Лидия собирает остатки своей испачканной одежды, складывает ее, чтобы отнести обратно в свою квартиру, и я мельком вижу ее нижнее белье, засунутое между чулками и пальто, это дает мне информацию, которую мне совершенно не нужно было знать для моего собственного здравомыслия.

Под этой длинной скромной черной юбкой на Лидии нет трусиков.

Это конкретное знание проникает прямо в мой член, пульсирующий толчок проходит через меня и в одно мгновение делает меня твердым, заставляя меня болезненно натягивать молнию и стискивать зубы под внезапным натиском возбуждения.

Это чертовски смешно. Я, должно быть, прошел тот этап в жизни, когда от одной мысли о женщине без трусиков у меня мгновенно встает, особенно когда на женщине, о которой идет речь, юбка ниже колен. В наряде Лидии нет ничего даже отдаленно сексуального, или, по крайней мере, его не должно быть, но все, что я могу видеть, это то, как облегающий свитер облегает изгибы ее груди, как юбка облегает стройные бедра, и от этого у меня пересыхает во рту, когда мы выходим из гостиничного номера, и я изо всех сил стараюсь скрыть ситуацию, в которой сейчас находится мой член.

Я чувствую, что схожу с ума.

Холод, по крайней мере, помогает остановить волну, когда мы выходим на улицу. В Москве обычный январский холод, и того, как он бьет меня по лицу, когда мы выходим на улицу, достаточно, чтобы отвлечь меня от возбуждения и немного ослабить его.

— Не бери в голову никаких идей, — предупреждаю я Лидию, когда мы начинаем идти. — Я бегаю быстрее, чем кажусь, и я найду тебя, даже если сначала не поймаю.

— Не волнуйся. — В ее голосе слышится намек на угрюмость, когда она смотрит вперед, наклонив голову против ветра, и демонстративно отказывается смотреть на меня. — Я же сказала тебе, я уже смирилась с этим. Я не собираюсь пытаться сбежать.

— Хорошо. Я засовываю руки в перчатках в карманы пальто, чтобы согреться, и после этого мы идем в тишине всю дорогу до той части города, где находится многоквартирный дом Лидии.

Ее район, хотя я бы не зашел так далеко, чтобы назвать его трущобами, вежливо можно было бы назвать восстанавливающим силы. Есть несколько новых магазинов, которые выглядят более изысканно, чем другие обветшалые здания вокруг них, но очевидно, что только время покажет, приведут ли они в порядок остальной район вместе с ними или придут в упадок вместе со всем, что их окружает. Глядя на остальные магазины и дома, мимо которых мы проходим, я бы поставил на последнее.

Дом Лидии представляет собой обшарпанный подъезд из бежевого кирпича, нижние края стен покрыты черновато-зеленым веществом, которое может быть мхом или плесенью, сказать невозможно. Лестница знавала лучшие времена, а пожарная лестница, ведущая вверх по стене здания, местами проржавела, похоже, вам пришлось бы сильно рисковать, пытаясь выбраться по ней, особенно если вы жили бы на одном из верхних этажей.

Ее квартира находится на десятом этаже и выглядит именно так, как я ожидал от внешнего фасада здания. Она ненамного больше моего гостиничного номера, с желтоватой плиткой, которая явно покрыта пятнами от возраста, а не от грязи, такой плиткой, которая когда-то была белой, но теперь ее нельзя снова сделать белой, сколько бы отбеливателя ни применяли. Сама квартира сверкает чистотой и опрятностью, что соответствует тому, что я видел в личности Лидии до сих пор, но остальная часть находится в столь же запущенном состоянии, которое не может исправить никакая уборка.

Прилавки из того же желтоватого пластика, приборы из прошлого века, а крошечный столик и стул рядом с узким окном явно не только подержанные, но, вероятно, из четвертых или пятых рук. Единственная другая мебель — раскладная кровать из столь же непрочного на вид гипсокартона из искусственного дерева, аккуратно застеленная стопкой потертых одеял, и высокий деревянный комод, похожий по форме на стол и стул в кухне. Единственная другая комната — ванная размером с крошечный чулан с небольшим душем, из тех, что имеют только занавеску и выступ по краю, предотвращающий вытекание воды, и туалет с пожелтевшей раковиной на подставке.

А еще здесь так чертовски холодно, что чувствуешь себя почти хуже, чем на улице.

— У меня сломался радиатор, — извиняющимся тоном говорит Лидия, когда мы входим. — Это было давно, они не потрудились приехать, чтобы починить его.

— Как, черт возьми, ты не замерзла до смерти? — Мои руки в кожаных перчатках на флисовой подкладке засунуты в карманы шерстяного пальто, и мне все еще приходится бороться с желанием вытащить их и подуть на них.

— Куталась во все эти одеяла. — Лидия указывает на кровать. — Но все равно было холодно.

— Почему ты не съехала? — Когда вопрос слетает с моих губ, я понимаю, что это не мое дело, и, вероятно, глупо спрашивать, учитывая, что она, вероятно, обдумывала это сто раз, но я ничего не могу с собой поделать. Понятно, что она делает все возможное, чтобы сохранить это место пригодным для жилья, и несмотря на то, что у меня есть приличный банковский счет, я спал в грязных местах на работе по необходимости, но все в этой квартире кажется убогим.

Лидия пронзает меня пронзительным взглядом, который говорит мне именно это: что это не мое дело. Но она все равно отвечает.

— В квартирах, которые я могу себе позволить, не так много свободных мест, — говорит она, пересекая крошечное пространство, чтобы выдвинуть один из ящиков комода. — И многие не хотят сдавать в аренду студентам. Кроме того, все, что дороже этого, сократило бы сумму, которую я могла бы отправлять своей бабушке каждый месяц. И, если ты еще не понял, — добавляет она, бросая стопку одежды на кровать и бросая на меня тот же многозначительный взгляд, — моя бабушка для меня самый важный человек в мире. Она — все, что у меня осталось, и я не знаю, надолго ли. То, что ты делаешь, удерживая меня в своем отеле, сокращает время, которое я могу проводить с ней. Но я делаю это, чтобы защитить ее. Чтобы убедиться, что ты не помешаешь мне заботиться о ней любым доступным мне способом. Так что да, я живу в этой дерьмовой квартире без отопления и не переезжаю именно поэтому.

Она снова опускает взгляд на кровать, зарываясь руками в груду одежды.

— Тебе не обязательно понимать меня, Левин Волков. Но, надеюсь, теперь ты понимаешь, почему я делаю то, что делаю, немного лучше.