— Нет, это не так, — я протестую против его оценки меня.

— Это так, Синдерс. Но организация, в которой я состою, уходит корнями почти в средневековье. Ты знаешь, чем отличается моя семья от твоей?

Я качаю головой.

— Твоя семья сделала законными все кражи, которые они совершали.

Я задыхаюсь на этих словах.

— Что? Ты думаешь, что твоя семья родилась на этих землях много веков назад? Они просто заняли их, верно?

— Ну нет, я предполагаю, что они были даны королём, или они купили их? — я понимаю, что не знаю этого. Я знаю многое о нашей истории, но не о том, как мы пришли на эти земли. Они были в нашей семье так долго, и ни отец, ни мать не говорили об этом.

— Так кто же дал землю королю? Вильям Завоеватель просто взял её. Потом случились огораживания. До этого треть земель Британии принадлежала людям, а сейчас это менее трёх процентов.

— Откуда ты всё это знаешь?

— Я занимаюсь недвижимостью. Я обязательно изучаю правила и юридические аспекты, а также историю землевладения в странах, где я работаю. Посмотри, сколько людей покупают дом в Великобритании, но не владеют землёй. Представь себе это во многих других странах. «Эй, ты купил этот дом, но на самом деле ты его только арендуешь, потому что земля принадлежит какому-то аристократу.» Они засмеются тебе в лицо, но здесь? Все с этим согласны. Так что, пожалуйста, не читай мне лекции о том, что правильно, а что нет. Даже закон создаётся сильными мира сего и имеет исключения для них.

Я думаю о том, что он сказал. Даже закон создаётся сильными мира сего и имеет исключения для них. Он прав, не так ли? Посмотрите на мою пра-пра-прабабушку, не на ту, которая вышла замуж за пирата, а на менее удачливую, которую посчитали ведьмой из-за влиятельных мужчин, которые были напуганы женщиной, что не вписывалась в их шаблон хорошей женщины.

— Моей семье не всегда было легко, — говорю я защитным тоном. — Они помогали местному населению, как могли, а в XVIII веке разрешили пасти скот на общих землях. Одну из моих предков преследовали как ведьму. Другая вышла замуж за пирата, и местная община якобы отвергла её. Мы не богаты в том смысле, как ты думаешь. У нас есть старое имя и старая земля, но у нас нет денег. Мы не владеем половиной Лондона или Сомерсета, а мой отец не был лордом. Мы не аристократы.

— Нет, но, по крайней мере, некоторые из вас были такими, другие были мятежными и, как ты говоришь, пошли против короны и были отвергнуты или обвинены в колдовстве. Я не пытаюсь очернить твою семью, Синдерс, я просто указываю на то, что многие люди, на которых равняется большинство общества, происходят от тех, кто в прошлом совершал плохие поступки. Кто завоёвывал, грабил и крал землю. Вот и всё, что я хочу сказать.

Мне кажется, что в его словах очень много самооправдания, но в какой-то степени я его понимаю.

— Пират, говоришь? — он ухмыляется мне. — Значит, ты и я – не всё так плохо? Твои предки не будут ворочаться в могилах?

Я мягко смеюсь.

— Нет, некоторые из них могут отпраздновать.

— Иди сюда, — он притягивает меня к себе, мягко раздвигает мои ноги и устраивается между моими бёдрами, упираясь своей толстой тяжестью в мой вход.

Его глаза задают вопрос.

— Да, — шепчу я.

Он достаёт презерватив и снова берёт меня.