть его номер?
Все начали доставать свои телефоны.
— У меня есть его номер, — отозвалась Инди.
— У меня его номера нет, — сказала Дейзи, но все еще копалась в сумочке, будто могла помочь.
— Хотелось бы мне иметь его номер, — вставил Тод.
— Вот он, — Инди продиктовала номер.
Я набрала его, затем вышла из комнаты в коридор и увидела, что жалюзи в голубой комнате закрыты. Я направилась в желтую. Она была свободна, поэтому я вошла в нее, задернула жалюзи, закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Затем нажала дозвон.
Прозвучал один гудок, затем:
— Да?
— Вэнс?
— Ты мне звонишь, принцесса, кто бы еще мог ответить? — спросил он шелковистым голосом с нотками веселья.
— Нам нужно перестать видеться, — выпалила я.
Тишина.
Я ждала.
Потом подождала еще.
Мой эмоциональный ротвейлер рвался с цепи и лаял, рычал, брызгал слюной, прыгал и был готов напасть.
Когда он все еще ничего не сказал, я позвала:
— Вэнс?
— Почему?
— Что?
— Почему? — повторил он. На этот раз в его тоне звучало нетерпение.
— Ничего не получится, — сказала я, будто это было объяснение.
— Почему? — очевидно, он понял, что это не объяснение.
«Потому что ты мне очень нравишься. Потому что ты красивый и сильный и пробуждаешь во мне чувства, которые я не могу себе позволить. Потому что ты слушаешь меня в лунном свете, будто каждое мое слово — капля нектара. Потому что ты прожил дерьмовую жизнь и выкарабкался из нее, став потрясающим мужчиной. Потому что теперь ты живешь опасной жизнью со шрамом на спине в качестве доказательства, и я не могу позволить себе потерять еще одного человека, который мне не безразличен», — подумала я.
— Я не могу этого объяснить, — сказала я.
— Попытайся. — Больше никакого нетерпения, слово прозвучало резко и отрывисто.
— Хорошо, тогда я не буду этого объяснять, потому что мне это не нужно. У нас просто ничего не получится.
Снова тишина, и я на самом деле почувствовала волны гнева, исходящие из телефона.
Затем он сказал:
— На эту ночь ты моя.
В животе возник трепет.
— Вэнс.
— Завтра все закончится, но сегодня ты моя.
— Это неразумно.
— Мне плевать.
— Я действительно не думаю…
— Буду у тебя дома без пяти восемь. Мы едем на «Харлее». Собери сумку.
— Серьезно, я думаю, после вечеринки…
— Этой ночью ты в моей постели. Я хочу, чтобы твой аромат остался на моих простынях.
О, боже.
— Вэнс, — сказала я снова. На этот раз это прозвучало как мольба.
— Без пяти восемь, — повторил он.
Затем отключился.
Я стояла спиной к двери и держала у уха молчащий телефон.
Затем соскользнула по двери на пол, подогнув колени и опустив на них руки. Я смотрела в пространство перед собой, заставляя разум опустеть, говоря себе, что могу сделать это, и завтра все закончится, и моя жизнь вернется в нормальное русло.
Однако не очень верила, что смогу это сделать, и мне нравилась идея нормальности.