Джоуи

10 октября 2000 года.

В половине десятого, в среду вечером, в середине октября, я мог бы придумать лучшие места, чем отмораживать свои яйца в майке и шортах, сражаясь с пятнадцатью игроками соперника, не имеющими ничего общего с посредственностью, за доминирование над кожаным мячом.

Прожекторы, окружающие поле GAA, были настолько яркими, что освещали дождь, который хлестал по нам, когда мы проигрывали последние несколько минут матча, уже давно сбежав с матча.

Я потерял счет в первом тайме, когда мы ушли на шестнадцать очков вперед.

В этот момент было неудобно продолжать играть жестко, когда это был такой обвал.

Тем не менее, я гонял мяч со своими товарищами по команде, зная, что это было бы еще большим оскорблением для парней из противоположной команды, если бы они объявили игру.

В конце концов, у них все еще была гордость.

– Линч, сюда, сюда, - крикнул Пол Райс, смутившись, требуя мяч, как будто мы играли во всеирландском финале. – Я открыт, парень.

Какой лангер.

Покачав головой, я подавил желание послать его нахуй и послушно протянул ему мяч, будучи слишком готовым отказаться от контроля в этом случае.

Желание выиграть соревновательный матч было тем, на чем я разжирел.

Желание уничтожить и унизить подчиненную команду не доставляло мне никакого удовольствия.

Поймав мяч в воздухе, мой товарищ по команде перепахал поле, превзойдя по мощности номер соперника, прежде чем отправить мяч в сетку и отпраздновать, как будто это выходит из моды.

Тьфу.

Подавив стон, я опустил голову, чувствуя огромную порцию подержанного смущения за дурака, одетого в свитер того же цвета, что и я.

– Что за история с ним,Сикс? – спросил парень, отмечающий меня, используя номер моей майки, чтобы обратиться ко мне, выглядя таким же равнодушным к Райси как и я.

–Мы явно выбыли из игры. Не нужно втирать это.

Я не мог дать ему честный ответ, не раскрывая разногласий между нами, поэтому я пробормотал что-то невразумительное себе под нос и пожал плечами, решив оставить все как есть для блага команды.

Мгновение спустя прозвучал финальный свисток, и я побежал к боковой линии, не желая участвовать в каких-либо грандиозных торжествах, которые происходили на поле.

Сорвав шлем, я бросил его на траву вместе со своей клюшкой и потянулся за бутылкой воды.

К счастью, несколько моих товарищей по команде почувствовали то же самое и, после нескольких рукопожатий, отправились в раздевалки, чтобы отдохнуть.

– Отличное спортивное мастерство,Сикс , - сказал тренер из другой команды, подходя, чтобы похлопать меня по плечу. – Фантастический бросок, парень.

– Спасибо.- Подавляя желание сорвать его руку со своего плеча, я заставил себя кивнуть и проглотил несколько глотков воды, прежде чем добавить: – Ценю это.

– Ты молодой сын Тедди Линча, не так ли?

Теперь я действительно сбросил его руку. – Это верно.

– В свое время твой отец был крутым, - сказал мужчина с задумчивым вздохом.– Настоящая легенда. Сам играл против него несколько раз. Корк потерял одного из своих лучших игроков, когда тот получил удар коленом.

– Да, - выпалил я, прекрасно зная, что зависимость моего отца от алкоголя, не говоря уже о его неспособности держать свой член в штанах, имела гораздо большее отношение к его смерти от херлинга, чем любая травма колена.

– Я могу сказать, что он тебя обучил, - продолжал бесить меня мужчина, говоря. – Тебе повезло, молодой парень, что у тебя такой отец.

– Да, - невозмутимо ответил я, поворачиваясь к нему спиной, чтобы дать ему понять, что я закончил этот разговор. Мне так чертовски повезло.

К счастью, он, похоже, понял, к чему я клоню, и ушел обратно к своей команде, оставив меня в одиночестве томиться в своем негодовании.

Зная, что не было смысла следовать за остальной частью моей команды с поля, пока сам легенда не получит свой фунт мяса, я ждал на боковой линии, зная, что он в конечном итоге поднимет свою уродливую голову.

Если бы сегодняшний матч состоялся в четверг или пятницу, мне не пришлось бы терпеть его присутствие. Ему платили социальное пособие каждый четверг, и он был бы слишком занят, получая взбучку в своем местном, чтобы беспокоить меня.

По-моему, мне так больше нравилось.

То, что он был здесь, трезвый и сломленный до предела, и нужно было сосредоточиться только на моей игре, пока он не получит следующую дозу, только сделало все в десять раз хуже.

– Джоуи!

Знакомый звук его голоса пронзил мои уши, и я вздрогнула, чувствуя, как каждый мускул в моем теле напрягся в паническом ожидании.

Неохотно развернувшись лицом к толпе на холмистой лужайке у края поля, я направился к своему отцу, который направлялся прямо ко мне.

Я неохотно признал, что было трудно не заметить его, когда все знали, кто он такой, и останавливались, чтобы пожать ему руку и отдать честь.

– Что это было? – спросил он, распахивая ворота и направляясь ко мне на поле.

– О чем ты?- Я спросил категорически.

– Это был твой мяч, - прорычал папа, сокращая расстояние между нами. – Это был твой гребаный гол, и ты отдал его этому придурку из нападающих.

– Я забил три гола, папа, - напомнил я ему жестким тоном с нотками горечи. – И двенадцать очков.- Пожав плечами, я добавил: – Этого было достаточно.

– Достаточно?- Он посмотрел на меня как на сумасшедшего. – Достаточно?

– Да, достаточно, - отрезал я. – Иисус Христос, ты смотрел игру. Тадхг и дети младше 6 лет поставили бы перед нами более сложную задачу.

– Послушай меня, мальчик, - рявкнул мой отец, кладя свою мясистую руку мне на плечо. – Здесь не место для совести. Когда ты на этой подаче, ты продолжаешь, ты меня слышишь?- Его пальцы впились в плоть, когда он говорил. – Ты упираешься этими ногами в землю. Ты не остановишься, пока твое тело не сдастся. Пока тебя не стошнит и не пойдет кровь, и твои ноги больше не смогут тебя держать.- Он сузил глаза, когда сказал: – И ты чертовски уверен, что не проявляешь жалости.

Я сжал челюсти. – Игра закончилась.

– Это не конец, пока не прозвучит финальный свисток, - отрезал он. – Если ты хочешь сделать себе имя в этом виде спорта, тогда тебе нужно прислушаться к моему предупреждению, мальчик. Я знаю, о чем говорю.

– Я – не ты.

– И ты никогда им не станешь, если не начнешь быть более безжалостным на поле.

– Тогда, я думаю, я никогда не начну.

– Где инстинкт убийцы, мальчик?

Копил на тот случай, когда мне это понадобится убить тебя.

Затем он отпустил мое плечо и быстро осмотрел меня, прежде чем покачать головой, его разочарование было явным. – Ты недостаточно большой.

– Я самый высокий в гребаной команде, - выпалил я в ответ, ненавидя себя за то, что подпитываюсь его дерьмом. – Чего ты хочешь от меня?

– Ты слишком, блядь, тощий, - огрызнулся он. – В твоем возрасте я был вдвое крепче тебя. Тебе нужно начать набирать вес, мальчик. У твоей сестры мускулы больше, чем у тебя.

Прелестно.

– Твой брат был на стоун(6 килограмм) тяжелее тебя, когда играл за U-16.

Конечно,это так.

– В свое время у Даррена были серьезные предубеждение на этот счёт.

В ярости я расправил плечи и молча кипел, поскольку оскорбления продолжали поступать.

– И он также не выглядел так,будто его в любой момент снесёт ветром, Очевидно.

– Может, у тебя и есть рост и скорость, парень, но ты чертовски легкий.

Отключив его голос, я сосредоточился на том, что происходило прямо за его плечом, на холмистом берегу позади него.

С моей точки зрения, у меня был идеальный обзор Моллой, которая вела горячую беседу с Райсом.

Она не выглядела счастливой.

На самом деле, она выглядела совершенно несчастной.

Либо совершенно не замечая плохого настроения своей девушки, либо просто равнодушен,разговаривая Райси махал рукой, поворачиваясь и указывая на машину, полную наших товарищей по команде. Покачав головой в ответ на что-то, что она сказала, он приблизился, чтобы поцеловать ее, только чтобы быть встреченным ударом руки в грудь и яростным взглядом Моллой, предупреждающим его. В отчаянии вскинув руки, он что-то сказал в ответ, прежде чем подбежать к машине и забраться на заднее сиденье, оставив ее одну.

Сложив руки на груди, я наблюдал, как она провожает взглядом отъезжающую машину, и разочарованно покачала головой. Почему она все еще была с этим эгоистичным придурком шесть месяцев спустя, было выше моего понимания. Он даже отдаленно не был добр к ней, и он, черт возьми, уверен, что не был и преданным. У меня было достоверное подтверждение того, что в течение лета было по крайней мере два случая, когда он путался за ее спиной. На самом деле, Подж видел его собственными глазами, как он калечил лицо какому-то молодому человеку из монастырской средней школы.

Если Моллой не знала, она была глупой.

Если она знала и все еще оставалась с ним, несмотря ни на что, то она была жалкой.

– Ты меня слушаешь, мальчик?– рявкнул мой отец, отвлекая мое внимание от блондинки и возвращая к нему.

– Я слушаю, - выпалил я, понятия не имея, что он только что сказал, и неохотно встретился с ним взглядом.

Я ненавидел смотреть на него. Я презирал его глаза. У него были холодные, мертвые глаза, которые ничего не чувствовали и оживали только тогда, когда он причинял кому-то вред.

– Хватай свое барахло, - приказал он. – Ты можешь принять душ дома. Мы можем закончить этот разговор в машине.

Так ты можешь остаться со мной наедине?

Да, чертовски верно.

Сесть в машину к моему отцу, когда он был в таком настроении, было бы равносильно тому, чтобы последовать за незнакомцем на заднее сиденье их фургона, пообещав сладости. Я точно знал, как он заканчивал разговоры, и у меня всегда получалось хуже.

Я чертовски уверен, что не собирался предлагать себя как жертвенного агнца, забираясь в его машину, когда рядом никого, чтобы остановить его.

Он мог бы продолжать вращаться дома.

Я не был настолько склонен к самоубийству.