– Нет, – шепчет она и идет ко мне с тканью в руках.
Она оборачивает красивый материал вокруг моей талии, чтобы посмотреть, как он будет струиться, затем проверяет свой эскиз, и, пока наблюдаю за своей талантливой сестрой, мое сердце разрывается от жалости к ней в тысячный раз. Так хотелось, чтобы она видела себя такой же, как я, — красивой как внутри, так и снаружи — и надела одно из тех потрясающих платьев, которые так любит создавать, вместо того чтобы просто шить их для меня и наших друзей.
– Как дела здесь, дома? – интересуюсь я.
– Все то же самое, – отвечает она, записывая цифры в свой блокнот. – Батиста Леоне заходил на днях, и они с папой провели почти три часа в папином кабинете.
В этом нет ничего нового. Как правая рука отца, Леоне проводит довольно много времени в нашем доме. При предыдущем доне он занимал эту же должность. Я слышала, что он собирался возглавить бостонскую семью, когда старый дон умер. Однако во время собрания капо и крупнейших инвесторов бизнеса, на котором обсуждался вопрос о преемственности, следующим доном избрали моего отца. Именно на этом собрании был заключен брак между моим отцом и вдовой предыдущего дона, Лаурой. Элмо было шестнадцать, мне – три, а Заре едва исполнился год, когда в нашем доме появилась новая мама. Массимо, сыну Лауры и покойного дона, было восемнадцать, когда он стал нашим сводным братом.
– Как думаешь, папа позволил Батисте остаться младшим боссом, потому что ему было неприятно, что у того фактически украли должность дона? – спрашиваю я.
– Возможно. Папа никогда не подходил на должность дона и знает об этом.
– Что?
– Эм... я имею в виду, ему нравится быть в центре внимания и когда люди обращаются к нему за советом, но как дону ему не хватает характера.
– Что ты говоришь? Он занимается делами семьи и поддерживает идеальный порядок уже более пятнадцати лет.
– Да, все так и есть, – бормочет она. – Ты хочешь молнию сбоку или сзади?
Я щурюсь на сестру, гадая, что она имела в виду своими загадочными комментариями. Я могла бы расспросить ее подробнее, но от этого никакого толку. Если Зара решает, что тема закрыта, то разговора не получится.
– Лучше на спине.
Зара делает заметку рядом со своим рисунком, затем берет лавандовую ткань из моих рук и начинает ее складывать.
– Мне нужно, чтобы ты пообещала мне кое-что, Нера.
– Что?
– Если ты когда-нибудь снова столкнешься с тем человеком, которого спасла, то немедленно уйдешь.
– Этот красавчик встретился мне случайно. – Я пожимаю плечами, притворяясь незаинтересованной. – Я помогла ему. Он ушел. Не представляю, что мы когда-нибудь встретимся снова.
– Этот человек знает, где ты работаешь.
– Он, наверное, уже забыл обо мне, Зара. Не волнуйся.
Я смеюсь в ответ, но, по правде говоря, втайне надеюсь снова встретить своего длинноволосого незнакомца.
Кай
Я держу на прицеле винтовки мужчину в желтых шортах и белой футболке. Вся территория парка является частью собственности мистера Экстраординарный Бегун и тщательно охраняется. Кто-то из охранников снабдил Крюгера ежедневным расписанием этого парня, но у них не было кода для сигнализации на воротах. Мне пришлось перелезть через стену и проникнуть внутрь во время смены охранников в полночь, а затем я провел ночь, лежа за кустом и поджидая свою цель.
Бегущий человек на мгновение останавливается, потягивается, потом бежит дальше. Никогда не пойму, зачем в пять утра выходить на пробежку ради развлечения.
Во время моей базовой подготовки в подразделении З.Е.Р.О. ежедневно проводились интенсивные занятия по физической подготовке, о пропуске которых не могло быть и речи. Туда входили бег и другие виды кардиотренировок. Тренировочные упражнения и поднятие тяжестей. Лазание по канату. Спарринг с другими новобранцами в рукопашном бою, как голыми руками, так и с различными клинками. По четыре часа в день мы закаляли свое тело, развивали ловкость и выносливость, чтобы набрать мышечную память, необходимую для того, чтобы справляться с нагрузками на поле боя. Остаток дня посвящали военной тактике и обучению обращению с оружием, включая основы владения различными пистолетами и винтовками, метательным оружием, а также взрывными устройствами и легкой артиллерией. Вторая часть была предназначена для того, чтобы превратить нас в идеальные машины для убийства. Итак, я понимаю необходимость тренировать тело, когда за этим стоит конкретная цель. Но не понимаю стремления бегать ради удовольствия.
Я держу бегуна на прицеле, но мысленно возвращаюсь к той ночи на прошлой неделе. И к той девушке. Наверное, в сотый раз за последние двадцать четыре часа. На самом деле, если быть честным с самим собой, с того момента, как покинул ветеринарную клинику, я постоянно думал о ней. Она предложила мне свою помощь, не ожидая ничего взамен. Это меня озадачивает. Меня приучили ни от кого ничего не ожидать, поэтому не могу понять ее поступков.
А еще никак не могу выбросить из головы ее образ — такой серьезной и уверенной в себе, с крошечным пистолетом, прижатым к моей груди. Юная. Хрупкая. Но храбрая и решительная. И чертовски безрассудная. Совсем как тигренок.
Ее красный шарф все еще у меня в кармане. Я сказал себе, что взял его с собой, потому что не хотел оставлять свою ДНК на ее рабочем месте, но это, конечно, полная чушь. Когда уходил, в той клинике оставалось так много моей крови, что то количество, что впиталось в ее шарф, просто ничтожно. Мне захотелось сохранить что-нибудь из ее вещей — на память– и я украл его. До тех пор я за всю свою жизнь ни разу ничего не украл.
Нужно проведать ее.
Потребность убедиться, что она в безопасности, поднимается во мне подобно приливной волне. Это необъяснимое, нелепое чувство не дает мне покоя, и, как бы ни старался, я не могу от него избавиться. Это преследует меня каждую минуту, каждый день всю неделю, и не понятно, как с этим бороться. Мне плевать на людей. На самом деле я и о себе то не сильно пекусь, поэтому такая забота о чужом благополучии мне совершенно чужда.
Я собираюсь навестить ее сегодня.
И тут же мне сразу становится легче дышать.
Да. Я вернусь в Бостон, как только закончу здесь.
Но дело в том, что я никогда не планировал покидать территорию мистера Любителя бегать ради развлечения живым.
В моей работе малейшая ошибка или недосмотр могут привести к неминуемой смерти. Я решил, что мне давно пора заканчивать. Я бы никогда не доставил Крюгеру, ублюдку, который превратил меня в того, кто я есть, удовольствия думать, что он выиграл эту негласную войну между нами, лишив меня жизни. Никогда. Но все совершают ошибки на поле боя.
Бегун сворачивает налево, к небольшому пруду, два телохранителя следуют в нескольких футах позади. На фонарных столбах вдоль дорожки для бега установлены камеры, но они не направлены на территорию вокруг водоема. Если я выстрелю, когда они вернутся на тропинку, это зафиксируют камеры, и всю территорию перекроют.
Таков мой план. Всего одна маленькая ошибка — выстрелить, когда цель зайдет в зону видимости камеры, — и я мертв. Если в загробной жизни есть ад, уверен, что именно там я и окажусь. Мне насрать. Я уже в аду, а вед еще даже не покинул землю.
Стрелять сейчас, пока они вне поля зрения камеры? Или подождать, пока выйдут под объективы камер, убить и подписать себе смертный приговор? Тигренок или моя смерть?
Если позволю себя убить, то не смогу убедиться, что с девочкой все в порядке. Мне нужно быть уверенным, что она в безопасности, и эта потребность сильнее, чем желание окончательно покончить со своим существованием.
Я кладу палец на спусковой крючок. Бегун продолжает свой бег вокруг пруда. Его охрана следует за ним, выстроившись в ряд, как утки. Прицелившись в одного из телохранителей, я стреляю. Мужчина спотыкается и падает лицом вниз на траву. Другой телохранитель уже вытащил пистолет и встал перед мистером, который скоро умрет, закрывая его своим телом. Судя по тому, как они стоят, если выстрелю в шею телохранителя, пуля, скорее всего, пройдет навылет и попадет в лицо моей цели. Двух зайцев я убью одним выстрелом. Жаль, что в контракте было специальное требование — лицо бегуна должно оставаться нетронутым.
Я опускаю прицел и стреляю. Пуля попадает телохранителю чуть выше ключицы. Ноги мужчины подкашиваются. Затем целюсь в голову, и пуля попадает ему между бровей. Мистер Желтые Штаны пытается убежать. Держу пари, он уже обоссался, но трудно сказать наверняка, учитывая его стиль одежды. Я простреливаю ему обе ноги.
Я нахожусь на противоположном берегу пруда, так что за пять минут добираюсь до бегуна. Он воет, катаясь взад-вперед по траве. Я достаю телефон, включаю видеокамеру и присаживаюсь на корточки рядом с ним.
– Подержи это. – Я вкладываю телефон ему в ладонь. – Вот так. Прямо перед своим лицом.
– Пожалуйста! – хнычет мужчина и качает головой. Телефон выскальзывает из его рук.
– У меня не так много времени. – Я снова вкладываю телефон ему в руку. – Держи его перед своим лицом.
Он продолжает хныкать, но держит телефон перед собой.
– Вот так. Отлично. – Я достаю нож и приставляю к его горлу. – Теперь смотри в камеру и говори: «Извините, что трахнул вашу жену, мистер Делейни».
– Я... мне жаль... – заикается он, затем начинает плакать. – Кто вы? Зачем это делаете?
– Этого нет в сценарии. – Я останавливаю запись, затем снова включаю камеру. – Еще раз. Громко и четко, пожалуйста.
– Извините, что трахнул вашу жену, мистер Делейни.
– Отлично, – киваю я и перерезаю ему горло.
Я отправляю видео Крюгеру, затем иду обратно за винтовкой. Чертовы частные контракты и их особые пожелания.
***
Есть только одно, что я ненавижу больше, чем людей. И это автомобильные пробки.
Я поехал в Бостон в объезд, чтобы не стоять в пробках, так почему же, черт возьми, передо мной стоит вереница машин, блокирующих въезд на эстакаду? И дело не в часе пик, потому что машины не двигаются, а некоторые водители вышли наружу. Посреди дороги собралась толпа. Я тоже выхожу и иду посмотреть, что происходит.