Штанина парня разорвана до середины бедра, обнажая длинную рану, из которой сочится кровь. Я обматываю шарфом его ногу прямо над раной и завязываю тугим узлом.

– Моя машина вон там. Я отвезу тебя в больницу. – Я встаю и протягиваю ему руку.

Серебристые глаза снова встречаются с моими. Незнакомец смотрит на мою протянутую руку, словно та собирается его укусить. Затем медленно обхватывает мои пальцы своими. Отталкиваясь от земли другой рукой, он начинает подниматься. Все выше и выше. Когда наконец встает во весь рост, мне приходится запрокинуть голову к небесам, чтобы встретиться с его глазами.

– Никакой больницы, – говорит он, отпуская мою руку. – Я припарковался в нескольких кварталах отсюда, подкинь меня до места и всё.

– Конечно, – с трудом выдавливаю я. – Э-э... тебе нужна помощь?

Уголки его губ приподнимаются, когда он окидывает меня взглядом с головы до ног – все мои пять футов и четыре дюйма – и качает головой. Может, я и среднего роста для женщины, но он выше меня на целый фут.

– Разве тебе не нужно завтра в школу? – спрашивает он, направляясь к моей машине и опираясь на стену здания справа от себя.

– Я закончила ее уже больше года назад, – отвечаю я, спеша открыть для него пассажирскую дверь.

Огромный раненый мужчина с трудом хромает по тротуару и хватается за дверцу машины. Его лицо бледно, а шарф, который повязала вокруг его бедра, полностью пропитан кровью.

– Ты не сможешь вести машину в таком состоянии. – Пока обхожу машину, он практически падает на пассажирское сиденье. – Тебя порезали ножом? – спрашиваю, заводя двигатель.

– Это пулевое ранение. – Они кидает пистолет на приборную доску. – Моя машина примерно в миле отсюда.

Я изо всех сил стараюсь сосредоточиться на дороге, но то и дело поглядываю на незнакомца рядом. Который начинает расстегивать рубашку!

– Что ты делаешь?

Он не обращает внимания на мой вопрос и продолжает расстегивать рубашку, постанывая при этом.

– Боже мой! – вскрикиваю при виде кровавого месива на его боку.

– Смотри на дорогу, тигренок.

– Я отвезу тебя в больницу.

– Нет, никакой больницы, – отрезает он, прижимая свернутую одежду к кровоточащей ране над бедром. – Меня ждет врач... дома. Мне просто нужно попасть туда.

– Тогда я отвезу тебя домой.

– Нет.

Я сжимаю руль и украдкой бросаю на него взгляд. Где бы ни находился его дом, он истечет кровью, не доехав до него. Но меня не должно это волновать. Я и так уже сглупила, позволив вооруженному незнакомцу с огнестрельными ранениями сесть в мою машину. Ввязываться в это глубже – это уже верх идиотизма. Я тихо чертыхаюсь и поворачиваю направо.

– Я отвезу тебя в ветеринарную клинику, где работаю. Попытаюсь остановить кровотечение, а потом ты уж сам по себе.

***

– Ты можешь лечь сюда? – Я киваю в сторону металлического стола в центре комнаты.

Мой раненый незнакомец стоит с пистолетом в руке, прислонившись плечом к дверному косяку, и осматривает глазами помещение.

– Здесь только мы, – успокаиваю его. – Клиника откроется завтра в восемь утра.

Он еще раз оглядывает комнату, а затем отталкивается от косяка и хромает к столу. Он почти дошел до него, когда внезапно останавливается и хватается за шкаф слева от себя.

Я подбегаю к нему и закидываю его руку себе на плечо.

– Давай, еще несколько шагов.

Пока мы идем к столу, меня окутывает теплом его тела. Моя левая ладонь лежит на его обнаженной спине, чуть выше пистолета, заткнутого за пояс, а правой я сжимаю его предплечье. Дружеские объятия с друзьями-мужчинами случаются в моей жизни. Но сейчас, практически прижавшись к незнакомцу, я как никогда остро ощущаю близость его тела. Тяжесть его руки на моих плечах. Легкое прикосновение моего бедра к его. Твердые мышцы его предплечья под моими пальцами. Его теплое дыхание на макушке. Он словно окружает меня своим присутствием, и все остальное уже неважно. Никогда ранее не испытывала таких чувств с друзьями.

Нам кое-как удается добраться до стола. Я помогаю незнакомцу подняться на него, затем подкатываю поближе тележку с хирургическими инструментами и медикаментами.

– Итак. – Собираясь с духом, я делаю глубокий вдох и роюсь в первом ящике. – Сначала мы займемся раной на боку. Где-то здесь должен быть бинт. – Мои пальцы, наконец, обхватывают знакомую трубчатую форму, и я кладу рулон на стол. Выпрямляясь, замечаю коробку нитриловых перчаток на соседнем столе. У меня трясутся руки, когда вытаскиваю пару и ее надеваю.

Сумасшедшая. Все происходящее – просто безумие. Сперва мне этот план показался совсем не сложным, но сейчас я медленно впадаю в панику. Глупая. Глупая. Глупая.

– Сначала нужно извлечь пулю, тигренок.

Я резко поворачиваю к нему голову и в ужасе смотрю на него, разинув рот. Что? Я ни за что не выну пулю из его тела. Собиралась лишь перевязать его, чтобы остановить кровотечение.

Легкая улыбка приподнимает уголки его губ. Кажется, он находит ситуацию забавной. Мой пульс учащается, когда заворожено смотрю в его серебристые глаза. Какие же секреты скрыты в их глубине? Эти бледные радужки словно намекают мне, что я смотрю смерти прямо в глаза, но мое сердце бешено колотится не от страха.

Я остро осознаю, что осталась наедине с незнакомцем глубокой ночью – с мужчиной в два раза больше меня и который, даже раненный, с лёгкостью свернёт мне шею. И всё же сердце так лихорадочно бьётся вовсе не от страха.

Из его косы выбилось ещё больше прядей, словно чёрными щупальцами обрамляя его красивое лицо. Теперь при ярком свете я замечаю, что оно не столь совершенно, как мне сначала показалось. На его лбу шрам и ещё один на левой скуле, но они не портили его.

– Пуля не глубоко вошла. – Он взял щипцы с тележки и вложил их мне в руку. – Ты справишься.

Я сжимаю щипцы и гляжу на рану в его боку.

– У нас здесь обезболивающее только для животных.

– Я не доверяю лекарствам. Обойдемся без них, – отвечает он и ложится на стол.

– Ну конечно. Без обезболивающего. – Я сглатываю. Боже, он сумасшедший.

Стараясь не впасть в панику, я начинаю очищать кожу вокруг раны. Так много крови, но мне удается сдержать дрожь в руках, и я приступаю к работе.

– Пуля примерно на глубине полдюйма, – предупреждает он. – Ты можешь ее даже нащупать.

Не падай в обморок. Только не падай в обморок. К горлу подкатывает желчь. Я осторожно погружаю щипцы в рану. Я много раз наблюдала, как лечат животных, в том числе и с довольно серьезными рваными ранами, но никогда не видела, как извлекают пулю. Хочется закрыть глаза, отгородиться от крови и изувеченной плоти. Я стискиваю зубы.

Сильные пальцы обхватывают мое запястье и направляют слегка влево. Он сдерживают свою силу, словно боится причинить мне боль.

– Вот здесь, – говорит он, но я не отвожу глаз от раны. – Чувствуешь ее?

Я киваю.

– Хорошо. Теперь вытаскивай ее.

Я задерживаю дыхание и сжимаю пулю щипцами. Незнакомец напрягается, но не издает ни звука. Холодный пот выступает у меня на лбу, и я медленно вытаскиваю пулю. Тут же из раны хлещет кровь. Я бросаю щипцы и пулю на тележку, беру бумажное полотенце и прижимаю его к ране.

– Что теперь? – выдыхаю я.

– Сперва очисть рану от крови. Затем наложи повязку, можно даже несколько, и забинтуй. Затем закрепи все скотчем.

Я следую его инструкциям. Закрепив повязку на его бедре, хватаюсь за край стола и пытаюсь выровнять дыхание. Столько крови на моих руках, почти по локоть.

– Теперь нога, – бормочет он, садясь на столе. – Есть эластичные бинты?

Кивнув, снимаю окровавленные перчатки, достаю из ящика два бинта и дрожащими пальцами кладу их в его протянутую руку. Кожа на его ладони грубая, толстый шрам пересекает ее по диагонали.

– Тигренок.

Я перевожу взгляд с его руки на лицо. Его глаза пристально наблюдают за мной. Он слегка обхватывает мое правое запястье пальцами, как до этого несколько минут назад. Затем поднимает мою руку и прижимается губами к кончикам моих пальцев. И я вдруг забываю, как дышать.

– Ты молодец. – Его хрипловатый голос словно ласкает меня, но потом он отпускает мою руку.

Потрясенная, я просто стою и смотрю, как он открывает бинт и начинает обматывать им бедро. Он даже не вздрагивает. Моя паника потихоньку уменьшается, и я, наконец, могу рассмотреть его во всей его прекрасной мужской красе.

Я блуждаю взглядом по его огромной обнаженной груди, каждая мышца так идеально очерчена, что на нем можно изучать анатомию. Что? Да, именно такие мысли бродят у меня в голове, пока наблюдаю за тем, как напрягаются его бицепсы, когда он бинтует ногу. Она у него, наверное, толще, чем оба моих бедра вместе взятых. Мои щеки покрываются румянцем, но я продолжаю смотреть на него без капли стыда.

Не только на его лице, но и на теле были шрамы. На левом предплечье виднелся пятидюймовый шрам – видимо, старая ножевая рана. На животе и груди также есть несколько небольших отметин. Та что круглой формы на его плече возле правой ключицы определенно осталась от пули.

Он заканчивает перевязку и встаёт со стола, и снова мне приходится запрокидывать голову, чтобы встретиться с ним глазами.

– В следующий раз, когда наткнешься на человека с огнестрельным ранением, ты либо убежишь, либо его убьешь. – Его лицо оказывается всего в нескольких дюймах от моего, и темная прядь волос касается моей щеки. – Поняла, тигренок?

– Да, – отвечаю шепотом.

Он берет свою испачканную рубашку, затем тянется за моим шелковым шарфом на столе и засовывает его в карман своих брюк. И, прихрамывая, идет к двери.

– И никакого «спасибо, что спасла мою жизнь»? – бормочу я.

Мой таинственный незнакомец останавливается и отвечает, даже не обернувшись:

– Ты же все еще жива?

– Да. И что?

– Это и есть моё тебе спасибо, тигрёнок.

Звон колокольчика над дверью возвещает о его уходе.

Я смотрю на свою руку. Еще не прошло покалывание в том месте, где его губы коснулись кончиков моих пальцев. Это был поцелуй? Я стою посреди операционной и гляжу на свою руку почти пять минут. Когда наконец прихожу в себя, бегу к двери, боясь найти длинноволосого парня лежащим на парковке.