Я понимающе посмотрела на него, и он замер.

— Почему ты не убил меня?

— Потому что я никогда не хотел, чтобы ты была…собой.

Из меня вырвался громкий смех. Это было горько-сладко. На каком-то уровне я знала, что это правда, но предательство не ранило меня меньше. Если бы мой отец добился своего, на земле лежала бы мертвой я, а не мой брат-близнец.

— О, пожалуйста, — размышляла я. — Мне нужна правда.

— Правда? — его голос был опасно тихим. — Правда в том, Екатерина, что с того вечера, когда я увидел тебя в том клубе, ты была всем, о чем я мог думать. Если я пропустил день, не увидев тебя, я пошел на убийство, чтобы выпустить свой гнев. Если бы я не знал, что ты в безопасности, я бы сошел с ума.

— Оу, — издевалась я. — Это очень мило, но это не тот ответ, который я искала.

— Я не умею читать мысли, — сказал он мне.

— Тогда все в порядке, — я придвинулась ближе к его матери, не обращая внимания на ее хныканье. Если бы она попыталась освободиться, ее убили бы быстрее. Галина, это не проблема.

Я наклонила голову набок, и на моем лице появилась легкая улыбка.

— И что заставило тебя передумать убивать меня сейчас?

В тот момент, когда он узнал, что я похитила его мать, он уже планировал мое убийство. Но каким бы опасным он ни был, как только он вошел в комнату, я поняла, что от этого плана уже давно отказались.

— Потому что, Екатерина.

Он смело шагнул вперед. Нас разделяло всего несколько футов, но это было на несколько футов слишком короткое расстояние. Я подобралась как можно ближе к его матери. Если бы она сдвинулась хотя бы на дюйм, она бы убила себя.

— Я знаю. Обо всем. Я знаю о маленькой грязной тайне, которую ты хранила в сейфе.

Из моих легких как будто вышибли весь воздух. Мои мысли вернулись к голосовому сообщению, которое оставила мне Брианна. Я была права насчет того, что второй был для него, и она рассказала ему все, что я скрывала все эти годы.

— Значит, тебе понравилось внимание?

Он покачал головой.

— Нет, маленький лев. Мне понравилось то, что мы одинаковые.

Я немедленно прервала его, гнев поднимался из глубины моего живота.

— Мы с тобой не одно и то же, Адрик.

Я выплюнул его имя, как будто это был яд.

— Ты родился таким — я была создана. Ничто из того, что мы пережили, не похоже ни на что, не говоря уже о том, чтобы быть одинаковыми.

Его глаза опасно задержались на моем лице. Его поведение не изменилось с того момента, как он прибыл, и он не показывал никаких своих чувств. Черт возьми, его бесстрастное лицо было потрясающим.

— Может быть, это и правда, но ты знаешь, что в этом мире нет ни одного человека, который поймет тебя так, как я. Мы созданы друг для друга, маленький лев. От этого никуда не деться.

Наконец до меня дошло, что он пытался сделать. Если я что-то и знала, так это то, что знала, когда кто-то пытался мной манипулировать. И, к сожалению для него, это не сработало.

Слёзы свободно текли по моим щекам, но я чувствовала чистую ярость — глубокую ярость, которая копилась годами и грозила вырваться наружу.

Я не останавливалась ни на одну минуту. Я хотела, чтобы он знал, как сильно меня разозлило его предательство. Я хотела, чтобы он знал, насколько я могу быть стервой-социопатом. И больше всего мне хотелось, чтобы у него было что-то, что меня запомнило.

Должно быть, это было чувство глубокой ненависти. Ничто никогда не задерживалось в памяти так сильно, как мысли о человеке, которого ты ненавидела больше всего. Мне нужно было быть таким человеком, и мне нужно было, чтобы он знал: то, что он сделал со мной, у него никогда не будет возможности сделать снова.

Я смеялась как маньяк. У любого нормального человека моя ухмылка заставила бы кровь застыть — для него это было испытанием.

— На секунду ты почти поймал меня, — закончила я, снова рассмеявшись. — Ключевое слово — почти.

Глаза Адрика потемнели — внутри не было ничего, кроме зла. Мое сердце колотилось о грудную клетку, когда я узнала это. Это был тот же самый взгляд, который всегда был у моего отца перед тем, как запереть меня на несколько недель.

Я была в ужасе от этого взгляда.

И все же это только еще больше разозлило меня на него. Как, черт возьми, я позволила себе попасть в такое затруднительное положение? В тот момент, когда я оказалась на его радаре, мое преследование резко сократилось. Я не хотела рисковать, вызывая у него подозрения, но теперь мне чертовски хотелось этого сделать.

Мои руки дрожали, но пальцы крепче сжимали рукоятку клинка. Галина пыталась говорить, но она была приглушена. Я чувствовала запах ее страха — у него всегда был характерный запах, и больше всего он мне нравился, когда я была той, кто его вызывал.

— И я не врал, Екатерина, — сказал он и сделал еще шаг вперед. — Это была правда. Ты знаешь, что принадлежишь мне.

Я проигнорировала его и сосредоточилась на страхе, который распространялся по моему телу, как болезнь. Все мое существо болело. Мои глаза опухли — я знала, что они, должно быть, были красными от всех моих слез — и кровь закипела в моих венах. Это нужно было сделать сейчас или никогда.

Этот ублюдок должен был знать свое место, и он должен был знать, что он не может просто сделать то, что сделал, и ему это сойдет с рук. Я бы скорее умерла, чем позволила этому случиться.

До того, как он вошел в мою жизнь, я была спокойна и собрана. До его появления я жила жизнью, о которой многие могли только мечтать. Единственное, о чем я сожалела, было то, что я не положила этому конец раньше.

Но от чистых и устрашающих навязчивых идей мне было нелегко избавиться. Я преследовала его годами и каждую чертову ночь мечтала, чтобы он был один. И как только я получила то, что хотела, моя фиксация на нем как будто только усилилась. Я хотела узнать его, узнать, кем он был на самом деле, помимо тех документов, которые у меня были на него.

Он все испортил. Он разрушил идеальную маленькую жизнь, которую я для нас приготовила.

— Ты не убьешь ее, Екатерина.

Это была полуугроза, полузаявление. Я не справилась с угрозами и просто посмеялась. Это было садистски, и это еще больше усилило мою ненависть к нему.

Я широко ухмыльнулась. Затем я перерезала горло его матери.

Да начнутся чертовы игры.