ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

БРАЯР

— Боже мой! Как прошел секс?

Я фыркаю. Конечно, это самая важная информация, которую Мак должна узнать в первую очередь.

— Потрясающе. Лучший секс в моей жизни.

Она взвизгивает, придвигаясь ближе на диване.

— Я так и знала! Вау. Ладно, а как все остальное? Тебе нравится быть с ним? Он хорошо к тебе относится?

— Лучше, чем любой другой мужчина, — признаю я. Куки мурлычет у меня на коленях. После банки тунца она, наконец, перестала относиться ко мне холодно за то, что я бросила ее с Мак на месяц.

— Я все еще пытаюсь смириться с тем фактом, что ты не рассказала мне о ваших тайных отношениях и о том, что у тебя был лучший секс в твоей жизни, а теперь ты знаешь, что твой отец убил его мать.

— Да, моя жизнь сейчас чертовски безумна. Прости, что не сказала тебе раньше. Я не была уверена, что ты подумаешь, и не хотела слышать от тебя, что скажешь мне обо всем этом любовном дерьме.

— Любовь? — она практически визжит. — Ты любишь его?

Мое сердце бешено колотится, когда я слишком поздно осознаю, в чем я только что призналась вслух своей лучшей подруге, которая никогда, ни за что не позволит мне смириться с этим.

— Я не имею в виду, что влюблена в него. Я не так давно его знаю.

— Ты знаешь его уже несколько месяцев. И, похоже, вы проводили вместе много времени, о котором не рассказывала мне. Этого времени достаточно, чтобы влюбиться в кого-нибудь. Особенно если он доставляет тебе лучшие оргазмы в твоей жизни.

Может, Мак и права, но я не признаю этого вслух. Я не могу.

— Ух ты. Твой отец убил его мать.

Я вздыхаю.

— Да. Ты говоришь это уже в пятый раз, и это все еще правда.

Мак ошарашенно качает головой. Она смотрит в потолок, как будто это даст ей ответы на все вопросы.

— Я просто не могу уложить это в голове.

— Как ты думаешь, что я чувствую?

— Что сказал Сейнт? — спрашивает Мак.

— Это самое худшее. — Я прикусываю губу. — Он выбежал.

Мой отец убил мать Сейнта. Он превратил и без того травмированного мальчика в сироту. Мать Сейнта была единственным человеком, который у него был во всем мире, единственной, кто любил его, и мой отец забрал ее.

Если я думала, что то, что мой отец сделал с моей матерью, непростительно, то что он сделал с Сейнтом, в тысячу раз хуже. Не говоря уже о том, что мой дядя, очевидно, был растлителем детей. Мой желудок сжимается при мысли об их ДНК, текущей по моим венам. Хотела бы я вырезать их из своего генеалогического древа, как опухоли.

Сейнт никогда не сможет полюбить меня после этого. Момент, когда он вылетел за дверь, вероятно, последний, когда я его вижу. Кто может любить кого-то, рожденного от такого монстра? Я порождение человека, ответственного за разрушение его жизни.

— Как ты думаешь, твой отец был прав? Насчет того, что Сейнт пришел за тобой, чтобы отомстить? Очевидно, сейчас это не так. Если бы это было так, он бы уже точно убил тебя. Или на глазах у твоего отца.

Я качаю головой.

— Нет, он никогда не преследовал меня из мести. Он никогда не причинил бы мне вреда. И он был искренне потрясен, когда встретил моего отца и понял, кто он такой.

Я до сих пор не свыклась с этим. Я знала, что мой отец был лживым мудаком, но никогда не подозревала, что он способен на убийство. Сейнт был прав - каждый способен на все. Все, что я знаю о своем отце, едва ли отражает то, кто он на самом деле.

— Ты думаешь... — Мак прикусывает губу. — Ты думаешь, твой отец может попытаться что-то сделать с Сейнтом? Чтобы держать его подальше от тебя?

Я фыркаю.

— Ему сейчас за шестьдесят, и выглядит он дерьмово. Если он попытается преследовать Сейнта, значит у него есть желание умереть. У моего отца были годы, чтобы отомстить ему за то, что он отрезал ему ухо. Возможно, он решил, что они квиты. По крайней мере, пока не заметил Сейнта со мной. Но, возможно, ему все равно не придется держать Сейнта подальше от меня.

Брови Мак хмурятся.

— Что ты имеешь в виду?

— Мой отец убил его маму, Мак. Он не собирается просто так прощать меня за то, что моя семья сделала с ним. Они разрушили его детство. Они забрали единственного человека, который, когда-либо имел для него значение.

Мак хватает меня за руку и сжимает.

— Да, они сделали это, не ты. Он не будет считать тебя ответственной за то, что сделала твоя семья. Ему просто нужно время, чтобы все обдумать и остыть.

Боже, я надеюсь, что она права. За вычетом сумасшедшего психопата, который смотрел, как мы трахаемся, и преследовал меня по Николсон-Мэнор, наше писательское уединение было одним из лучших месяцев в моей жизни. Каким бы безумием это ни было, я влюбляюсь в своего преследователя, и я не готова к тому, что все это между нами закончится.

Мой телефон гудит от звонка с неизвестного номера. Четыре пропущенных. Вероятно, мой отец-маньяк-убийца пытается оправдать свои действия и вернуться в мою жизнь. Он не был нужен мне годами, и уж точно не нужен сейчас. Особенно если его присутствие отталкивает Сейнта.

— Ты не собираешься отвечать? — Спрашивает Мак, когда мой телефон звонит снова.

— Наверное, это просто мой отец.

— А что, если у кого-то начнутся роды?

— Например, у кого?

— Я не знаю - может, ошиблись номером, и они не поймут, что звонят не бабушке, пока ты не ответишь.

Я фыркаю через нос и отвечаю на звонок.

— Извините, я думаю, вы ошиблись номером.

К моему удивлению, никто не отвечает.

— Алло?

Снова тишина.

— Папа? Ты здесь?

Серьезно? Этот засранец собирается взорвать мой телефон, а потом даже не соберется ответить?

— Я думала, эра розыгрышей закончилась. У тебя что, нет ни хрена получше, чем так проводить время?

Он по-прежнему ничего не говорит.

— Твой       телефон отключен или что-то в этом роде? Нажми кнопку включения звука.

Тишина.

Может быть, это вообще не мой отец. Он определенно не заткнулся бы, если бы заставил меня ответить на его звонок.

— Это что, одна из тех жутких фетишистских штучек с сексом по телефону? Для этого у них есть горячие линии. Позвони кому-нибудь из них. — Я вешаю трубку. —Почему жизнь такая сука?

Мак встает.

— Я собираюсь налить нам вина.

— Сейчас середина дня, — кричу я, когда она уходит на кухню.

— Вот именно! Вот почему я сказала вино, а не ликер.

Экран моего телефона снова загорается. Звонок с того же номера. Ты, должно быть, шутишь.

— На этот раз тебе лучше что-нибудь сказать.

Когда меня встречает еще большая тишина, я чуть не кричу. Это уже самый неприятный разговор, который у меня когда-либо был, а они до сих пор не сказали ни слова.

Что, если это из-за Остина? Или доктора Барретта? Кто-то, кто знает, что я каким-то образом причастна. Кто-то, кто хочет отомстить за смерть одного из них. И они думают, что я их цель.

Может быть, та блондинка, которая следовала за мной на черном BMW.

— Что бы ты ни думал, что знаешь обо мне, ты ошибаешься. Больше мне не звони.

Как только я вешаю трубку, я блокирую номер и звоню Тревору.

— Привет, Браяр! Ты вернулась домой? Как прошел ретрит? — Его веселый, знакомый голос на самом деле приносит мне немного утешения.

— Как ты думаешь, ты мог бы отследить для меня номер телефона?

Веселость в его тоне сменяется замешательством.

— Возможно. Я могу спросить своего приятеля в участке.

— Спасибо. Отправлю тебе сообщение. И прежде, чем ты спросишь, да, я уже заблокировала номер.

— Что все это значит?

— Я начала получать звонки с неизвестного номера, как будто кто-то был в огне, но, когда я наконец ответила, они отказались что-либо говорить. Я бы отмахнулась от этого как от какого-то глупого розыгрыша, но на моем писательском ретрите произошло нечто сумасшедшее.

— Что случилось? — Тревор спрашивает более настойчиво.

— Я в порядке, — успокаиваю я его. — Но мне показалось, что однажды ночью кто-то наблюдал за мной из окна. А потом была еще одна ночь, когда отключилось электричество, и кто-то вломился в дом.

— Подожди, Браяр. Кто-то прятался снаружи, наблюдая за тобой через окно, вломился в дом, и теперь тебе звонит таинственный незнакомец? Это, должно быть, твой преследователь.

Я качаю головой, хотя он меня не видит.

— Нет. Это не Сейнт.

Он был со мной в Николсон-Мэнор, когда я увидела незнакомца, скрывающегося снаружи, но я не могу сказать об этом Тревору.

— Откуда ты знаешь? Ты видела их лица?

— Нет, — признаю я. — Но я знаю, что это не он.

Теперь голос Тревора полон скептицизма.

— Как?

— Я знаю, где он был, когда злоумышленник наблюдал за мной и когда он вломился в дом. Злоумышленник не мог быть им.

— А что насчет звонков? Откуда ты знаешь, что он звонит тебе не с нового номера?

— Они молчат. Это не его стиль.

Сейнт не молчал с той первой ночи, когда он задержался у моего дома в маске. Кроме того, какая у него могла быть причина звонить мне с другого номера?

— Может быть, он морочит тебе голову, — мягко предполагает Тревор. Я знаю, что он всего лишь пытается быть голосом разума, и, возможно, если бы я не знала Сейнта так хорошо, как знаю его сейчас, и у меня в голове осталась хоть одна рациональная клеточка мозга, я бы согласилась с ним. — Я посмотрю, что можно сделать, чтобы отследить номер.

Вздох облегчения распутывает тугой узел в моей груди.

— Спасибо.

Прежде чем Тревор вешает трубку, он добавляет:

— Просто ... не доверяй ему, хорошо?

Я чуть не сказала ему, что борюсь с прямо противоположной проблемой. Я не уверена, что когда-нибудь смогу полностью доверять Сейнту или кому-либо еще.

— Я не буду.