Глава двадцать пятая

Адрик Иванов.

Я знала все об этом человеке, от места его рождения до последней жертвы. Я знала тот день, когда он стал Даворином, и знала, как прошло его первое убийство. Эти записи были запечатаны, но я получила к ним доступ много лет назад.

Так как, черт возьми, я не предвидела этого?

Вероятно, потому, что это сделал мой отец. Я никогда не обращала пристального внимания ни на него, ни на его махинации. Если бы мой отец хотел, чтобы что-то было похоронено, оно оставалось бы похороненным до тех пор, пока он не решал, что пришло время принести это в мир.

Возможно, именно так Брианна вписалась в эту историю. Я сомневаюсь, что она отправила мне это сообщение о работе Даворина, касающейся моей семьи, только для того, чтобы отомстить. Ей это мало что дало — она уже была мертва и похоронена там, где никто никогда ее не найдет.

Мне пришло в голову, что она тоже была частью планов моего отца и что ее роль заключалась в другом. Но я не стала об этом думать и, бросив последний взгляд на свой телефон, выбросила его.

Я купила себе одноразовый телефон с номером Адрика. Он больше не заслуживал звания Даворин. Это имя он выбрал — Бог Смерти — как человек, которому ни разу не удалось убить ни одну из своих целей. Теперь он это сделал, и это была я.

И он никогда не сможет меня убить.

Признаюсь, поначалу я не была уверена, что получу с женщиной на заднем сиденье. Я взглянула на нее через зеркало заднего вида, и она выглядела совсем не так. Ее глаза были прикованы к окну, и она редко моргала.

Когда пробило пять часов дня, я широко ухмыльнулась. Я подождала еще десять минут, пока в машине играла тихая музыка. Я напевала песню, пытаясь сдержать гнев. Скоро мне пора высвободить весь гнев, который у меня был внутри, но не сейчас.

Я набрала его номер, и удовлетворение наполнило меня, когда он взял трубку после первого звонка.

— Какого черта ты делаешь, маленький лев?

Его голос был слишком спокойным для человека, чью мать только что похитили. Некоторое время я молчала, прежде чем вырвался тихий смешок. Я снова взглянула на его мать, но она не ответила.

— Ой, я ничего не делаю, — я смеялась. — Ты должен спрашивать меня, что я собираюсь делать.

Он сделал паузу.

— Отпусти ее.

— Единственный способ отпустить — это в мешке для трупов. А у тебя, Адрик, меньше часа, чтобы нас найти. Тик-так.

Я повесила трубку. Окно открылось нажатием кнопки, и я выбросила телефон. Он мне уже был не нужен, и хотя его невозможно было отследить, я не хотела получать от него многочисленные телефонные звонки. На моем лице появилась злая ухмылка — настоящая игра вот-вот начнется.

— Привет, Галина, — позвала я женщину на заднем сиденье. Медленно, моргнув, она повернула голову и посмотрела на меня. — Как бы вы отнеслись к прогулке в парке?

Ее глаза прояснились, и появилась улыбка. Из ее медицинской карты я знала, что ей нравятся прогулки в парке, особенно весной. Погода сегодня была хорошая – ни дождя, ни грязи. Это была прекрасная возможность заставить ее поговорить со мной.

Галина Иванова страдала деменцией, точнее, болезнью Альцгеймера. Она принимала тяжелые лекарства, и я была уверена, что она не знала, какой сегодня день и где, черт возьми, она была. Большую часть времени она была погружена в свои мысли, держалась камнем и редко разговаривала, даже с медсестрами.

Мне нужна была информация о молодости Адрика, чтобы полностью понять его юность, когда я его еще не знала. Все может помочь положить конец его несчастной жизни; однако, если это не удастся, мне придется убить его драгоценную маму. Это была беспроигрышная ситуация.

Я не могла называть его тем именем, под которым знала его. Правда, до сих пор я не знала его настоящего имени, но вред мне причинил не Адрик Иванов, а Даворин. И одна лишь мысль о нем вернула мне весь мой гнев.

Я не могла позволить этому случиться раньше, чем настало время.

Я припарковала машину возле парка. Нам пришлось ждать еще пятьдесят минут. Место, которое я выбрала для нашей встречи, было там, где я должна была умереть в день рождения Алексея, четыре дня назад. Казалось, это идеальное место, чтобы положить всему конец.

Я взяла Галину за руку, обеспечив ей дополнительную поддержку. Эта женщина уже много лет не выходила на улицу одна и едва могла пройти несколько футов. Я отвела ее к ближайшей скамейке и вытащила бутылку сока. Это было ее любимый напиток, и я использовала его, чтобы подкупить ее.

Галина приняла его с благодарностью, и ее морщинистые глаза загорелись при виде этого.

— Галина, можно ли поговорить о вашем сыне? — мне нужно было подойти к ней очень осторожно. Одно неверное слово, и она закатит истерику. Мы находились в общественном месте, и я не могла этого допустить.

— О, мой мальчик, Адрик, — хныкала она. На мгновение я подумала, что упустила свой шанс, но затем на ее лице появилась мягкая улыбка, когда она посмотрела на чистое небо. — Я не хотела его оставлять. Я очень не хотела, но у меня его забрали, и я ничего не могла сделать.

Она была заядлой наркоманкой и принимала все, от кокаина до героина — все, что попадалось под руку. Она никогда не планировала иметь детей; однако, когда ей было тридцать пять, ее застала связь на одну ночь, и она решила, что хочет оставить ребенка и очиститься.

Это не сработало. Во время беременности она оставалась чистой, но как только родила, вернулась к своим старым привычкам. Службы защиты детей забрали у нее Адрика, когда ему было шесть месяцев, и его усыновили в богатую семью.

Семья пообещала разрешить контакты Галины и Адрика, если она выздоровеет, и несколько лет спустя ей это удалось. Но вернуть сына было уже слишком поздно, а она не хотела лишать его прекрасного воспитания, которое ему все равно предстояло получить, поэтому согласилась навещать его ежемесячно.

Галина была одной из тех редких людей, которые остались в его жизни после того, как ему поставили диагноз психопат. Его приемные родители скрывали это, как будто это была какая-то распространяющаяся болезнь, и пытались обеспечить ему лучший уход, какой только могли, — и это сработало, потому что он знал, как скрыть и приручить эту опасную сторону себя. Он не часто давал волю этому, что было иронично, учитывая то, чем он зарабатывал на жизнь.

— Я знаю, что ты этого не сделала.

Медленно я положила свою руку на ее руку и мягко сжала ее. Это принесло мне улыбку.

Галина была слишком тихой, поэтому я добавила:

— Хотите, я отведу вас к нему?

Ее лицо светилось счастьем. Это было ужасно. Я проглотила чувство гнева, и как только она кивнула, я посадила ее обратно в машину и уехала. Пистолет мне был не нужен, поэтому я выбрала красивое лезвие. Он был размером с мою ладонь, а лезвие было тонким. На нем были выгравированы снежинки, а ручка была сделана из белого золота. Это был прощальный подарок Богдана еще до моего отъезда из России. Я никогда им не пользовалась и подумала, что это будет прекрасная возможность использовать, а затем избавиться от него.

Когда мы приехали, я помогла Галине выйти из машины. Когда мы вошли в зал, ее медленная походка начала бесить меня до предела.

Все было именно так, как мы его оставили: пятна крови на полу, сломанные столы и стулья. Это был беспорядок. Единственное, что уцелело, — это бутылка вина. Я презирала его вкус, но это был единственный алкоголь, который у меня был, поэтому я не стала раздумывать, прежде чем открыть бутылку и отхлебнуть из нее.

Галина села на один из стульев. Она выглядела спокойной и терпеливо ждала прибытия сына, но мои нервы, казалось, были на пределе.Моя рука слегка дрожала, и чем больше я думала о нем, тем больше злилась.

Я проверила свои наручные часы — он скоро должен быть здесь. Он был умным человеком; я не сомневалась, что он сможет нас найти.

Мне не терпелось встретиться с ним в последний раз.

Я как будто слышала тиканье часов. Устойчивый ритм эхом отдавался в моей голове, мои глаза были прикованы к маленькому устройству на запястье. Это было единственное украшение, которое я носила ежедневно, и оно не было сделано из золота.

Галина начала громко стучать ногой по полу, и у меня начала болеть голова. Ее ладони схватили длинную юбку, когда она оглядела комнату — она явно теряла терпение.

Часы пробили шесть часов десять минут. Я услышала, как подъехала машина, а затем, словно он был Флэшем, через несколько секунд появился в двери. Он явно был готов к тому, что должно было случиться, поскольку надел свою чертову маску.

— И человек часа почтил нас своим присутствием, — объявила я. Я сделала последние несколько глотков вина, прежде чем бутылка вылетела из моей руки и разбилась об пол.

Он сделал несколько шагов вперед и остановился. Я быстро отстала от его матери, которая не знала, кто этот человек в маске. Медленно я вытащила нож и приставила его к ее горлу.

— Что ты делаешь, Екатерина?

Голос Адрика был полон яда, моего дурацкого прозвища давно уже нет. Хороший мальчик. Я ненавидела то, что я чувствовала.

Он сделал еще шаг вперед, но я просто вонзила лезвие глубже в ее кожу, и он тут же остановился.

— Мне нужен был рычаг воздействия, — я посмотрела на Галину. — И если ты выполнишь мои… требования, ты можешь свободно идти.

Он моргнул, и с его губ соскользнуло что-то среднее между рычанием и шипением. Казалось, он не собирался причинять мне вред, если я не сделаю первый шаг, поэтому он еще не вынул пистолет.

— Что ты хочешь?

Я вздохнула, казалось бы, довольная.

— Ты пытался убить меня шесть лет назад?

— Да, — его ответ был холодным, быстрым и, как и следующий шаг, рассчитанным.

Я почувствовала острую боль в груди.

— Мой отец нанял тебя, чтобы убить меня сейчас?

— Да, — он сделал еще один шаг.

Я знала, что он делает, но он делал это неправильно. Тому, кто с ним не встречался, это, вероятно, показалось бы достаточно невинным. Он пытался приблизиться ко мне, попытаться обезоружить меня.