До той ночи четырнадцать лет назад.

Был канун Нового года. Весь дом украсили красивыми золотыми лентами с красными полосками по краям – это я помогала маме их выбирать. На самом деле она была нашей мачехой, но ни я, ни Зара никогда не называли ее так. Наша мать умерла во время родов Зары, и Лора стала для нас единственной мамой.

В тот вечер столы накрыли белыми атласными скатертями, по углам которых закололи большие золотые банты. Великолепные цветочные композиции украшали каждое блюдо. Наши родители стояли у большой рождественской елки — папа в элегантном черном костюме, а мама в красивом шелковом платье, которое гармонировало с голубизной ее глаз. Новогодняя вечеринка всегда была большим событием, и, помимо членов семьи, на ней присутствовало много политиков и правительственных чиновников. Я не знала, кто есть кто, но помню, как указала на мужчину с длинной белой бородой, который смеялся над шуткой нашего отца, и заявила Заре, что он судья, а не султан из «Аладдина». Папа сказал мне об этом, когда заходил проведать нас тем вечером. Но Зара возразила, что этот мужчина больше похож на Санту.

Массимо, наш сводный брат, стоял в холле, как раз под лестницей, где мы с Зарой прятались, и вел серьезный разговор с двумя мужчинами. Ему тогда уже исполнилось двадцать, но он всегда казался старше, возможно, из-за своей постоянной мрачности и серьезности. Массимо никогда не обращал особого внимания на нас с Зарой, мы были слишком малы для него, но с нашим старшим брат Элмо они были неразлучны.

Спустя годы я часто задумывалась, как они тогда так хорошо ладили. Задумчивый, асоциальный Массимо был полной противоположностью жизнерадостному и прямолинейному Элмо. Хотя они близки по возрасту, Массимо вел себя так, словно по меньшей мере на десять лет старше веселого и беззаботного Элмо.

Пока мой сводный брат вел деловые переговоры, Элмо, прислонившись к мраморной колонне у парадного входа, флиртовал с хорошенькой рыжеволосой женщиной. В пять лет я не очень понимала значения слова «флирт», но с годами, по мере взросления, все больше и больше деталей прояснялось для меня.

Элмо совсем недавно исполнилось восемнадцать, и я помню, каким взрослым он казался мне в черном смокинге. Он поддразнивал женщину, почти вдвое старше его, и та заливалась веселым смехом, а мы с Зарой хихикали в ответ. От сына дона ожидалось, что он станет более тесно общаться с капо, но Элмо это не интересовало. Зато Массимо всегда оправдывал возложенные на него ожидания.

Запахи сигарного дыма, алкоголя и изысканной еды доносились даже до верхнего этажа, где мы с Зарой наблюдали за происходящим внизу. Моя сестра вскрикивала каждый раз, когда замечала новое красивое платье, и мне приходилось постоянно напоминать ей, чтобы она вела себя тихо, иначе нас обнаружат.

Лучше бы я ей ничего не говорила.

Лучше бы нас заметили и отправили спать.

Была почти полночь, все веселились. Мужчина в белом костюме наигрывал мелодию на пианино, которое привезли специально для этого случая. Официанты сновали между гостями, разнося высоко над их головами подносы с изящными высокими бокалами с шампанским для тостов. По-настоящему экстравагантное, праздничное мероприятие.

У входной двери двое мужчин начали спорить. Шум вечеринки заглушал их слова, но вскоре громкие голоса перешли в крики. Когда мужчины с раскрасневшимися от злости лицами начали драться, Элмо оставил рыжеволосую даму и бросился к ним. Мой брат, отличавшийся миролюбием, несомненно, намеревался их разнять.

Он не видел оружия, которое вытащил один из мужчин. Но Массимо, очевидно, заметил, потому что побежал к двери, крича Элмо, чтобы тот возвращался.

Но тут в украшенной к празднику комнате раздался оглушительный выстрел. Элмо отшатнулся, прижав руку к груди. Голоса и музыка внезапно стихли, будто кто-то их выключил. Тишина длилась меньше секунды, а после ее нарушил звериный рев Массимо. Мое сердце гулко билось, я сжимала деревянные стойки перил и смотрела, как Массимо подхватывает падающего Элмо. В комнате началась паника, и гости бросились к выходу. Посреди этого хаоса мой сводный брат завел руку за спину и вытащил пистолет.

Воздух пронзил еще один выстрел – это Массимо выстрелил в мужчину, убившего Элмо.

Эхо этих выстрелов еще несколько часов звучало в моих ушах. Даже пронзительная сирена скорой помощи и рев двигателя коронерской машины, которая позже увезла Элмо, не смогли заглушить этот звук. И еще продолжало греметь у меня в голове, перекрывая оглушительный хлопок дверцы полицейской машины в ночной тишине, когда полицейские уводили Массимо.

Именно тогда мой идеальный мир лопнул, как большой мыльный пузырь.

– Мисс Веронезе, вам подать машину? – Голос лакея выдергивает меня из болезненных воспоминаний, и образы золотых лент и крови рассеиваются перед глазами.

– Да, пожалуйста, – киваю я и обхватываю себя руками. – Спасибо.

– Сегодня прекрасная ночь, правда? – бросает он через плечо.

Я смотрю на небо, на котором россыпь мерцающих звёзд окружила большую полную луну, вдали виднелись очертания деревьев.

– Да, – шепчу я. – Ночь прекрасна.

Кай

Под ногами хрустит гравий, я пересекаю пустую парковку и иду к недостроенному шестиэтажному жилому зданию. Уличные фонари по всему кварталу выключены, но яркий свет полной луны создает нежелательные осложнения, заставляя меня держаться в тени.

Подхожу к открытым настежь служебным дверям, внутри здания слышится приглушенный лязг. Стараясь идти непринужденно, я достаю пистолет и проникаю на лестничную клетку.

– Чем могу вам помочь? – спрашивает мужчина в спецовке с верхней площадки лестницы. Рядом с ним стоит ведро с чистящими средствами. Уборщик.

Во всем квартале ведутся строительные работы, и жильцы еще не въехали, так что в этот час здесь не должно быть никакого персонала. Очевидно, мне дали неверную информацию. Я поднимаю оружие, целясь в голову уборщику.

– Прошу, – молит мужчина. – У меня семья. Двое детей и...

Я не слушаю его и нажимаю на курок.

Мужчина со стуком падает на пол, его тело скатывается по лестнице и останавливается у моих ног. Из большой дыры в центре его лба сочится кровь, а его невидящие глаза, кажется, устремлены на меня. В некоторых культурах верят, что души умерших остаются в этом мире и вечно следуют за человеком, который оборвал их жизнь. Преследуют их. Этот мертвец может присоединиться к армии, которая уже стоит у меня за спиной.

– Я внутри, – передаю через блютуз-микрофон и переступаю через тело. — Расчетное время выполнения задания – четырнадцать минут.

– Принято. Перехожу на режим радиомолчания. – После этого подтверждения аудиосигнал отключается.

Моя цель должна находиться в одной из квартир на третьем этаже, где проводит тайную встречу с двумя ближневосточными олигархами. Замешаны ли тут нефть, оружие или другое, не важно. Меня интересует лишь предпочтительный метод устранения следов, если таковой предусмотрен. В военных контрактах редко указывается эта деталь. Как правило, единственное требование заключается в том, чтобы ничто на месте преступления не могло привести к ним. Однако к частным контрактам часто прилагается ряд специфических требований, которые порой кажутся слишком странными. К счастью, сегодня дан старый добрый приказ на уничтожение, главное, чтобы всё было сделано профессионально и без свидетелей. Без всяких дурацких условий. Мне такие контракты нравятся гораздо больше.

Я поднимаюсь на лестничную площадку третьего этажа и направляюсь по коридору к двум мужчинам, стоящим у последней двери справа.

– Эй! – кричит один, вытаскивая из-за пазухи оружие.

Я поднимаю пистолет и делаю два быстрых выстрела подряд. Телохранители падают на месте, у обоих одинаковые пулевые отверстия между глаз.

Дверь квартиры распахивается. Даже с глушителем звук выстрела невозможно заглушить полностью, он привлечет внимание. Я стреляю в парня на пороге, затем переключаюсь на следующего. Как только моя пуля попадает в цель, правую ногу пронзает жгучая боль. Ублюдку удалось ранить меня. Я стискиваю зубы от боли и вхожу внутрь. Прижимаясь спиной к стене и держа пистолет наготове, я двигаюсь по узкому коридору к двери в другом конце.

Град пуль вонзается в дверь передо мной, задев и меня пару раз. Я отшатываюсь назад, набираю в грудь воздуха и пинком распахиваю дверь. Посреди комнаты один из телохранителей как раз менял магазин. Не раздумывая, я дважды стреляю ему в грудь. Он дергается, его пистолет с лязгом падает на бетонный пол. Еще один выстрел в лоб, и его тело тоже падает замертво. У одного из моих бывших коллег была поговорка: «Никогда не думай, что кто-то мертв, пока у него не будет дырки в голове». Это твердая мантра.

Я зажимаю свободной рукой рану в бедре и осматриваюсь. Просторная студия пуста, некогда белоснежные стены теперь залиты кровью и украшены новыми отверстиями. Нигде не видно ни моей цели, ни его партнеров. В воздухе витает тяжелый запах свежей краски, но я все равно ощущаю слабый, едкий привкус пороха. Иду к ванной и распахиваю дверь пинком.

Три человека в костюмах сидят на корточках у туалета — слишком модно одеты для того, чтобы умирать возле унитаза, — их лица бледны, а в глазах паника. Я стреляю ближайшему в голову, затем расправляюсь с двумя другими тем же методом. Проверив, действительно ли убитые были моей целью и его партнерами, я нажимаю кнопку связи в наушнике.

– Вы, тупицы, сказали, что телохранителей будет только двое.

– Клиент... – доносится по связи дрожащий голос, – ...клиент заверил нас, что с объектом будут находиться не более двух сотрудников службы безопасности.

– А по камерам нельзя было проверить?

– Э... капитан Крюгер сказал, что на это нет времени, – уже почти истерически отвечает мужчина. – Мне очень жаль. Это была срочная работа, мистер Мазур.