Так я и думал.

– Передай этому ублюдку, если он хочет моей смерти, пусть попробует убить меня сам.

– Да, я всё передам. – Парень прочищает горло. – Не могли бы вы сообщить мне о статусе миссии, мистер Мазур.

– Задание выполнено, черт побери! – Я вынимаю наушник и засовываю его в карман.

Характер моих отношений с Ленноксом Крюгером, главой подразделения «З.Е.Р.О.», всегда был неоднозначным. Он любит говорить, что спас меня, когда забрал из психиатрической лечебницы для несовершеннолетних, считающихся слишком опасными для общества. По правде говоря, он хотел завести себе ручного зверька, которого мог бы натренировать убивать людей без угрызений совести. Что ж, он получил то, что хотел, и даже больше. Не сомневаюсь, он бы уже давно избавился от меня, но я единственный оперативник, кто остался от первоначального подразделения «З.Е.Р.О.». После ухода Белова и Аза я последний из его психованных подручных.

Давным-давно наша неблагополучная группа братьев была собрана вместе с одной-единственной целью: быстро уничтожать цели и делать это, не оставляя следов. После исчезновения Аза, а позже и Белова, Крюгер решил оставить военную службу и открыть частную фирму. Он собрал новые команды для выполнения как государственных, так и частных заказов. Это могли быть вымогательства. Или защита любого, даже высокопоставленного преступника, имеющего достаточно большие карманы, чтобы заплатить гонорар, который он требовал за беспринципные методы, и не задавал лишних вопросов. Даже убирал полевых командиров или правительства небольших стран, если цена была подходящей. И, конечно, брал заказные убийства.

Капли крови забрызгали блестящую белую керамическую раковину и правую сторону зеркала над ней. Когда смотрю на свое отражение, на месте глаз расплывается большое красное пятно. Как удачно. Я кладу пистолет на стойку и расстегиваю пиджак.

– Черт, – стону я, расстегивая кевлар, который надеваю поверх рубашки.

Несколько пуль попали мне в грудь, из-за чего стало трудно дышать. Я сбросил бронежилет на пол и задрал рубашку, чтобы осмотреть рану возле бедра. Противобаллистическое полотно не закрывало эту часть тела. Я стискиваю зубы и ощупываю пальцами кожу вокруг раны. Пуля, кажется, вошла не так уж глубоко, благодаря преграде в виде двери и моему защитному снаряжению.

Я не беспокоюсь о своей брошенной одежде и выхожу из студии. Моя ДНК и так уже повсюду, благодаря кровотечению из раны, но ни в одной базе данных нет информации обо мне. Надеюсь, команда чистильщиков Крюгера сможет разобраться с этим дерьмом. Если нет, то так тому и быть. Одним нераскрытым делом станет больше.

Первая пуля лишь задела бедро. Но рана в боку могла стать проблемой. Я не планировал, что меня подстрелят сегодня ночью, поэтому оставил машину в нескольких кварталах отсюда. Пройти такое расстояние с пулей, застрявшей чуть выше моей тазовой кости, будет непросто.

Вокруг никого нет, когда хромаю через парковку — только я, звезды и полная луна, освещающая пустынные окрестности.

На мгновение останавливаюсь и смотрю на небо. В детстве я часто сбегал из дома, пока все в моей приемной семье засыпали, и забирался на крышу, чтобы полюбоваться небом. Меня интересовали не темные просторы и не их кажущаяся бесконечность, а мерцающие точки этих далеких звезд. Они казались такими маленькими, но их сияние пронизывало темноту, словно они маяки, освещающие путь для тех, кто заблудился в темноте. Я протягивал руку и представлял, как сжимаю звезду в кулаке, как будто мог удержать этот спасительный огонек. Но, разжав ладонь, обнаруживал, что там ничего нет. Свет все еще мерцал в небе, искушая меня попробовать еще раз, но всегда оставаясь недосягаемым.

В последний раз, когда пытался поймать звезду, мне было восемь лет. Мой приемный отец нашел меня на крыше и стащил вниз за волосы. Затем отвел меня в подвал и избил до полусмерти. После этого я даже стоять не мог. Он обозвал меня слабоумным и оставил лежать в луже собственной крови, а сам пошел наверх за бритвой. У меня не осталось сил сопротивляться, когда он снова схватил меня за волосы и обрил наголо.

Два дня спустя, когда смог встать на ноги, я нашел ту бритву, вошел в комнату приемного отца и перерезал ему горло. После той ночи больше никогда не пытался поймать звезду. Наверное, это укрепило мою веру в то, что небесное сияние предназначено не мне.

Я поворачиваюсь лицом к сияющему шару в темном небе и закрываю глаза, представляя, как было бы хорошо никогда больше их не открывать.

Нера

Светофор загорается красным. Я делаю музыку громче и выглядываю в открытое окно. Папе не нравится, что я еду через эту часть города, он считает, что это опасно, но так гораздо быстрее. Я довольно часто пользуюсь этой дорогой, потому что ветеринарная клиника находится в соседнем квартале, и в любом случае в это время ночи вокруг никого нет.

Я подпеваю мелодии из радио, барабаня пальцами по рулю, и тут мое внимание привлекает движение в переулке на другой стороне улицы. Мужчина медленно шел, опираясь рукой о стену. Он останавливается на мгновение, затем делает два шага, и его ноги подкашиваются.

Черт. Может, мне подойти и посмотреть, что с ним? Нет, лучше пусть кто-нибудь другой поможет ему. Я смотрю на светофор. Все еще красный. Мой взгляд возвращается к мужчине в переулке. Сейчас он сидит на земле, прислонившись к стене здания, и его голова запрокинута вверх. Наверняка это просто пьяница, который заблудился или настолько пьян, что даже не может идти прямо. С ним все будет в порядке, говорю я себе, но не могу отвести от него глаз.

Кажется, он смотрит на небо, прям как я до этого. Уже не один раз я вглядывалась в ночь и спрашивала себя, что уготовила мне жизнь. Он делает то же самое? Неужели он, как и я, тоже мучается вопросом: «Что меня ждет впереди?»

Может, у этого парня нет телефона. Иначе он бы уже позвал кого-нибудь на помощь. Черт. Я жму на газ, как только загорается зеленый, разворачиваюсь, затем направляю машину к пустынному тротуару и останавливаюсь между двумя зданиями.

Идти в темный переулок, чтобы помочь странному незнакомцу, глупо, но не могу пройти мимо. Я достаю спрятанный под сиденьем пистолет. Засунув его сзади за пояс брюк, выхожу из машины.

Уличный фонарь у начала переулка заливает тротуар желтоватым светом. Я держу правую руку на рукояти пистолета, готовая в любой момент его выхватить. Может, я и безрассудна, но не глупа. Два года назад я застукала одного из людей моего отца, когда он трахал горничную, в то время как должен был нести караульную службу. Я шантажировала его, чтобы он научил меня и мою сестру стрелять. Зара сначала не хотела, но в итоге оказалась прирожденным стрелком. Может, я и не самый лучший стрелок, но с близкого расстояния точно попаду.

Я подхожу к мужчине и останавливаюсь у его ног. На нем черные брюки и черная рубашка, две верхние пуговицы которой расстегнуты. Его левая штанина выглядит мокрой, а на асфальте под ним видны пятна крови. Мой взгляд скользит по его невероятно широкой груди, медленно поднимающейся и опускающейся с каждым затрудненным вдохом, затем поднимается к его лицу. У меня перехватывает дыхание.

Никогда не видела более красивого мужчины. Определенно старше меня и не похож на тех незрелых павлинов на отцовской вечеринке. Черты его лица резкие, словно высеченные в камне. Высокие скулы. Волевой подбородок с аккуратной короткой щетиной и слегка крючковатый нос. Его закрытые глаза обрамлены густыми черными бровями, а на лицо спадает несколько прядей черных, как смоль, волос, концы которых доходят почти до пояса. Я никогда не встречала мужчину с такими длинными волосами.

– Вам нужна помощь? – спрашиваю его, беря себя в руки.

Мужчина не отвечает. Я бросаю взгляд через плечо. Вокруг по-прежнему никого. Отлично. Не выпуская пистолета из рук, я приседаю и наклоняюсь ближе к нему.

– Эй. – Я тыкаю его пальцем в грудь.

Я даже не замечаю его движения. Только он сидел без сознания у стены, как вдруг уже прижимает пистолет к моему виску, сверля меня взглядом. Я замираю. Холодный пот выступает у меня на лбу, а по спине пробегает дрожь от страха. Я уже не успею достать оружие, поэтому просто смотрю в его необычные глаза. Они такого светлого серого оттенка, что кажутся почти серебряными.

– Кто ты, черт возьми? – хрипло спрашивает он глубоким голосом.

– Судя по всему, идиотка.

Он хмурится и оглядывает мою блузку в цветочек и белые брюки. Его взгляд поднимается выше и останавливается на моих темно-русых волосах, собранных в высокий хвост и перевязанных красным шелковым шарфом. Ощущение холодного металла у виска исчезает.

– Убирайся на хрен, малышка, – хрипит он и снова откидывает голову на стену, закрывая глаза. – Глупая девчонка.

Я достаю пистолет из-за спины и прижимаю дуло к его груди, прямо над сердцем.

– Глупая, но с оружием.

Его великолепные глаза распахиваются. Он смотрит мне прямо в глаза, обхватывает пальцами дуло пистолета и приставляет его к своей переносице.

– Сделай мне одолжение. Не промахнись. – Его голос звучит так равнодушно, словно его жизнь ничего не значит.

Я смотрю на сумасшедшего передо мной, не в силах отвести взгляд. Некоторые люди на словах говорят, что им безразлична собственная жизнь, но в критической ситуации сделают все возможное для своего выживания. Самосохранение – это основной инстинкт, независимо от обстоятельств.

– Ну же, тигренок. Я не могу ждать всю ночь. – Он убирает руку с пистолета и снова закрывает глаза.

Разумнее всего было бы вернуться в машину и оставить красавчика умирать от потери крови, но не для меня. И мы уже выяснили, что я идиотка. Я опускаю пистолет и прячу его за пояс брюк. Затем стягиваю шарф с волос.