ГЛАВА 31

ДЕВРИК

— У нас чертова проблема. — Липпинкотт вышагивал передо мной, а я, откинувшись в кресле, наблюдал за тем, как этот человек над чем-то размышляет. Он продолжал бормотать про себя, что кто-то ему солгал, его волосы на макушке были в беспорядке из-за того, что он, черт возьми, чуть не ободрал себе череп до крови — Девушка. Девушка — это проблема.

— Какая девушка? — спросил я, небрежно потягивая свой напиток. Хотя я догадывался, о ком идет речь.

Он покачал головой, не замедляя шага.

— Не морочь мне голову. Ты знаешь, что это за девушка. Та девушка. Та, за которой я просил тебя следить.

— Ну я и слежу. Так в чем проблема? — В обычной ситуации я бы нашел его беспокойство несколько забавным. Но учитывая тот факт, что в лаборатории меня ждало нечто гораздо более интересное в виде только что приготовленной инъекции токсина, мне было скучно.

— В чем проблема? Ты ее видел?

Я видел ее почти каждую ночь, когда закрывал глаза, но не удосужился произнести это вслух.

— Она точная копия своей матери!

— Так бывает со многими детьми.

— Хватит издеваться надо мной, Деврик! — Он стукнул кулаком по столу, хотя ему не удалось запугать меня своим гневом. Расправив плечи, он смотрел на меня с непоколебимой храбростью, видя, что мое терпение уже иссякает. — Ее мать — вторая пропавшая женщина. Сбежавшая из кабинета твоего отца.

Черт. Я нахмурился. Я надеялся, что он останется достаточно тупым, чтобы не уловить эту связь — у меня были свои подозрения после того, как я прочитал тот ошибочный отчет коронера.

— Ты уверен в этом? — сказал я, прикидываясь дурачком.

— Неужели ты думаешь, что я могу забыть такое лицо?

Судя по вопросам, которые задавала Лилия, у меня не сложилось впечатления, что она знала о том, что ее мать участвовала в исследовании. Иначе, подозреваю, она была бы гораздо более конкретна в своих многочисленных расспросах.

— Я сказал, что присмотрю за ней, и я так и сделаю. — Я потянулся к графину с бурбоном, чтобы наполнить его бокал, потому что, черт возьми, с его красным лицом он выглядел так, словно был в двух шагах от инсульта. — Пока что она не доставляет никаких хлопот, — добавил я, наполняя свой стакан. Поскольку он подтвердил мои подозрения относительно участия ее матери в Крикссоне, я никак не мог понять, насколько это вероятно. Судьба, должно быть, снова сошла с ума, постоянно напоминая мне, каким абсолютным придурком был мой отец при жизни.

— Она здесь не просто так, Деврик. Она, несомненно, пытается найти информацию. И когда она это сделает, я снова окажусь под прицелом. Твой гребаный отец разрушил мне жизнь этим. — Он оттолкнулся от моего стола и снова зашагал по нему. — Разрушил! — Он колотил кулаками воздух, как сумасшедший, как будто мой старик стоял перед ним прямо сейчас. Не то чтобы я его винил. Я бы и сам не отказался от нескольких ударов.

— Успокойся. Она просто интересуется организмом.

Не обращая на меня внимания, он взял со стола свой стакан, пролив капли ликера на блестящую поверхность — это явление меня чертовски раздражало.

— Гилкрист, мать ее, определила ее в Крикссон-холл. Думаешь, это случайность? — Он опрокинул рюмку, чуть не поперхнувшись, так и не дождавшись ответа на свой вопрос. — Нет. Эта женщина имеет на меня зуб. Она пытается испортить мне жизнь за то, что я не повысил ее в должности! — Он покачал головой, затем вернулся к вышагиванию и потягиванию своего напитка. Зарычав, он ослабил галстук, придав себе еще более безумный вид. — Этот лживый кусок дерьма. Этот мерзкий ублюдок лгал мне прямо в лицо! — Трудно было понять, о ком он говорит — о Лэнгморе, о матери девушки или о ком-то еще. — Я был неправ. Разрешить ей провести здесь семестр было хреновой идеей. Поганой!

— Ты только сейчас пришел к этому выводу?

— Я понятия не имел, кто она такая. У нее другая фамилия. Не похоже, что ее документы пришли вместе с долбаным семейным альбомом! — Удивительно, что он не содрал все волосы со своего черепа, так как постоянно проводил по нему руками. — Она должна уйти.

— А не разумнее ли было бы предотвратить проблему? Она подписала договор о неразглашении, а это значит, что она не может сказать ни слова ни о чем, связанном с Ноктисомой. Не без юридических последствий.

Он почесал челюсть, явно обдумывая мои слова.

— У нее есть кто-нибудь еще из семьи?

Мне не нравилась идея рассказывать ему личную информацию Лилии, но отказ мог только разжечь его любопытство, заставить его пристальнее наблюдать за ней, вместо того чтобы доверить мне присматривать за ней.

— Единокровная сестра и бывший парень матери.

Еще один глоток, и он щелкнул пальцами, прося налить еще.

— А мать умерла? Мы знаем, как она скончалась?

Я пододвинул графин к нему, отказываясь угождать мужчине каждый раз, когда он допивал свой напиток, но да поможет Бог ублюдку, если он снова прольет его.

— Насколько я понял, четыре года назад.

Он налил свой напиток, и я наблюдал, как он расплескался по ободку, но, к счастью для него, остался в стакане.

— Она не приходила к тебе с какими-либо вопросами?

Это было смешно.

— Да. Их чертова куча. И ни одна из них не относится к делу. — Стул скрипнул, когда я откинулся назад и закинул ноги на стол. — Она просто девушка, мечтающая найти лекарство от болезни, которая унесла жизнь ее матери.

— И она не расспрашивала о Крикссоне?

— Нет. Да и какое это имеет значение? Эти файлы надежно защищены. Информации о ее матери и Кеплинге больше не существует. Ты просто параноик. — Помимо чистого очарования, у меня не было никакой связи, никакой преданности этой девушке. То, что я защищал ее, не имело для меня никакого смысла.

Выдохнув, он опустился в кресло напротив.

— Возможно, ты прав. Что, черт возьми, она может сделать? Ничего. — Он одним махом осушил весь стакан с ликером и с грохотом опустил его на мой стол. — Отлично. Она остается. Пока.

Тут до меня дошло, что я только что договорился о том, чтобы Лилия продолжала учиться.

Черт его знает, почему.

***

Я уставился на свой телефон, где видео Лилии было приостановлено.

Прошлой ночью она мне снилась. Эти длинные тонкие пальцы, проводящие по моим рукам и шее. Это мучило меня весь день и весь вечер, а потом она мешала мне сконцентрироваться в библиотеке. Гилкрист была занудой, а Лилия — отвлекающим фактором.

Раздражающе желанным.

Я вспомнил, как она смотрела мне в глаза, когда я загнал ее в угол у книжных полок. Вызывающий взгляд, от которого мне захотелось завладеть этими ее пухлыми губами и покончить с тем, что, черт возьми, держало меня заложником ядовитых чар этой девчонки. Ее одурманивающий запах, от которого у меня перехватило дыхание. Восхитительное очарование, которое, несомненно, заманивало мужчин на верную гибель.

Одно прикосновение. Одно прикосновение положит конец этому мучительному любопытству, но может привести к безумию.

Черт бы побрал ее за то, что она такая любопытная. Вопросы, которые она начала задавать, были опасны, особенно если учесть, что Липпинкотт подозревал, кто ее мать, и если не тот человек случайно подслушает ее, кто знает, чем это обернется для нее.

Я ненавидел эту тайную одержимость, которая начала развиваться у меня по отношению к ней.

Это было неправильно.

Пусть она была совершеннолетней, пусть она была женщиной, но она все еще была запретной, и тот факт, что я вообще чувствовал к ней желание, свидетельствовал об эффективности моей последней инъекции.

Я достал шприц из футляра, и бледно-фиолетовая жидкость вызвала у меня покалывание в венах. Токсин начал метаболизироваться в организме гораздо медленнее, чем раньше, после всех недель, что я его принимал, но он еще не был достаточно стабилен для клинических испытаний. В отсутствие паразита у него не было механизма самовосстановления, и поэтому его действие было недолгим. Последующие поколения паразита оказались более специфичными по отношению к генетике человека, но все равно оставался один недостаток. Устойчивое развитие.

И необходимость человеческих жертв для выведения паразита и изучения его патологической физиологии.

Другая проблема заключалась в побочном эффекте, который спровоцировал мою потребность в сексе.

Даже в отсутствие самого паразита, поскольку прививка, которую я себе сделал, состояла не более чем из очищенного токсина, она все равно побуждала мой мозг кого-то трахать. Это желание мне удавалось по большей части контролировать, даже в присутствии множества молодых, сексуальных женщин в кампусе. Химический механизм, запускаемый тем самым токсином, который я охотно вводил в себя.

Потому что именно этот токсин привел в действие мою иммунную систему и помог создать защитные белки, которые эффективно восстановили ущерб, нанесенный моим состоянием здоровья. Хотя бы на время остановил его. Каждый новый эпизод, когда мои мышцы парализовало, а голова билась в агонии, был новым разрушением, которое должно было быть восстановлено мощной армией белков токсина.

К тому же я все еще рисковал, что токсин доберется до моего сердца.

Я с нетерпением ждал того дня, когда смогу лучше контролировать токсин, что позволило бы полностью обратить вспять дефектную генетику, вызвавшую болезнь. Той самой болезни, которая в конце концов убила моего отца.

Я стремился не к восторгу по поводу того, что мои исследования могут дать результат. Я просто хотел снова что-то блять почувствовать.

Обработав место укола спиртом, я подвел иглу к вене и вонзил ее в плоть. Никакой боли. Никакого жжения от жидкости. Только небольшое количество крови собралось вокруг ранки, которую я прикрыл ватой, а затем вынул шприц.

В любой другой лаборатории я был бы осужден за то, что использовал себя в качестве подопытного. Меня лишили бы лицензии и внесли в черный список научных учреждений.