ПРИЯ

Они отправились из Сругны обратно по тропе искателей. Люди из махала и повстанцы составляли беспокойную компанию. Повстанцы все время пытались взять верх, а служанки и мужчины махала выглядели так, словно всерьез подумывали о том, чтобы выпотрошить их всех в темноте ночи.

По необходимости они двигались медленно. Бхумика могла передвигаться только в своем паланкине. Для Ашока повстанцы тоже соорудили импровизированный паланкин - полотно, подпертое тростями, скорее гамак, чем что-либо другое. Критика шла рядом с ним. Прия задавалась вопросом, как он себя чувствует. Может ли он еще говорить? Больно ли ему?

Но она не подходила к нему. Она не знала, что ему сказать. Когда они будут в Хиранапрастхе, и он пройдет через бессмертные воды и снова будет здоров, они поговорят.

Вместо этого она прошла мимо Симы. В этот момент Сима держала на руках малышку Падме, тщательно привязанную к ее груди перевязью из рваной ткани, чтобы дать Бхумике время поспать. Прия прижималась к ним, пока они шли, и разглядывала сморщенное личико Падмы.

"Она похожа на старуху, тебе не кажется?" заметила Прия.

"Дети всегда выглядят так, При. Она станет еще красивее". Сима посмотрела вниз и с сомнением добавила: "Возможно".

Впереди них раздался шум. Один из повстанцев рухнул на землю, и его товарищи - на их лицах были одновременно ужас и покорность - подняли его на ноги. Его лицо было мокрым от крови. Он не дышал.

Значит, еще один потерян.

"Я ничего не смыслю в политике, но думаю, что людей, которые убивают невинных и сжигают города, нужно убивать самим", - пробормотал Сима.

"Вот почему мы позволяем леди Бхумике заниматься политикой", - ответила Прия.

"Похоже, ты с радостью соглашаешься с этим", - сказала Сима. И в ее голосе прозвучало настоящее обвинение и настоящая боль.

Они не говорили об истинной природе Прии с тех пор, как впервые воссоединились в лесу. Тогда облегчение пересилило все обиды. Но сейчас боль была рядом, сверкая в глазах Симы.

Прия вздохнула. "Это был не только мой секрет", - сказала она. "То, что я есть. И я... Сима. Я не думала, что когда-нибудь снова стану ребенком из храма. Я думала, что навсегда останусь служанкой".

"Правда?" Голос Симы был осторожным.

"Правда. Мне все это не нравится. Компромисс с убийцами или то, что убийства вообще происходят. Все это... все это". Она махнула рукой на толпу вокруг них. "Я бы хотела, чтобы все было как раньше".

"Ты действительно этого хочешь?"

Правда? Прия позволила себе подумать об этом, хотя бы на мгновение. Хотела ли она снова стать служанкой, пить во фруктовом саду, смеяться и шутить с Симой? Осторожно передвигаться вокруг Бхумики? Смотреть на Хирану и тосковать по тому, чего у нее почти не было - по чему-то потерянному и желанному, по возможности большего, которое всегда было за ее пределами и манило ее, как песня?

Жалела ли она о том, что никогда не встретила Малини, никогда не поцеловала ее? Никогда не оставляла ее позади?

"Конечно", - солгала она. "Конечно, хочу".

"Леди Бхумика", - позвал кто-то. Это был Биллу, который говорил; он присел рядом с паланкином Бхумики, пока двое мужчин, державших его, опускали его, чтобы выпустить ее. "Один из наших болен. Мальчик - ему становится хуже".

Прия поспешила вперед. "Что случилось с Рукхом? Биллу, где он?"

Бхумика посмотрела на нее, темные круги затеняли ее глаза. "Я оставлю это тебе, Прия?" - устало спросила она.

Прия кивнула ей. "Отдохни еще, если сможешь", - сказала Прия и ушла.

Биллу отвел Прию к Рукху, который свернулся калачиком на боку у дерева. Ему было явно больно, он сгорбился, прижимая руку к груди.

"Больно", - прохрипел он, когда Прия опустилась на колени, чтобы осмотреть его. Она отняла его руку от живота. Сквозь кожу, от пальцев до локтя, пробивались побеги дерева. Плоть вокруг них была испещрена кровью, неестественно перламутрового цвета.

"О, Рукх", - тихо сказала она. Посмотрев на Биллу, она спросила: "У кого-нибудь есть что-нибудь от боли?".

Он покачал головой. "Повстанцы израсходовали свои запасы. У нас ничего нет".

Прия подняла Рукха. Он застонал, и она прикусила губу, чтобы не выругаться или не заплакать, или и то, и другое.

"На спину", - сказала она. "Вот так".

Она услышала хруст подлеска, и появился Дживан.

"Ты должна уметь защищать нас", - сказал он, глядя узкими глазами между ней, Биллу и Рукхом. "Леди Бхумика не может. Ты тоже, Биллу".

"О, я вам не нужен", - сказал Биллу.

"Ты сильная", - сказал Дживан. "Мы не знаем, с чем столкнемся".

"И что же ты ждешь от меня?" огрызнулась Прия. "Оставить его здесь?"

Рукх издал жалкий звук, и Прия сразу почувствовала себя ужасным человеком. Биллу бросил на нее беспомощный взгляд.

"Я сделаю это". Это был один из повстанцев - человек по имени Ганам. "Я не могу сражаться", - добавил он с натянутой, настороженной улыбкой. "Я могу заболеть в любой момент. Но я здоровее большинства тех, кто пил воду из склянок, и я могу справиться с весом Ашока. Я могу выдержать ребенка".

Прия не хотела отдавать ему Рукха. Но Дживан беспокойно оглядывался на паланкин Бхумики, а они не могли позволить себе задерживаться здесь надолго.

"Хорошо", - сказала Прия. "Но будь с ним помягче".

Ганам взял Рукха из ее рук. Глаза Рукха были закрыты, дыхание было коротким.

"Он не просто один из ваших", - сказал Ганам, легко поправляя его вес. "Он и наш тоже. Шпионил для нас. Служил нашему делу. Может быть, свобода будет означать возможность защищать наших детей, а не использовать их", - добавил он, откидывая со лба Рукха припорошенные листьями волосы. "Я бы хотел в это верить".

Прия посмотрела на Руха, прижавшегося головой к плечу Ганама. На настороженное, но нежное выражение лица Ганама. На толпу людей вокруг них, и на гнев в них, и на голод тоже. По чему-то лучшему. По будущему.

"Я бы тоже этого хотела", - сказала Прия.

Критика смотрела на нее с другой стороны тропинки, на ее лице было задумчивое выражение. Она кивнула Прие. Через мгновение Прия кивнула в ответ.

Они продолжили идти.