На каком-то уровне игра была именно такой. Однако она была далека от страха. Она была дерзкой и высокомерной и не испытывала страха, когда дело касалось меня. Екатерина обладала такой властью, что я чуть не умер.

И это меня больше всего возмутило. Мои костяшки пальцев побелели на руле, челюсть сомкнулась, глаза сузились. Ничего в моем нынешнем состоянии не было приятным, и она собиралась узнать, что я не тот мужчина, с которым ей следовало связываться.

Я громко рассмеялся. Наполненный ядом, оно зажгло внутри глубокое пламя — пламя настолько мощное, что ничто никогда не сможет его потушить.

Это было пламя Екатерины против моего, и я собирался убедиться, что ее пламя погасло первым. Это был единственный способ изменить ее и превратить в человека, которым я хотел, чтобы она была, и нуждался в ней.

Еще одна волна смеха вырвалась, когда меня осенило: она хотела закончить игру, потому что узнала обо всем. Однако я не собирался позволять ей тащить мою мать вместе с нами в ад. Потому что если кто-то и умрёт, то это будем мы двое. Это было своего рода поэтично — умирать за ту же кровь, ради которой мы хотели жить.

Я покачал головой — шок все еще был здесь, затяжным. Как, черт возьми, я не заметил этого раньше? Она потратила годы, изучая все о моей жизни, а затем вела себя невинно.

Екатерина вынудила меня преследовать ее.