Киан снова схватил меня за подбородок, заставляя посмотреть на него.

— Мне удалось сбросить ее с себя и натянуть свои гребаные боксеры, но она продолжала пытаться соблазнить меня, расчесывая пальцами мои волосы, пока я пытался сохранить тот дюйм ясности, который остался в моем мозгу. Я был близок к отключке, я чувствовал это. Я был примерно в минуте от потери гребаного сознания, но я не мог позволить этой шлюхе сделать то, что она собиралась сделать со мной. Я попытался встать, но она оседлала меня, и все, что я почувствовал, был запах ее дорогих духов и аромат клубничного дайкири в ее дыхании. — Его верхняя губа приподнялась, и из моего глаза скатилась слеза. Я была так зла, что меня трясло, и Киан прижал меня ближе, почувствовав мою реакцию. — Мне удалось оттолкнуть ее от себя, я думаю, что впечатал ее в стену, но я не знаю, хочу ли я просто думать, что сделал это, или это настоящее воспоминание. В любом случае, я поднялся на ноги, рывком открыл ее дверь и, спотыкаясь, бросился прочь, прежде чем она успела затащить меня обратно внутрь. К счастью, я успел вернуться в Храм до того, как потерял сознание опять.

Тьма отступила и потекла по моим венам, пока я жаждала окончания этой истории.

— На следующий день я рассказал Блейку и Сэйнту о случившемся, и Сэйнт был готов к тому, что ее отчислят, а копы отправят ее в колонию для несовершеннолетних. Но я не хотел этого. Я хотел, чтобы она была здесь, где я мог бы мучить ее каждый день. Поэтому мы пришли в ее комнату и напугали ее до чертиков, посвятили ее в Невыразимые и разработали очень тщательные планы, чтобы разрушить ее репутацию и ее жизнь в тот момент, когда она закончит школу.

— Например? — Спросила я, болезненное удовлетворение наполнило меня при этой мысли.

— Например, мы анонимно скупаем половину акций компании ее семьи, чтобы, прежде чем она попытается занять место маленькой мисс генеральный директор после окончания учебы, мы могли продать их ее конкурентам и выбить у нее будущее из-под ног. Мы спланировали кучу дерьма, чтобы систематически разрушать ее жизнь после того, как она покинет это место. Через год она разорится, останется без крова, ее репутация будет разорвана в клочья, и, если я добьюсь своего, ее семья тоже отречется от нее.

Я положила руку на колотящееся сердце Киана, наклоняясь, чтобы поцеловать его в щеку, когда еще одна крупная слеза скатилась по моей коже и собралась в волосах.

— Не плачь, детка, — сказал он хриплым голосом. — Она не стоит твоих слез.

Я плачу из-за тебя, идиот. Но мне не удалось произнести эти слова вслух. Они были слишком грубыми, слишком реальными. И, возможно, Киан был прав. Возможно, мне все-таки не понравилась правда. Но это не означало, что мне не нужно было ее слышать.

— Спроси меня, — сказал он хриплым голосом.

Я сделала глубокий вдох, точно зная, что он имел в виду.

— Спринцовка? — Прошептала я.

— Этот кусок дерьма тайком подмешивал слабительное в еду всем, кто ему не нравился. Людям по всей школе случайно становилось так плохо, что чуть не высирали легкие. Дозы были высокими. Чертовски высокими. Это была не просто шутка. Парень даже попал из-за этого в больницу. Он нацелился на популярных ребят, наверное, из ревности. Однажды вечером он пробрался на вечеринку в Оук Коммон Хаус, подсыпал слабительное в чашу с пуншем, который приготовили Перл и ее друзья. Блейк увидел его. И, черт возьми, он устроил ему ад. Он заставил его выпить все до последней капли пунша и показал, каким подонком он был. Спринцовка не успел добежать до ванной к тому времени, как собрался взорваться, и вместо этого нырнул в раздевалку. Достаточно того, что Сэйнт до сих пор не простил его за то, что он испортил пальто, или за любое другое ужасное дерьмо, которое он натворил.

Я больше не чувствовала холода. Мне стало слишком жарко от осознания того, что я неделями дружила с Глубокой глоткой и Спринцовкой, жалела их, защищала.

— А что насчет остальных? — Прошептала я, боясь того, что он собирался сказать, но и нуждаясь знать.

Оказалось, что Свинья притащил пару поросят на территорию кампуса, чтобы напугать какую-то девушку, которая отвергла его ухаживания и планировал оставить их изуродованные туши за ее дверью. К тому времени, как он добрался до женского общежития, одна из черлидерш предупредила Ночных Стражей, заметив, как Свинья пробирается в их жилье. Киан избил его до полусмерти, и поросят отвезли в приют на гребаной машине Сэйнта, ни больше ни меньше.

Пират запугивал студентку-стипендиатку, заставляя ее отдавать ему свою работу, заставляя ее пытаться переделать эссе перед каждым из установленных сроков. В конце концов она потеряла место в школе из-за того, что не смогла вовремя сдать свою собственную работу. И все это время Пират получал хорошие оценки, за те работы, что брал у нее, и, по сути, разрушая ее жизнь из-за своей гребаной лени.

Халявщица, очевидно, поступила в эту школу на стипендию, хотя ее родители были богатыми врачами. В заявлении она указала имя своей тети в качестве опекуна, сославшись на то, что не может позволить себе платить за обучение, и нарушила систему, лишив места в этой школе кого-то еще, кто действительно нуждался в помощи, чтобы оплатить это. Будучи членом школьного совета, мама Сэйнта узнала правду, но сказала сыну, что теперь, когда она здесь, они мало что могут с этим поделать. Он, очевидно, был не согласен. Халявщица, очевидно, подходила к концу своего срока в качестве Невыразимой, хотя. За более мелкие преступления Ночные Стражи позволяли им заплатить положенные взносы, а затем приветствовали их возвращение в общество.

— Почему ты не сказал мне об этом раньше? — Я огрызнулась, сжимая в кулаке рубашку Киана, когда во мне закипел гнев. — Почему ты мне не сказал!

По моим щекам потекло еще больше слез, и Киан поднял руку, чтобы вытереть их, но я отмахнулась, вылезая из гамака и выходя прямо под дождь.

Это пробрало меня до костей, но даже близко не охладило пылающую во мне ярость. Я вцепилась в перила в конце балкона и закричала озеру, выпуская свою ненависть и боль в шторм. Люди, за которых я боролась, сидели рядом каждый день, подбадривала и заботилась о них… Они были не теми иными, как монстрами. Невыразимыми монстрами.

Мой разум сосредоточился на Наживке, и я обернулась, когда поняла, что Киан никогда не упоминал о нем, обнаружив его прямо за моей спиной с поникшими плечами.

— А как насчет Наживки? — Спросила я, моя нижняя губа задрожала. — Что он сделал?

В его глазах промелькнули тени.

— Это означает «Тюремную наживку», — прорычал он. — В прошлом году он заставил четырнадцатилетнюю девочку заняться с ним сексом. Он ухаживал за ней, заставил прислать ему фотографии своего тела, а затем сказал, что подумывает о том, чтобы отдать их учителю, потому что у него будут неприятности, если их найдут. Он манипулировал ею, заставляя думать, что все будет хорошо, пока она дает ему то, что ему нужно, и сказал, что избавится от фотографий для нее, если она просто сделает, как он просит. После того, как она позволила ему лишить себя девственности, она поняла, что он не собирается прекращать домогаться ее. В конце концов, она обратилась к нам за помощью, я просто хотел, чтобы она пришла, черт возьми, раньше. Но она уже попросила перевестись со школы. Она сказала, что слишком боялась идти в полицию и выдвигать обвинения, но знала, что мы позаботимся об этом. Эти фотографии теперь уничтожены, и Наживка будет наказан навсегда за то, что он сделал. Мы дали клятву Ночных Стражей защищать всех в этой школе, это не было ложью, Татум, — яростно сказал он, его голос был достаточно громким, чтобы перекричать шум ветра. — Мы не запугиваем людей, которые этого не заслуживают. По крайней мере, до тех пор, пока… — Он вздохнул, проводя рукой по лицу, чтобы вытереть воду.

— Не появилась я, — закончила я за него, и он кивнул, опустив голову.

Мои слезы смешались с дождем, горячие и холодные, ледяные и обжигающие. Мое сердце сжалось в груди, когда я попыталась осознать все это. Что это значило. Как это все изменило. Изменило все.

— Я бы сказал, что сожалею, но этого на самом деле недостаточно, не так ли? — Прорычал он, его брови сошлись на переносице, на залитом дождем лице была написана боль.

— Нет, — выплюнула я, делая шаг к нему. — Этого недостаточно, Киан. Ничего из этого недостаточно. — Я отвесила ему пощечину, отчего его голова мотнулась вбок.

Он посмотрел на меня мертвыми глазами, опустив подбородок.

— Лучше?

Я покачала головой, снова отворачиваясь от него и уставившись на неспокойный мир, который ощущался точно так же, как мое сердце. Ничто не могло этого исправить. Ничто не могло. Даже моя месть не вернет того, что они сделали со мной. Как они обращались со мной так же плохо, как и с Невыразимыми. Может быть, хуже. Как будто я заслуживала всей их ненависти так же, как и они.

— Ты связал меня с ними. Это то, что ты чувствуешь ко мне, Киан? Я вызываю у тебя такое же отвращение, как и они? Ты думаешь, я такая же презренная, как они?

— Татум, — прохрипел он с мольбой в голосе, которой я никогда раньше от него не слышала. — Ты не такая, как они.

— Тогда зачем ты это сделал? — Я развернулась к нему лицом, готовая ударить, драться, царапаться, но мое дыхание сбилось, когда я обнаружила его стоящим на коленях. Просто мальчик под дождем, у которого обливается кровью сердце.

— Потому что я могу наказывать злодеев этого мира, детка, но я самый бессердечный злодей из всех. Сэйнт, Блейк и я были первыми Невыразимыми, мы все совершали поступки, которые заставили бы тебя бояться нас больше, чем самой смерти. И ты, может, и не виновата, моя милая, блядь, дикая девочка, но и невиновной тебя тоже нельзя назвать. По крайней мере, половина твоего сердца черна, и эта половина всегда будет звать нас. И не смей, блядь, отрицать это.