Он делает один шаг вперед.

— Я знаю все, что происходит в моем доме.

Он подходит ближе, и я, не задумываясь, повторяю его шаг, оскал теперь застыл на моих чертах.

— Так почему ты не убил меня? — Я шиплю, моя грудь поднимается и опускается от яростных вдохов.

Его усмешка холодная и бездушная, когда он поднимает пистолет и направляет его прямо мне в сердце.

— Сейчас я очень искушен.

— Тогда сделай это. — Мой взгляд наполняется гневом, подбородок наклоняется выше, зубы стиснуты.

Кем бы ни был этот человек, как бы мило он ни относился к своей дочери, передо мной стоит чудовище. Жестокое чудовище.

Эти глаза темнеют, как буря на горизонте, мы смотрим друг на друга, и никто из нас не уступает. Он может застрелить меня. Его никто не остановит. Но он не решается. Может быть, это еще одна игра, в которую он играет.

Позади него человек на стуле выглядит мертвым, кровь и синяки покрывают то, что осталось от его лица, куски дерева прилипли к открытым ранам на его щеке. Ногти на одной руке содраны, как и один из пальцев, из которого капает кровь. Слишком много крови.

Я не уклоняюсь от нее. Я уже привыкла к ней.

Майкл небрежно окидывает мое тело одним взглядом, начиная с моего рта и опускаясь ниже, пока не захватывает каждый дюйм моей плоти.

Мои соски мгновенно напрягаются от этого вторжения, дыхание становится учащенным. Я обхватываю руками свое тело, внезапно почувствовав себя голой, даже если одежда все еще на мне.

— Ты проверяешь свою еду, прежде чем ее съесть? — спрашиваю я, подняв бровь и скривив губы.

— О, черт, — смеется другой мужчина. — Мы нашли себе вздорную особу.

Рот Майкла растягивается в дразнящей ухмылке.

— Держу пари, ты боишься узнать.

Я усмехаюсь.

— Я встречала гораздо более страшных мужчин, чем ты.

Что-то мелькает в его взгляде. На мгновение, но я готова поклясться, что ему стало меня жаль.

Но мне определенно привиделось это, потому что он такой же, как они. В нем нет ничего хорошего.

Он продолжает смотреть, словно не зная, что со мной делать, вздергивает свой широкий подбородок, поднимая одну густую бровь.

— Я должен поблагодарить тебя.

Когда я не спрашиваю, за что, а мои глаза впиваются в него, на его лице появляется хитрая ухмылка.

— За то, что дала мне понять, что мне нужна лучшая охрана.

— Тебе нужно много чего получше.

Я не могу удержать свой рот от движения или от того, чтобы залезть ему под кожу, и я знаю, что делаю это, если мускулы на его твердой челюсти дергаются.

— Например? — непринужденно говорит он, делая еще один хищный шаг ко мне, слова проскальзывают медленно, как угроза.

Но я стою на своем. Я не покажу ему страха.

— Например, тебе бы по-лучше характер. — Я издала небольшой смешок. — Ты кажешься немного сердитым. — Я наклоняю свое лицо к нему. — Это морщины у тебя на лбу?

Мой палец указывает на это место, и неприятный шрам на его щеке подергивается.

Другой парень разражается смехом, пытаясь сдержать его, но терпя ужасную неудачу.

— Ты думаешь, что ты смешная? — спрашивает Майкл.

Но прежде чем я успеваю произнести хоть слово, он одним плавным движением оказывается прижат ко мне, его тело прижимается к моему, его рука обхватывает мое горло так сильно, что я едва могу дышать.

— Потому что я вовсе не считаю тебя смешной. — Его пистолет все еще зажат в другой руке, и он прижимает его к нижней части моей челюсти, вдавливая свое лицо в мое.

Я пытаюсь сделать вдох, но он впивается пальцами еще глубже, его глаза полны ярости.

Я в аду, а это его хранитель.

Мои легкие сжимаются, и дышать становится едва возможно, особенно когда он смотрит на меня так — словно через секунду моя жизнь закончится, и Кайла останется одна. Я изо всех сил стараюсь держаться так, чтобы не бояться, чтобы он меня не напугал, но у меня ничего не получается. Потому что я нужна своей подруге, и моя храбрость может стоить ей всего.

— Пожалуйста, отпусти меня, — умоляю я, с трудом выговаривая слова, и мне противен этот звук.

Умолять мужчину о чем бы то ни было заставляет меня содрогаться, но иногда мы должны делать грязные вещи, чтобы выжить — или, в моем случае, помочь другим.

— Пожалуйста. — Я чувствую, как влага собирается в моих глазах, и меня больше не волнует, что он видит слабость, которую я отчаянно пытаюсь скрыть.

Я пытаюсь набрать воздух в легкие, хотя грудь горит.

— Мне очень жаль.

Мои вдохи и выдохи соперничают за пространство. Мое сердце болит, мое тело тоже. Я больше не могу. Он не отпустит меня. Я просто знаю это. Он будет играть со мной, пока я не превращусь в плоть и кость. Игрушку, как и для всех остальных. Я буду принадлежать ему столько, сколько он захочет, и никто меня не спасет.

Я больше не буду так жить. Я лучше умру. Я закрываю глаза, слезы скатываются по щекам.

— Просто сделай это, — шепчу я, медленно открывая глаза и рассматривая последнего мужчину, который когда-либо причинит мне боль.

Я чувствую себя трусихой, сдающейся, недостаточно сильной, чтобы спасти себя, но я не смогу. Только не с ним.

— Покончи с этим. Я не выдержу больше ни секунды этой жизни. Просто убей меня. Кайла поймет. — Мои губы дрожат, когда я свирепо смотрю в глаза монстра. — Она была права. Смерть — единственный выход.

Мое зрение затуманивается от слез, и на одно мгновение, когда я смотрю в глаза человека, в руках которого находится моя жизнь, я определенно вижу это. Его лицо смягчается, всего лишь на долю, всего лишь кусочек человечности появляется, как свет во тьме, взывая ко мне.

Его взгляд проникает сквозь туман в моих глазах. Жесткий. Глубокий. Волна за волной его взгляд, который я не могу понять или осмыслить. Как будто он пытается разобрать меня по швам, узнать, кто я на самом деле. Но он ничего не находит под собой. Той девушки больше нет, а та женщина, которой я являюсь... от нее ничего не осталось.

Его брови напрягаются, а грудь расширяется от долгого вдоха. Есть ли сочувствие в этих глазах? Ко мне?

Нет, такой мужчина, как он, не сочувствует. Он берет. Он причиняет боль. Он не прощает. Он не понимает. Он убивает. И я благодарна, что оказалась следующей в очереди.

Когда он не стреляет в меня, когда его хватка на моем горле немного ослабевает, мое дыхание сбивается, гнев нарастает.

Я кладу обе руки на его оружие.

— Какого черта ты ждешь?! — Ярость закручивается в моих чувствах. — Сделай это уже. Убей меня, черт возьми!

Его ровное, собранное дыхание, эти глаза, которые держат меня неподвижно, отказываясь отпускать... это только раздражает меня. Я кладу большой палец на спусковой крючок, и по тому, как он смотрит на меня, кажется, что он вообще не хочет, чтобы я нажимала на него.

Но как только мне показалось, что я увидела человечность в этих темных глазах, он оттолкнулся от меня, не дав мне и секунды подумать. Маршируя обратно к человеку на стуле, и не сводя глаз с моих, он направляет оружие на Смитти, и...

Стреляет.

Пуля пробивает его висок.

Одна секунда времени, и все кончено.

— Нет! — кричу я, бросаясь к Майклу.

Это могла быть я. Это должна была быть я.

— Почему?! Я взяла еду! Я! Я украла у тебя. Убей меня! — Мой голос становится пронзительным, дыхание затрудняется, когда я смотрю уже не на Майкла, а на человека, которого он только что убил. — Как ты мог это сделать? Он даже ничего у тебя не взял!

Я поворачиваюсь к нему, и в его взгляде отражается веселье, его глаза прищуриваются.

— Ты меня слышишь?

— Не волнуй свою хорошенькую головку. — Его слова мягкие, как будто он убаюкивает меня. Одна рука тянется к моему лицу, а я стою и дрожу, слезы льются ручьем.

Его окровавленная костяшка проводит по моей мокрой щеке, и мою кожу покалывает, она впервые живая, даже когда я боюсь его. Я согреваюсь от его прикосновения, словно он — пламя, согревающее самую глубину моей души. Но он не тепло — он огонь, и я сгораю в его пламени.

— Он действительно украл у меня, — небрежно объясняет он, как будто убить кого-то — это пустяк. — И это была не та еда, которую ты ела из моего холодильника. Это не имеет к тебе никакого отношения.

Мои глаза увеличиваются.

— Ты это спланировал? Ты хотел, чтобы я подумала...

— Что я убиваю его за то, что ты сделала? — Его рука постепенно отпадает. — Конечно.

— Ты больной сукин сын...

Он откидывает голову в сторону, покачивая одним пальцем из стороны в сторону.

— Я бы был очень осторожен, прежде чем ты закончишь это предложение. Может, ты и красивая, но я бы не задумываясь сломал такую красотку, как ты.

—Пошел ты, сукин...

Не успеваю я договорить, как он снова на мне, его ладонь охватывает мое горло, словно ему очень нравится там находиться. Его рот опасно приближается к моему, его губы смыкаются, наше дыхание смешивается.

— Если ты когда-нибудь скажешь что-нибудь о моей матери, я найду твою и перережу ей чертово горло. Все ясно?

Я судорожно киваю, мое сердце грозит вырваться прямо из грудной клетки. Где бы я ни оказалась, это точно хуже, чем то место, откуда я пришла.

— Что тебе от меня нужно? — умоляю я.

Он не говорит ни слова, его выдох неровно ложится на мои губы.

— Убери все это. А потом оставь нас, — говорит он другому мужчине, опуская руку и отступая дальше.

Мне снова удается дышать, забыв, что я вообще едва это делаю.

Второй парень снимает Смитти со стула, бросает его на полиэтиленовый пакет, расстеленный на полу, и закатывает его в него, прежде чем бросить в мешок для трупов.

Это не первый раз, когда я вижу такой мешок. Множество девушек были брошены в них, чтобы больше никто их не увидел. Мои глаза остаются приклеенными к Майклу, наблюдая, как Смитти вытаскивают за дверь.

— Я пришлю кого-нибудь убрать комнату позже. Напиши мне, — говорит парень, прежде чем закрыть дверь.

И мы остаемся одни. Майкл продолжает высокомерно смотреть на меня, нервируя каждую часть меня, а я сосредоточилась на стене впереди, не желая встречаться с ним взглядом.

Я чувствую, как его горячий взгляд обжигает мою кожу, впиваясь в мою плоть. Я сглатываю, преодолевая нарастающее внутри беспокойство. Задыхаясь, бросаю взгляд обратно на него и тут же жалею об этом.