— Хочешь, чтобы я уложил ее в постель? — спрашивает он меня, сажая ее себе на плечи.

— Эй! — София протестующе хихикает. — Я сказала, что не устала!

— Ну да, конечно, детка, — говорю я ей. — Тебе завтра в школу, а сейчас уже восьмой час.

— Скуууучно. — Она закатывает глаза.

Я поднимаю одну бровь.

— Тебе лучше не закатывать глаза. Прямо сейчас.

— Прости, папочка. — Она одаривает меня милой улыбкой и смотрит на меня своими ланьими глазками.

Этот прием всегда срабатывает на мне.

— Обмотала папочку вокруг своего пальчика, да? — Бьянка смеется, глядя на нее сверху. — Ты так добр с ней, Раф.

И то, как она это говорит, как напрягаются черты ее лица, как рука на секунду скользит по животу... как будто она тоже хочет ребенка.

Я никогда не спрашивал брата об этом. Это не мое дело, и уж точно не дело моего отца.

Пока Раф уводит Софию наверх и исчезает из виду, Бьянка неловко шаркает ногами.

— Я не знаю, почему твой отец так с ним обращается. Он всегда пытается его расшевелить, понимаешь?

— Да.

Что еще, черт возьми, я могу сказать? Я не собираюсь говорить гадости о своем отце никому, даже ей, независимо от того, насколько она права.

Она, должно быть, чувствует мой дискомфорт. Я вижу это по ее обеспокоенному выражению лица.

— Что ж, спасибо, что пригласил нас на ужин.

— Вы — семья. Вам всегда рады. Николетт тоже. — Я бросаю короткий взгляд на младшую сестру, пока она ковыряется в своих красных ногтях, полностью избегая меня, ее глаза блуждают впереди, как будто ее мысли где-то в другом месте.

— Николетт, где твои манеры? — Бьянка ругает меня с резкой ноткой в тоне.

— Прости, что? — Ее взгляд устремлен на сестру.

Бьянка вскидывает руку вверх, ее лицо искажается в гримасе.

— Майкл сказал, что нас ждут здесь в любое время, а ты слишком занята, витая в облаках.

Она сужает глаза, и Николетт бросает на нее еще более жесткий взгляд.

— Ну, моя голова не витала в облаках, если бы один из нас не...

— Тебе нужно остановиться, — огрызается Бьянка, ее голос прорезается свежим слоем гнева, чего я никогда в ней не видел.

— Это тебе нужно остановиться. — Николетт делает паузу, две сестры практически скребут друг друга взглядами. — Неважно. — Она поднимается на ноги. — Я сама доберусь до дома.

— Перестань быть ребенком!

Но Николетт машет рукой.

— Спасибо, Майкл. Всем пока.

— Я могу отвезти тебя, — бросает Джио.

Но она уже у входной двери, и мы слышим стук, когда она закрывается.

— Мне жаль. — Бьянка вздыхает. — Она молодая и упрямая. Смертельное сочетание.

Ее глаза закатываются, и она отдувается, перебирая пальцами прядь волос, упавшую на ресницы.

— Все в порядке, — говорю я. — Не проблема. Мы знаем, как это бывает.

Что бы за сестринский бред ни происходил между ними, я не хочу в этом участвовать. Завтра мне нужно рано вставать на деловую встречу с группой по недвижимости в надежде найти дополнительные места для расширения нашего бренда.

— Ты готова идти? — говорит Раф, спускаясь по лестнице.

— Да. — Она слабо улыбается ему. — Еще раз спасибо, Майкл.

Ее рука ложится на мое предплечье, и она слегка сжимает его. Когда они все прощаются, я провожаю их до двери, и наконец остаюсь один.

Черт, моя семья изматывает.



Мне нужно вернуть брата. Нужно помочь ему справиться с демонами его прошлого. София скучает по нему как сумасшедшая. Пришло время.

— Ладно, мне пора, — говорит мне Джио, вскакивая на ноги.

— Да, мне нужно пойти и убедиться, что София действительно сделала домашнее задание. Этот ребенок врет лучше, чем ты.

— Никто не врет так хорошо, как я. — Он ухмыляется.

Я провожаю его, покачивая головой, на моем лице появляется непринужденная ухмылка, когда я закрываю за ним дверь.

Когда мы были детьми, он постоянно врал родителям. Но тогда он не был так искусен в этом, как сейчас. За то дерьмо, которое он говорил моему отцу, его били по заднице.

Но сейчас, когда он стал мужчиной, его сообразительность, его способность сохранять покер-фейс во время наших деловых сделок сослужили нам хорошую службу.

— София, где ты? — зову я, заходя в комнату и не находя ее там, где она обычно лежит на мохнатом белом ковре, смотря телевизор на животе.

Как только я вернулся домой, она прыгнула ко мне в объятия и держалась за меня, пока не пришло время встречи с отцом и братом. Управлять всем, это чертовски трудно. Я хочу проводить с ней каждый час, когда она дома, но это не всегда возможно. Может быть, жена была бы не такой уж плохой идеей. Даже притворная жена лучше, чем вообще никакая.

Зайдя на кухню, я не вижу ее и там.

— София! — зову я с лестницы, ожидая услышать топот маленьких ножек из ее комнаты.

Но там только тишина.

Мое раздражение растет.

— София! Папа сейчас не играет в прятки. Ты должна выйти и показать мне свою домашнюю работу, а потом мы вместе приготовим пиццу.

Я смотрю вверх, все еще ничего не видя и не слыша. Резко вдохнув, я достаю свой сотовый и включаю камеры наблюдения, перематывая назад достаточно, чтобы увидеть, как она вбегает в зал бара.

— Черт побери, — бормочу я, уже переставляя ноги.

Она знает, что ей туда нельзя. Это запретная зона. Наверное, мне стоит начать запирать комнату на ключ. Но гораздо удобнее оставлять ее открытой на те случаи, когда я втаскиваю туда тело.

Но она становится старше и любопытнее. Я не могу допустить, чтобы она задавала вопросы. Она звукоизолирована, и я запираю ее, когда нахожусь внутри. Но что, если она проберется туда и случайно обнаружит руку отца на спусковом крючке, а по другую сторону от нее — мертвое тело?

Я даже не хочу представлять, что она может найти, открыв морозилку для мяса. Мы храним там только человеческое мясо. Прежде чем части наших врагов сбросят в океан, их иногда хранят здесь.

Она не поймет, что я должен делать ради семьи, ради уважения. Возможно, она никогда не поймет. Однажды она может возненавидеть меня за это, а я не готов к этому дню.

Как только я оказываюсь в гараже, я открываю дверь в подвал, иду по коридору, и тут я вижу, что она спешит за мной.

— София! Что я тебе говорила о том, чтобы зайти сюда?

Я вижу ее потрясенный взгляд, устремленный на меня.

— Я-я-я-я извиняюсь, — заикается она, оглядываясь, а потом снова на меня.

Опустившись на колени, я кладу обе ладони на плечи дочери, и всепоглощающее чувство любви ударяет мне в грудь.

— Я не сержусь, принцесса. Но это папина комната, и это опасно. Там слишком много стекла. — Я глажу ее по щеке и наклоняюсь, чтобы поцеловать ее в лоб. — Что, если бы ты поранилась, а я не знал, где ты?

Ее нижняя губа дрожит, в мягких карих глазах плавают слезы.

— Прости меня, папочка. Я не хотела быть плохой. — Она блуждает взглядом по своим ногам.

— Ты не плохая, принцесса. — Я наклоняю ее лицо обратно к своему. — Просто иногда бываешь маленькой проказницей. — Мой рот расширяется в улыбку.

Она слегка смеется, и я беру ее лицо в свои ладони, снова целуя ее лоб. Она смотрит туда, где справа от меня на земле стоит бутылка с водой.

— Ты хочешь пить?

— Эм... да. — Она допрыгивает до бутылки и берет ее, пока я выпрямляюсь. — Да, это мое. Я очень хотела пить и просто сидела на полу, ожидая, пока ты закончишь с дедушкой и дядей Джио. — Она хватает меня за руку и тянет к выходу, ведя себя безумно подозрительно. — Я хочу есть. Может, пойдем готовить?

— Хорошо, — говорю я ей.

Но мои глаза? Они блуждают по бару несколько долгих секунд, прежде чем мы выходим за дверь и закрываем ее за собой.