— Соси.

Я ругаюсь, отстраняясь от нее, оставляя свой член болтаться между нами, пока я пытаюсь собраться с мыслями.

Я уже так близок к тому, чтобы кончить. Ее слезы на глазах, невинная потребность доставить мне удовольствие заставляют меня терять всякий контроль.

— Иди сюда, — протягиваю я ей руку, помогая встать.

Подведя ее к кухонному острову, я поднимаю ее маленькую фигурку, усаживаю на край и снимаю маску. Я бросаю ткань на пол, а ее длинные черные волосы остаются на лице в беспорядке. Она выглядит дикой и необузданной, совсем как грязная кукла, которую я всегда себе представлял.

— Ты готова к члену? — спрашиваю я, оттягивая ее трусики в сторону и снова погружая в нее пальцы.

Она стонет, снова выгибаясь навстречу мне, ее бедра широко раздвигаются, чтобы я мог пройти между ними.

— Эроу, пожалуйста..., — умоляет она, упираясь ладонями в стойку, чтобы укрепить себя, так как ее груди просятся на свободу под застегнутой рубашкой. — Ты мне нужен.

Ее задыхающаяся мольба — это все, что нужно для такого мужчины, как я, чтобы упасть.

— Умоляй меня кончить, церковная девочка, — требую я, снова обхватывая рукой ее шею. — Умоляй меня наполнить тебя. Мне нужно, чтобы ты умоляла об этом.

— Пожалуйста, детка. Наполни меня. Излейся в меня, — настойчиво просит она, откидывая голову назад между лопаток и упираясь пятками в край стойки, раздвигая бедра так невероятно широко. Она обнажает свой розовый влажный центр, промокшие трусики сдвинуты в сторону, отчего ее губы кажутся увеличенными и набухшими. Ее черные чулки, в которых она держит мое лезвие, уже сползают вниз по бедрам.

Мой член, покрасневший на кончике, упругий и слизкий от ее глотки, но это зрелище передо мной — то, что я должен впитать. Чертово мерзкое совершенство. Кричащая о моей сперме, широко раскинувшая кремовые бедра с влажной, стекающей киской, просто умоляющая, чтобы я разорвал ее. Она покалывает в предвкушении от плотного удовольствия, которое могу дать только я.

Единственный рай, который я когда-либо познаю.

Без слов я прижимаю головку к ее влажному центру, обдавая себя ее возбуждением, и с силой вонзаюсь в ее жар. Ее стенки смыкаются вокруг моего ствола, крепко удерживая меня в ней, и, клянусь, по спазмам, которые я чувствую вокруг себя, она уже на грани оргазма.

Я держу себя глубоко, и ее голова наконец поднимается, ее взгляд встречается с моим. Наши глаза соединяются на мгновение в тишине, наши открытые рты зеркально отражают друг друга. Мы наслаждаемся ощущением такой взаимосвязи, и это не просто физический аспект.

Наши души просятся друг в друга, требуя, чтобы мы разбились самым катастрофическим образом. Мы не сможем стать единым целым, пока я не влезу в ее кожу и не поселюсь в глубине ее души так, как мне хочется. Я вытаскиваю нож, который подарил ей, из ремешка на бедре и щелкаю по лезвию запястьем, она устало смотрит на него, пока я провожу лезвием по внутренней стороне ее бедра.

— Все, из чего я сделан, требует тебя, Брайони, — объясняю я, и наши хаотичные дыхания выравниваются, пока она сглатывает страх, следя за каждым моим движением. — Я твой, и ты навсегда моя. До конца этой жизни, а потом и всей последующей.

Я остаюсь глубоко в ней, наши глаза сфокусированы друг на друге, как будто никого другого в этой вселенной не существует. Сжимая в кулаке лезвие, я рассекаю ее совершенную плоть. Ее глаза слегка подрагивают, но не смеют оторваться от моих. Она доверяет мне так, как не должна доверять никому. Во всем.

Ее челюсть сжимается, когда из ее горла вырывается легкий хнык боли, и она поднимает подбородок, чтобы встретиться с моим. Такой сексуальной я ее еще не видел. Решительной, но все еще сомневающейся. Упорной и в то же время слегка испуганной. Она полностью подчиняется мне, но в то же время знает, что сама по себе совершенно непреодолима.

Мой член набухает в ней до состояния камня, дергаясь в ее крепкой хватке, пока я вырезаю на ее плоти перевернутый крест со стрелкой, направленной на себя. Наконец ее глаза смотрят вниз, на клеймо, с которого теперь капает кровь на мягкую плоть ее внутренней части бедра. Самый дикий, самый свирепый взгляд исходит из ее выпученных зрачков, страсть прямо из души.

Я поворачиваю лезвие на себя, и она берется за рукоятку, вырезая тот же символ на плоти моего живота, не обращая внимания на боль, так как эндорфины захлестывают мой разум.

— Эроу, — шепчет она, почти не обращая внимания, оживая в этот самый момент.

Я пристально смотрю на нее в ответ, с благоговением и восхищением наблюдая, как мой ангел влюбляется в меня.

— Брайони, — шепчу я.

Выходя из нее, я опускаюсь между ее бедер, становясь на колени перед своей королевой. Я зализываю свежую рану, заживляя языком нанесенный мне вред. Ее бедро вздрагивает от этого ощущения, тепло ее крови размазывается по моим губам и подбородку, прежде чем я снова встаю перед ней.

Без предупреждения она протягивает руку, обхватывает мою шею и тянет меня вперед, а нож падает на пол под нами. В спешке и безрассудстве она целует меня, слизывая кровь нечестивыми движениями, пока я вставляю свой член обратно в нее, говоря с моей душой полностью нашими спутанными языками, когда мы начинаем трахаться и истекать кровью вместе.

Стук в дверь за углом отвлекает ее внимание от меня.

Он здесь.

Но это не останавливает меня. Мой член твердеет от осознания того, что мы делаем. Я продолжаю давать ей то, что ей нужно, грубо трахая ее на кухонной стойке, пока она не вскрикивает в мою ладонь, крепко сжатую над ее лицом. Ее ногти впиваются в плоть на моей шее до самых грудных желез, пока она бьется в конвульсиях вокруг меня, теряя себя от ощущений.

Схватив ее волосы в кулак, я отстраняю ее от своих губ и смотрю вниз на свой член, скользящий внутрь и наружу из ее тугой, жаждущей члена киски, на ее смазку, покрывающую меня по всей длине.

Я трахаю ее до тех пор, пока окончательно не теряю себя, покусывая изгиб ее шеи, где она сходится с плечом, чтобы заглушить свой рев, когда я освобождаюсь глубоко в ее стенках, пока мы оба не стекаем на пол под нами.

На этот раз стук громче.

— Сейчас буду! — кричит она надтреснутым тоном, ее грудь все еще вздымается, а ее настороженные глаза смотрят на мои.

Мы молча смотрим друг на друга. Он придает нам уверенности и в то же время мольбы о том, чтобы этот грандиозный момент не изменил нас.