Изменить стиль страницы

Жаль, что у меня с собой не было ничего, чем бы я мог прикрыть ее изуродованное лицо, но потом мне пришла в голову одна мысль. Я поставил коляску, пододвинул ее к плотной стене рододендронов и морских виноградных лоз у края подъездной дорожки и взял одну из футболок, накинутых на спинку. Я положил ее на то, что осталось от ее лица. Ее ноги были раздвинуты, а юбка задралась до бедер. Из ТВ-сериалов я знал, что не следует трогать труп, пока не прибудет полиция, но решил на это забить. Я свел ее ноги вместе. Они тоже были изувечены, и мне показалось, что эти красные точки похожи на укусы змеи. Я взял другую футболку и накрыл ее ноги от колен до голеней. Одна футболка была черной, другая — белой, но на обеих было написано одно и то же: "Я — БЛИЗНЕЛИЧНОСТЬ!"

Я сел рядом с ней в ожидании полиции, проклиная тот день, когда решил приехать на Раттлснейк-Ки. Со слов мистера Ито, Дьюма-Ки был проклятым местом, но я боялся, что Раттлснейк окажется еще хуже. Только в отличие от Дьюмы, он ещё существовал.

Дорожка к дому Беллов была усеяна крупными ракушками. Я подобрал несколько штук и каждый раз, когда приближался один из тех стервятников, швырял в них ракушками. Я попал только один раз, но визжание падальщика доставило мне огромное удовольствие.

Я ждал сирен, стараясь не смотреть на мертвую женщину, лицо и ноги которой были закрыты футболками. Думал об овсяном печенье с изюмом и о поездке, которую совершил в Провиденс десять лет назад. Тогда мне было шестьдесят два года, и я подумывал о выходе на пенсию. Я не знал, что буду делать со своими так называемыми золотыми годами, но радость, которую всегда испытывал от рекламного бизнеса (создавать идеальный слоган к идеальной идее), начала угасать.

Я был там вместе с двумя другими пробивными малыми из бостонского агентства, чтобы встретиться и пообщаться с красноречивыми юристами из компании "Деббин энд Деббин". Их штаб-квартира находилась в Провиденсе, но их офисы располагались во всех штатах Новой Англии. Они специализировались на автокатастрофах, случаях с получением инвалидности и травмах при падении с высоты. Команда Деббинов хотела провести агрессивную рекламную кампанию, которая охватила бы все телевизионные станции от Крэнстона до Карибу. "Что-то пёстрое, что-то яркое", — говорили они. – "Что-то, что заставит людей названивать по номеру 800". Я не особо стремился попасть на эту встречу, которая обещала быть долгой и конфликтной. Юристы думают, что знают всё.

Накануне вечером я сидел в холле отеля "Хилтон" в ожидании своих товарищей, Джима Улси и Андре Дюбоза. Идея заключалась в том, чтобы пойти в ресторан "Олив Гарден", устроить там мозговой штурм и придумать два хороших варианта. Не более двух. Юристы думают, что знают всё, но юристов также легко сбить с толку. В своем блокноте я записал: ЗАЧЕМ НАГИБАТЬСЯ, ЕСЛИ МОЖЕШЬ НАГНУТЬ САМ? ЗВОНИТЕ В "ДЕББИН ЭНД ДЕББИН"!

Вероятно, это была неудачная идея. Я закрыл блокнот, положил его в карман пиджака и кинул взгляд на бар. Вот и всё, что я сделал. Иногда я задумываюсь о том, что мог бы выглянуть в окно или посмотреть на лифт, не идут ли Джим и Андре. Но судьба распорядилась иначе. Судьбе было угодно, чтобы я бросил взгляд на бар.

На одном из стульев сидела женщина. Она была одета в темно-синий брючный костюм. Ее черные с проседью волосы были уложены в стрижку, который парикмахеры называют голландским бобом, и зачесывались на затылок. Когда она поднимала бокал, чтобы сделать глоток, я видел её лицо лишь частично, но мне не нужно было видеть больше. Есть вещи, которые мы и так знаем, верно? Наклон головы человека. То, как челюсть под углом переходит в подбородок. То, как одно плечо всегда слегка поднято, словно в шутливом пожатии плечами. Жест руки, зачесывающей назад прядь волос: два пальца вытянуты, а другие два согнуты к ладони. У времени всегда есть своя история, так ведь? У времени и любви.

"Это не она", — подумал я. — "Это не может быть она".

Хотя я знал, что это была она. Знал, что это не может быть никто другой. Я не видел ее более двух десятилетий, мы совсем перестали общаться, даже не посылали друг другу праздничных открыток уже лет двенадцать, но я узнал ее сразу.

Я встал на онемевшие ноги. Вошел в бар. Сел рядом с ней, с незнакомкой, которая когда-то была моей ближайшей подругой, объектом моего вожделения и моей любви. Женщина, которая убила бешеного пса, защищая своего сына, но слишком поздно, слишком поздно, слишком поздно.

— Привет, — сказал я. — Могу я вас чем-нибудь угостить?

Она испуганно обернулась, готовая сказать что-то вроде "спасибо, но я уже встречаюсь", "спасибо, но я не ищу компании"... и увидела меня. Ее рот образовал идеальное О. Она покачнулась на стуле. Я поймал ее за плечи. Ее глаза смотрели прямо в мои глаза. Ее темно-синие глаза смотрели в мои.

— Вик? Это действительно ты?

— Здесь не занято?

Джим и Андре провели сеанс мозгового штурма без меня, и в конечном итоге юристы одобрили нашу ужасную рекламную кампанию с участием ушедшей в небытие звезды ковбойских фильмов. Я пригласил свою бывшую жену на ужин, и не в "Олив Гарден". Это был наш первый совместный ужин после развода. Последний закончился ожесточенной ссорой: она швырнула в меня тарелку с салатом, и нас выгнали. "Я больше не хочу видеть тебя", — сказала она. — "Если у тебя будет что-то ко мне, пиши".

Она ушла, не оглядываясь. Президентом тогда был Рейган. Мы считали себя старыми, но не знали, что такое настоящая старость.

В ту ночь в Провиденсе не было никаких споров. Было много разговоров, было изрядно выпито. Она поднялась ко мне в номер, и мы провели ночь вместе. Спустя три месяца — достаточное время, чтобы убедиться, что это не просто какой-то призрак прошлого, — мы снова поженились.

* * *

Полицейские прибыли на трех патрульных машинах — наверное, перебор для одной мертвой старушки. И да, там была машина скорой помощи. С трупа Элли Белл убрали футболки, и после того, как ее осмотрели медики и были сделаны фотографии на месте происшествия, на которые никто не хочет смотреть, мою соседку уложили в мешок для трупов.

Окружного полицейского, который взял у меня показания, звали П. Зейн. Того, кто фотографировал и записывал мои показания на видео, звали Д. Канаван. Канаван был моложе и с любопытством рассматривал коляску и детскую одежду. Прежде чем я успел всё объяснить, Зейн произнес:

— Она была довольно известной личностью. Чудаковатая, но вполне приятная. Слышал ту песню — "Дельта Дон"[149]?

Канаван покачал головой, но как поклонник кантри-музыки в целом и Тани Такер в частности, я знал, что Зейн имеет в виду. Сходство было не идеальным, но близким.

Я сказал:

— Это песня о женщине, которая продолжает искать своего давно ушедшего любимого. Миссис Белл любила гулять со своими близнецами, хотя их тоже давно нет в живых. Они умерли много лет назад.

Канаван задумался, а потом произнёс:

— Это полный пиздец.

Я подумал: "Чтобы понять ее, нужно самому потерять ребенка".

Один из техников скорой помощи присоединился к нам.

— Будет проведено вскрытие трупа, но я предполагаю, что это был инсульт или сердечный приступ.

— Ставлю на сердечный приступ, — сказал я. — Она принимала таблетки от аритмии. Они могут быть в кармане ее платья. Или...

Я подошел к коляске и заглянул в сдвоенные чехлы на спинках сидений. В одном лежали две маленькие бейсбольные кепки "Тампа Рейс"[150] и тюбик солнцезащитного крема. В другом лежала банка с таблетками. Техник взял ее и посмотрел на этикетку.

— Соталол, — прочитал он. — От учащенного или нерегулярного сердцебиения.

Я подумал, что она, скорее всего, перевернула коляску, пытаясь добраться до своего лекарства. А что еще могло быть? Не гремучая же змея.

— Думаю, вам придется дать показания следствию, — обратился ко мне офицер Зейн. — Вы здесь еще задержитесь, мистер Трентон?

— Да. Этим летом, похоже, все задерживаются.

— Согласен, — сказал он и поправил маску. — Пройдемте с нами. Посмотрим, не оставила ли она свой дом открытым. Мы должны запереть его, если это так.

Я покатил коляску, в основном потому, что никто мне этого не запретил. Зейн взял таблетки и положил их в конверт.

— Господи Иисусе, — вымолвил Канаван. — Удивительно, как это скрипящее колесо не свело её с ума. — Затем, обдумав свои слова, добавил. — Хотя она и так была немного того.

— Она приходила ко мне и принесла печенье, — сказал я. — Я собирался смазать колесо тем вечером, но забыл.

Дом за стеной рододендронов и пальметто не был особняком. На самом деле он выглядел, как летнее жилье, которое в середине двадцатого века, задолго до того, как толстосумы открыли для себя острова Мексиканского залива, могло сдаваться в аренду рыбакам или отдыхающей семье за пятьдесят-семьдесят долларов в неделю.

За домом находилась более крупная и новая пристройка, но не настолько большая (или не настолько вульгарная), чтобы претендовать на статус особняка. Гараж соединялся с домом крытым переходом. Я заглянул внутрь, прижав ладони к стеклу, и увидел обычный старый "Шеви Круз". Через боковые окна проникало достаточно света, и я смог разглядеть два маленьких детских кресла, расположенных бок о бок на заднем сиденье.

Офицер Зейн для формальности постучал в дверь дома, затем подергал ручку. Дверь открылась. Он велел Канавану идти с ним и вести видеосъемку, вероятно, для того, чтобы потом показать своим начальникам, включая окружного прокурора, что они ничего не украли. Зейн спросил, хочу ли я зайти. Я отказался, но после того, как они вошли внутрь дома, попробовал открыть боковую дверь гаража. Она тоже была не заперта. Я закатил коляску внутрь и припарковал ее рядом с машиной. По прогнозам, вечером могла быть гроза, и мне не хотелось, чтобы коляска промокла.