47. Темнейший из ангелов

47. Темнейший из ангелов

Можно подумать, что рядом с тренированным убийцей, который зарабатывает на жизнь убийствами и наслаждается причинением и получением боли, я буду потеть от страха, но это далеко не так. Эроу приносит больше спокойствия и защитного комфорта, чем я когда-либо знала. Однако здание, к которому я приближаюсь, заставляет меня трястись, будучи одетой в клетчатую юбку.

Убийцы. Здесь обитают настоящие убийцы. Люди, которые используют и злоупотребляют своей властью, чтобы контролировать массы. Используя маскировку института любви и веры, они совершают свои больные эгоистичные преступления.

Они послали людей к Эроу, чтобы найти и убить его. Мне неясно, кто заказал убийство, но, судя по непрерывному грохоту ругательств, сыпавшихся из его уст, когда он копал ямы размером с тело на своем участке, я могу предположить, что он этого совсем не ожидал.

Его отношение изменилось. Он уже не был тем человеком, который прижимал меня к своей голой груди сегодня утром. Он не был тем человеком, который подносил кончики моих пальцев к своему животу для успокаивающих ласк. Он был явно расстроен, из его огненных глаз лилась лишь ненависть и холодное предательство. Наверное, он больше всего злился на себя.

Я почти читала его мысли по тому, как сжимались его челюсти, когда он пинал второго мужчину в грязь. Он ненавидел себя за то, что стал мягким по отношению ко мне. За то, что позволил этим людям взять верх и поймать его в момент слабости, к чему этот опытный убийца явно не привык.

Именно поэтому я заставила Эроу двигаться вперед по намеченным нами планам.

Играя свою роль, я вхожу в здание среди тихих голосов и косых взглядов. Я знала, что слух о моем исчезновении уже распространился. Студенты прекрасно знали, что единственная женщина Magnus Princeps пропала в поисках своих затаившихся родителей после публикации вопиющего видео, на котором они соблазняют любимого мужчину, претендующего на пост следующего епископа.

В темных углах коридоров раздавались такие слова, как «шлюха», «блудница» и «грешница». Девочки сдерживали хихиканье, а мальчики смотрели на меня так, как никогда раньше, когда я проходила дверь за дверью, пока не наткнулась на наш класс. Тот самый, который мы должны были использовать вместе в нашей миссии по обучению молодежи. Сохранять их веру в институте контроля и лжи. Мое сердце замирает при мысли о том, что Брейди все еще заперт в стенах этой тюрьмы.

Сэйнт поднимает голову с подиума, где он просматривал планы уроков перед тем, как в школу пришли ученики. Его глаза расширяются и становятся тревожными, а плечи обвисают от облегчения, и кажется, что воздух полностью покинул его легкие. Он отталкивается от дерева и кружит вокруг, пока не останавливается прямо передо мной. Руки его скручиваются в кулаки у боков, словно для того, чтобы не дать себе дотронуться до меня.

Беспокойство захлестывает меня, как неотвратимая волна, угрожая заставить отступить от намеченных планов.

Я преодолеваю свои страхи и делаю первый шаг. Раскрывая руки, я обхватываю его тугую спину и притягиваю к себе. Он замирает на мгновение, вдыхая, прежде чем его мускулистые руки обхватывают меня, его ладонь прижимает мою шею к своей груди, а его большой палец медленно проводит по моей челюсти. Я вдыхаю его мятный мускус, переориентируясь.

В его объятиях ощущается странный комфорт. Может быть, это что-то из той жизни, которую я когда-то знала, где все имело смысл за слепыми глазами. Моя наивность придает некую странную знакомость тому времени, когда моими приоритетами было просто завоевать уважение старших, одновременно развивая отношения с Богом и укрепляя веру.

Теперь же, когда мы обнимаем друг друга, между обеими сторонами остаются секреты и ложь, смерть и обман служат кирпичиками в стене, разделяющей нас.

Я отстраняюсь от его объятий, поднимаю голову и смотрю в глаза человека, которому, как мне казалось, я когда-то могла доверять.

— Брайони, — дышит он, обхватывая мое лицо обеими руками, его ласка нежная и теплая.

Я смотрю в эти пронзительные голубые глаза, изучая его выдающиеся скулы, острый край сильной челюсти и розовую нижнюю губу, выступающую чуть дальше верхней, и вижу такое сходство с его старшим братом, что это просто невозможно не заметить.

— Я очень волновался за тебя, — признается он, сканируя взглядом мое лицо. — Я даже поехал в аэропорт, откуда, по их словам, ты сбежала, только чтобы поехать с тобой. Чтобы помочь тебе найти родителей и разобраться со всем этим.

Я тупо смотрю на него, пытаясь понять.

— Они сказали, что ты сбежала из-за меня. Из-за того, что случилось. — Он качает головой, его глаза смотрят на мои губы в воспоминаниях, в его сгорбленных плечах сквозит сожаление. — Я чувствовал себя ужасно. Я не мог позволить тебе пропасть из-за того, что мы оба сделали. Это было так несправедливо, что они свалили все на тебя, как будто это не я был там, кто целовал тебя в ответ.

Целовал меня в ответ. У меня пересохло во рту от его заявления.

— Я никогда не выкладывала это видео, Сэйнт. Ты должен знать... — мои глаза наполняются слезами, слезами, которые можно только приветствовать, учитывая тему разговора.

Но мои слезы не для него. Они для прежней меня. Девушки, которая всегда хотела постоять за себя, делать то, что правильно, но чувствовала груз обязательств вокруг себя. Девушки, которая никогда не представляла себе мир, где месть была бы сладкой и оправданной.

— Иди сюда, — тихо говорит он, заглядывая мне за спину и беря мою руку в свою большую, защитную хватку.

Он направляет меня к хозяйственной кладовке в классе и затаскивает внутрь, прежде чем закрыть за собой дверь.

Подальше от глаз. Эроу будет в восторге.

Мои руки дрожат от близости к человеку, которому я должна притворяться, что доверяю все, что у меня есть. Мысли возвращаются к лезвию, пристегнутому к внутренней стороне бедра, но мои ноги плотно смыкаются, уступая его необходимости.

— Не знаю, что ты слышала, но здесь царит хаос, — заявляет он, прислонившись к стене и по-прежнему держа меня за руку. — Я подслушал, как мой отец обсуждал ситуацию с Аластором Эбботом.

Я навострила уши при этом имени.

— Говорят, на охоту вышел безумец. Отлученный от церкви член, которого посадили за жуткое преступление много лет назад. Он сбежал из тюрьмы, недовольный своим разрывом с Христом и желающий расправиться с христианами и верующими. Он имеет самое непосредственное отношение к тому хаосу, в котором пребывает наша община.

Ложь, которой они пичкают общественность. Отвратительно.

— Кто бы он ни был, они также подозревают, что он похитил Джейкоба, — говорит он с заминкой в тоне.

— Как? Как это возможно?

— Дьякон... — нерешительно начинает он, качая головой. — Говорят, он покончил с собой, но я ни на секунду в это не верю. — Выражение его лица становится жестким. — Дьякон был убит. — Он делает быстрый вдох. — Мой отец сказал, что срок полномочий епископа заканчивается, и они хотят, чтобы я занял его место. Особенно сейчас, когда некому руководить нашей паствой на фоне развала нашего института.

Забавно, что я стала главной темой для обсуждения, даже когда на свободе оказался подозреваемый убийца. Меня никогда не рассматривали на должность священнослужителя, даже несмотря на то, что мои академические оценки и достижения превосходили оценки и достижения Сэйнта. У меня вообще не было надежды получить законный титул в этой церкви. Передо мной всегда должен был быть мужчина. В мире, где мужское доминирование является обязательным условием контроля, равенство никогда не предусматривалось.

Как красноречиво сказал Эроу, я давила и давила, пока не зашла слишком далеко. Слава Богу, что он отвел меня в свою хижину. Зная о моем местонахождении, они бы уже без вопросов стерли пятно осуждения.

— Но ты станешь мишенью, Сэйнт, — шепчу я, волнуясь. — Почему они хотят ускорить процесс возведения тебя в сан епископа? Особенно с учетом всего происходящего? Почему они торопят события? Ты еще так молод.

— Я уже стал мишенью, — с сожалением заявляет он. — Мой джип, помнишь? Он не только подвергся вандализму в тот день с тобой, но и теперь украден, его увезли прямо со школьной парковки. Его видели выезжающим из церкви как раз перед тем, как нашли дьякона. Он хотел подставить меня, если предположение о самоубийстве не подтвердится.

У меня практически сводит грудь, а ладони блестят от пота при воспоминании о джипе. Воспоминания о том дне в исповедальне. К счастью, отсутствие камер в этом городе не могло далеко отследить джип. Зная Эроу, все записи уже стерты.

— Я нужен, — продолжает Сэйнт. — Пришло время сделать шаг вперед, как всегда надеялся мой отец.

Нужен. Чтобы сохранить имя Вествудов в командной цепочке, используя их влияние для продолжения тошнотворного цикла власти и контроля над этим городом. Я сдерживаю выражение, которое с удовольствием бы использовала, и надеваю маску беспокойства.

— Я боюсь за тебя. — Я сжимаю его руку в своей, и в уголках моих глаз появляются морщинки. — Я боюсь за себя.

— Шшш, теперь все в порядке. — Он снова притягивает меня к себе, крепко обхватывая руками. — Ты в безопасности, Брайони. Я так счастлив, что ты вернулась. Мне было плохо, я думал, где ты. Я скучал по тебе.

Более слабая женщина поверила бы его лжи.

Мои руки сжимают его крепкую спину под рубашкой, пальцы прижимаются к нему так, что это кричит о необходимости. Я слышу, как он снова сглатывает, и его рука, лежащая у основания моей поясницы, медленно поднимается вверх, крепко прижимая меня к себе.

— О, Сэйнт, — восклицаю я, сжимая его рубашку в своих крепких кулаках. — Я не хочу оставаться сегодня одна. Мой дом кажется таким большим и пустым, и я боюсь, что стану мишенью.