ГЛАВА 50

ЛИЛИЯ

Он отказывался смотреть на меня.

Одетый в темные джинсы и белую рубашку на пуговицах, профессор Брамвелл стоял у входа в лекционный зал и описывал хемотаксическое поведение Лейшмании — тема, которая мне вдруг стала безразлична, — не удостоив меня ни единым взглядом. Меня бы это расстроило, если бы он несколько раз не потер затылок, челюсть и даже не расстегнул пуговицу на рубашке, что не осталось незамеченным девушкой, сидевшей передо мной. Она сфотографировала его с подписью «Да, Папочка Смерть» и увеличила переднюю часть его штанов, чтобы были видны очертания выпирающего члена.

Я дернулась на своем месте, наглый сорванец во мне захотел ударить ее по спине. Сильно. Впрочем, это была не ее вина, ведь этот мужчина источал секс и мужественность из каждой поры своего тела. Один только его вид вызывал в памяти картины пота и мускулов, двигавшихся как хорошо отточенная машина. Я вздрогнула от этого, отвернувшись, чтобы избавиться от грызущей мысли, которая заставила меня скрестить ноги.

Черт бы его побрал.

Когда я выходила из аудитории, закатив глаза на вереницу девушек, ожидающих, что они зададут миллион вопросов, лишь бы получить несколько минут его внимания, я поймала на себе его сосредоточенный взгляд, который следовал за мной. С этих пор все так и будет. Взгляды украдкой и неловкое молчание. Я ненавидела это, это напряжение между нами. Прошло всего несколько часов, а я уже скучала по его грубым рукам и по мягким губам.

Остаток дня я провела в бездумных движениях. Мышечная память. Открывала ноутбук, делала записи, собирала их, шла на следующее занятие, ела. В голове все время крутились мысли о профессоре Брамвелле и о том, чем мы занимались накануне вечером.

Стоя под долгим горячим душем, я прижалась лбом к кафелю и отчаянно пыталась воссоздать эти ощущения своими собственными пальцами. Ни струи воды, ни тепло, ни гладкость моего тела не могли воспроизвести то возбуждение, которое вызывал его рот. Как голодный, изголодавшийся зверь, который никогда не насытится. Все, что будет после него, будет посредственным.

Он был прав. Он полностью разрушил меня. Разорвал меня на части, открыв мои самые темные тайны, которые он изменил и вылепил, чтобы вместить туда себя, и сшил меня обратно, как нечто совершенно иное.

Я даже не узнала ту тоскующую дурочку, в которую превратилась. Глядя на себя в запотевшее зеркало в ванной, я покачала головой.

— Какого черта ты делаешь? — прошептала я.

Я должна была забыть об этом. О нем. Это была одна ночь. Ночь, которую я никогда не забуду.

И ничего больше.