— Саймон, блядь, ничего не будет делать. Моя будущая жена не будет встречаться с каким-то парнем, на которого западают все отчаянные местные женщины, — рычит Нико.

— Она сможет делать всё, что пожелает, как только вы расторгнете брак, — мило говорит Кэрол. — У тебя будет своя компания и кастрированный совет директоров. Она получит свой дом. Вы оба уйдёте с тем, что хотите, и в этот момент Синди сможет взять Саймона в свой сад или в свою постель.

С милым смехом она выходит из теплицы, как будто ей нет до этого никакого дела.

— Увидимся позже, маленькие голубки, — она хихикает.

Дверь за ней закрывается, и Нико пристально смотрит на меня.

— Не смотри на меня так, — возражаю я. — Я ничего не сказала.

— Он тебе нравится? — требует он.

— Кто?

— Этот ублюдок Саймон.

— Он привлекательный, да. Нам обоим нравятся цветы. Но Кэрол забегает вперёд. Я не думала, что буду делать, когда мы расстанемся. Я могу путешествовать. Устроить приключение, — мои глаза расширяются. — Я всегда хотела путешествовать по греческим островам. Насколько романтично это было бы? Есть так много вещей, которые я хотела бы сделать. Я действительно не думала о мужчинах, — я говорю «мужчины» так, будто они – пустяковое дело.

— Ты куда более авантюрная, чем я думал, — говорит Нико, глядя на меня так, будто я – головоломка, которую он пытается решить.

— Да, и знаешь, почему?

Он качает головой, его губы дёргаются, как будто он не может дождаться, когда я просвещу его.

— Ты не знаешь меня настоящую. Ты встретил меня в мой самый низкий момент. Честно говоря, были дни, когда я едва могла выйти из дома без паники. Иногда я всё ещё это чувствую. Я потеряла моих маму и папу. У меня нет братьев и сестёр. Ни один дедушка или бабушка не остались в живых. Я сирота в этом мире, и слишком молода, чтобы ею быть. Если это не так плохо, то у меня есть стая злобных сводных родственников, мучающих меня на каждом шагу. Потом появился ты и твои люди, так что извини, если я сразу не напомнила тебе Амелию Эрхарт. Но в моём сердце есть место приключениям.

— Амелия кто? — это то, что он выбирает.

— Первая женщина, которая самостоятельно пролетела Атлантику, — отвечаю я. — Знаменитый исследователь и лётчик. Забудь. Ты, вероятно, не знаешь о ней, потому что она женщина, а они хороши только для того, чтобы принести и унести, верно? И угождать тебе в постели.

Выражение его лица становится всё более мрачным, но я не останавливаюсь.

— Ты так мало знаешь, Нико. Ты, твоя семья, твой мир. Ты знаешь Николая Волков?

— Ты же знаешь, что да.

— Хорошо, его жена владеет успешной арт-галереей.

Он поднимает руки вверх.

— Эй, принцесса, слезай с этой высокой лошади. Я не мешаю тебе делать что-нибудь. Ты, кажется, хотела жить на коленях, покрытая сажей, Синдерс.

Наклоняясь ближе, он шепчет:

— Мне показалось, что тебе там понравилось.

Я поворачиваюсь к нему, меня пронзает ярость.

— Пошёл ты, Нико. Можешь забыть свой глупый брак. Я бы не вышла за тебя замуж, будь ты даже последним мужчиной на Земле.

Я выбегаю из оранжереи, слёзы застилают глаза, и направляюсь к конюшням.

— Оседлай для меня Красавчика, — приказываю Ли.

Он колеблется.

— Ты планируешь оседлать его в таком настроении? Не уверен, что это хорошая идея.

О, Господи, что это с мужчинами, которые постоянно говорят мне, что делать?

— Просто сделай, как я прошу. Ты работник, — я огрызаюсь на него.

Он вздыхает, но делает, как я сказала.

— Они реагируют на напряжение, ты знаешь? Они – животные-жертвы, которых легко напугать. Я всегда говорю не ездить верхом, пока не успокоишься, пока не узнаешь их хорошо, а они не узнают тебя. Когда он тебя узнает, и ты попадёшь в его настроение, он возьмёт тебя в галоп и позволит тебе выплеснуть весь гнев. Он ещё не знает тебя. Ты не знаешь, как он отреагирует на всё это напряжение.

— Ты хочешь сказать, что ей опасно ездить на нём в таком состоянии? — от низкого голоса Нико, раздавшегося позади меня, у меня сжимается живот.

— Да, сэр, так и есть.

Сэр? Чёртов сэр?

Я издаю возмущённый вопль и устремляюсь к дому.

— Ты хочешь, чтобы я продолжил его седлать, или нет? — спрашивает Ли.

Я игнорирую его и всё, что говорит ему Нико.

Когда я вхожу в дом, один из идиотов Нико лезет передо мной, почти сбивая с ног.

— Смотри, чёрт возьми, куда идёшь, — я протискиваюсь мимо него и топаю вверх по лестнице.

Тяжёлые шаги преследуют меня.

Я иду не на чердак, а комнату, которая раньше была моей.

Рука обхватывает меня за талию, и Нико поднимает меня на руки.

— О, нет. Ты не сделаешь это дерьмо снова. Отпусти меня.

— Нет.

— Да.

— Синдерс… — в его голосе звучит опасная нотка предупреждения.

Он несёт меня на чердак и ставит на пол, запирая за собой дверь. Он убирает ключ в карман и смотрит на меня. В его взгляде есть что-то такое, чего я раньше не замечала. Он смотрит на меня так, словно только что загнал дикую кошку в тесную ловушку. Хорошо. Он должен волноваться, потому что я достигла своего предела.

— Зачем ты забрал ключ? — спрашиваю я, мой голос обманчиво спокоен.

— Потому что ты выглядишь так, будто собираешься сделать что-то безумное, и ты можешь навредить себе, или кому-то ещё.

— Это точное описание моего настроения.

— Я не могу тебе позволить сделать это.

Я насмехаюсь.

— О, потому что ты так сильно обо мне заботишься.

— Кажется, именно это я делаю.

Эти слова заставляют меня колебаться. Я хмурюсь, глядя в окно.

— Я бы точно не позволил никому другому разговаривать со мной таким образом, — он размышляет об этом как бы про себя. — Любого другого я бы вышвырнул отсюда.

— Хмм, это мой дом, — подчёркиваю я.

— Это бы меня не остановило, — холодно говорит он.

— Так что тебя останавливает?

— Я не знаю точно.

— Ты не заботишься обо мне. Я пешка в игре. Игрушка. Кто-то, кому тебе хочется и нравится причинять боль, но я никто, кроме этого.

— Мне нравится делать тебе больно… немного. Только потому что тебе это тоже нравится, и мой член твердеет, когда я вижу твою попку всю розовой.

— Ты больной, — я ухмыляюсь, но это удар ниже пояса, потому что если он болен, то и я тоже. — Спорим, тебе бы не понравилось, если бы туфля была на другой ноге, и я бы била тебя.

Он подходит ко мне и притягивает к себе.

— Я никогда не бил тебя, и никогда не буду. Я отшлёпал тебя, и, надо сказать, чертовски легко. Ты стала мокрой, я стал твёрдым, и в этом нет никакого преступления. Хочешь связать меня и заняться мной? Давай.

Я внимательно за ним наблюдаю.

— Ты позволишь мне связать тебя?

— Если ты захочешь.

Эта мысль имеет определённую привлекательность. Вся эта сила сдерживается, но на самом деле это не так, потому что я понимаю с ослепительной, ледяной ясностью, что не хочу, чтобы он сдерживался. Я хочу, чтобы его власть была надо мной, подо мной, во мне.

Его размеры, его сила и да, сила его личности – всё это возбуждает меня, и подайте на меня в суд, если это означает, что у меня что-то не в порядке с головой.

Он наблюдает за мной так же пристально, как и я за ним. Воздух в комнате замер в ожидании, когда мы поймём друг друга.

Его пальцы сжимают мой подбородок.

— Не думаю, что ты хочешь связать меня, не так ли? На самом деле, Синдерс, я думаю, тебе нравится, что я садист, который делает с тобой плохие вещи, потому что тогда тебе не нужно признаваться даже самой себе в глубине души, как сильно ты меня хочешь. Я заставляю тебя это делать, не так ли? Я подкупаю тебя. Принуждаю тебя. В результате ты остаёшься чистенькой и всё ещё хорошей девочкой, которой ты всегда себя считала. Милой девочкой.

Он наклоняется ближе и лижет сбоку моё горло, оставляя стон на моей коже.

— Может быть, ты девушка, у которой по венам течёт кровь ведьмы. Девушка, которая в глубине души хочет быть, как её предок, которая любила пирата. Может быть, у женщин в твоей родословной есть свои пороки.

Я вздыхаю напротив него. Мои соски такие твёрдые, что болят, и мой клитор ноет от желания.

— Ты хочешь меня и мои тёмные соблазны, но не хочешь признавать это. Так что позволь мне отнять у тебя эту борьбу. Как насчёт того, чтобы с этого момента заставить тебя?

Дыхание сбивается, и я так возбуждена, что ноги дрожат.

— Заставить меня?

— Да, tesoro, — его голос стал хриплым.

— Заставить меня как?

— Заставить. Тебя.

Я едва могу дышать. Моё сердце бьётся слишком сильно. Я в ужасе, потому что то, что он говорит, кажется таким правильным. Я чувствую себя так, словно вернулась домой, в какое-то мрачное, развратное, прекрасное место, где я всегда была своей, но никогда не знала об этом.

— Я не знаю… — говорю я. Мой голос дрожит. Я имею в виду, что это действительно опасная игра. Что, если мне действительно понадобится, чтобы ты остановился?

Он задумчиво смотрит в окно, а затем снова притягивает меня к себе.

— Какие растения ты пытаешься выращивать? Те, которые не цветут долго?

— Орхидеи? — потерянно отвечаю я.

— Да, эти. Используй это слово. Если ты хочешь что-то прекратить, скажи «орхидея». Кроме этого, за этой дверью – я, блядь, главный.

Его глаза удерживают мой взгляд маяком желания и потребности, и я уверена, что мои глаза отражают это в ответ.

Позади меня комод, и без предупреждения Нико поворачивает меня и толкает на него.

Воздух покидает мои лёгкие с удивлённым «ооооох».

Он грубо стягивает с меня джинсы и оттягивает трусики в сторону, а его пальцы погружаются в мои мокрые складки.

— Я чист, — говорит он. Его слова не сразу доходят до меня.

— Я на таблетках, — признаюсь я. Я не говорила ему об этом раньше, потому что знала: как только он узнает, он захочет взять меня незащищённым, а я боялась стереть этот барьер между нами. Теперь не осталось никаких барьеров. Только тот, вокруг которого я установила колючую проволоку. Тот, что у моего сердца. Я не могу позволить этому мужчине перешагнуть через него, иначе мне конец.

Он – мой тёмный заклятый враг и моя спасительная милость, всё в одном. Бог знает, кто я для него. Его Синдерс, но, возможно, также его принцесса, его милая, как он ласково мурлычет мне.