— Лиам, она...

— Не ищи оправданий! — Взревел я и глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться, прежде чем вышибу ему мозги в этой больнице. — Все, что мне от тебя нужно, это найти Деклана и сказать ему, чтобы он поднял свой чертов телефон.

Выйдя в холл, я увидел, что моя мать стояла и ждала. Букет подсолнухов, который когда-то был у нее в руках, теперь был заменен аптечкой первой помощи. Ее взгляд остановился прямо на моей губе, прежде чем опуститься на царапины на моей руке.

— Извини, дорогой, — Она обратилась к мужчине-санитару. — Можно нам выделить отдельную палату, пожалуйста?

— Мама.

— Мэм, мне жаль, я не могу…

— Позволь мне перефразировать, не мог бы ты ы, пожалуйста, показать мне и моему истекающему кровью сыну отдельную палату в больнице, которую он финансирует и, черт возьми, почти спас от банкротства? — Ее голос был вежливым, но хватка, которой она держала за руку, кричала о враждебности.

Кивнув, он указал на пустую палату.

— Я могу обработать его раны.

— Нет, спасибо, дорогой. — Она похлопала его по руке. — Да ладно тебе, Лиам...

— Мама, я в порядке. Перестань быть смешной.

Она шагнула вперед, и хотя мне пришлось опустить голову, чтобы встретиться с ней взглядом, я знал, что лучше не спорить с ней по этому поводу. Это... это был код для «Мне нужно с тобой поговорить, так что заткнись нахуй и слушай».

Достав телефон, я набрал номер, пока мы шли к отдельной палате.

— Я знала, что одному из вас они понадобится. — Она вздохнула, вытаскивая бинты.

— Я в порядке. Мне было бы намного лучше, если бы люди отвечали на мои гребаные звонки.

— Язык.

Я не смог удержаться и закатил глаза.

— Серьезно, мама?

— Я просто пытаюсь тебе помочь. Ты хочешь, чтобы твой сын начал ругаться раньше, чем говорить? Ты должны сдерживать себя. А теперь дай мне свою руку. — Повинуясь ей, я еще раз попытался связаться с Бруксом, но он продолжал отправлять меня на голосовую почту. Что-то происходило.

— Деклан?

— Нет, — зашипел я, когда мама вылила спирт на мои порезы. — Работа. Работа, которую я не должен был выполнять, но твоя невестка стала ничем иным, как растущей раковой занозой в моей... Ах! Черт возьми, ма!

— Перестань вести себя, как ребенок! — Она засмеялась, обхватывая мою руку. — Ты хоть раз выспался с тех пор, как все это началось?

Я не ответил, не потому, что не спал, а потому, что знал, что она скажет, что этого недостаточно. Я провел большую часть дня, просматривая записи с камер наблюдения, показатели жизнедеятельности Мел и контакты с полицией.

— Ты родился вспыльчивым, Лиам. И становишься еще хуже, когда не спишь.

— Спал я или нет, Оливия перешла черту, и я был так близок к тому, чтобы убить ее только что.

— Но ты этого не сделал, потому что в глубине души любишь своего брата, несмотря на то, как сильно тебе все еще хочется его ненавидеть.

— Так это не из-за действий Оливии, а из-за Нила. — Я должен был догадаться.

— Как бы сильно я ни любила ваших жен, моим главным приоритетом всегда будет счастье твое и твоих братьев. Что бы не сделала Оливия, это еще больше разлучит вас с братом. Нил ждал годами...

— Мама, мне все равно. Если он хочет быть со мной, я приму его. Но ему нужно убедиться, что его жена знает, что делает, и должна быть подальше от меня. Я больше не доверяю ей.

— Если ты не можешь выносить ее сейчас, как жену своего брата, как ты будешь выносить ее как дочь своего президента? Это ты возводишь ее на вершину. Помни, Франкенштейн был не монстром, а доктором.

Я ненавидел, когда она так делала.

— Ты заставишь меня закурить, ма.

— Курить? Не пить? — Она рассмеялась.

— Папа сделал это много лет назад.

Прежде чем она смогла ответить, мой телефон зазвонил. Только у одного человека был этот номер…Брукс.

— Каллахан.

— Сэр, я видел ваши звонки. Я не мог говорить...

— Что происходит?

— ФБР оформляет визу, все, что им нужно, — это чтобы она произнесла нужные слова. Я думаю, у нее есть сын по ту сторону границы.

— Ты думаешь? — Какого хрена все думают, а не знают? — Брукс, разберись с этим. Найди способ дать ей понять, что произойдет, если она откроет рот. Это не запятнает нашу репутацию, ты понял?

— Я работаю над этим, сэр?

Положив телефон, я посмотрел на всех людей передо мной. Большинство из них приветствовали меня, проходя мимо.

— Так держать, Брукс.

— Брукс, прокладываешь себе путь наверх.

— Поздравляю, Брукс.

Все, что я мог сделать, это кивнуть, сделать глубокий вдох и вдохнуть запах пота и несвежего кофе, прежде чем повторить уже фирменную фразу; Просто делаю свою работу. Годами я был никем иным, как патрульным полицейским, и я никогда не просил чего-то большего. Моей работой было наблюдать за улицами. Теперь по департаменту разнесся слух, что я попал в список кандидатов на то, чтобы стать детективом.

Мне нужно было добраться до этой горничной как можно скорее, но ФБР заперло ее в задней части участка. Но арест Каллаханов был настолько близок к реальности, насколько это было возможно.

— Ты думаешь, это правда? — спросил мой напарник. — Если это так, нам нужно заняться этим делом. — Он прислонился к моему столу.

— Ты ещё щенок, Скутер. Перестань пытаться откусывать кусочки, когда у тебя даже зубов нет, — сказал я ему, глядя на бутылку с водой на моем столе. У меня был план, мне просто нужно было больше времени.

— Говорят, Каллаханы — худшее, что случилось с этим городом со времен Аль Капоне. То, что они убивают мужчин, женщин и детей, не проблема. Они перевозят наркотики: травку, кокаин, героин. Это незаконно, а они продают их и зарабатывают миллионы по всей стране, и все еще...

— Это потому, что у нас ничего на них нет! — Крикнул я, привлекая к нам внимание. — Кто-нибудь когда-нибудь разговаривал с дилером, который показывал пальцем на Каллаханов?

— Все знают, что это потому, что они напуганы.

— Кто «они»? Все ли будут давать показания на суде? Никогда не было никаких доказательств того, что Каллаханы — кто угодно, только не добропорядочные граждане этого города. У нас даже нет парковочного талона. Все, что я когда-либо слышал, было просто слухами от одного полицейского к другому, рассказанными за холодным кофе. У нас есть офицеры, пытающиеся создавать дела из воздуха, чтобы попытаться проявить себя. Доказать, что они могут сделать то, чего не смогли сделать их предшественники. Дай мне доказательства, и я надену на них наручники. Но до тех пор прибереги свои истории о наркотиках для своих товарищей по играм и убирайся к черту с глаз моих.

Он сделал шаг назад, кусая губы, прежде чем снова надеть шляпу на свою светловолосую голову.

— Ну, у нас есть горничная, их горничная.

— Нет, у нас есть иммигрантка, которая чувствует себя униженной после увольнения и теперь шантажирует правительство США с целью получения визы.

— Знаешь, что Брукс? Все мы что-то делаем. Мы пытаемся! Мы пытаемся спасти наш город. Забрать его у мафиози и головорезов, Каллаханов. Почему бы тебе не начать поддерживать команду?

Его слова задели меня. Мне потребовались все мои силы, чтобы не врезать ему по лицу.

— Поддержать мою команду? — Я засмеялся, натягивая куртку. — Малыш, я здесь работаю уже семь лет. В меня стреляли, переехали и чуть не взорвали. Я работаю над делами, за которые меня могут арестовать. Это не игра, мальчик. На моей куртке написано «Полиция Чикаго», а не «Команда копов». На моем значке написано «офицер Брукс». Ты хочешь доказать свою правоту? Ты хочешь увидеть, как погибнут Каллаханы, даже если понятия не имеешь, кто они такие? Ладно, как скажешь. Просто встретимся на допросе через пять минут.

Схватив бутылку с водой, я вышел.

— Я больше не новичок, — крикнул он у меня за спиной. Что еще он мог сказать?

— Закрой свою дырку, парень, и принеси нам кофе, — крикнул кто-то позади меня, но я не потрудился обратить на него внимание или оглянуться.

Вы всегда можете понять, когда федералы были в городе; они хватались за любое громкое дело и обязательно вывешивали свое название желтыми буквами. Идя по коридору, я ни с кем не встретился взглядом, прежде чем войти в картотеку. У меня оставалось не так уж много времени. Здесь я играл с совершенно новым типом огня.

Эта бутылка с водой была моим единственным оставшимся шансом.

Ключом к тому, чтобы быть лжецом, было то, что ты должен верить в свою ложь. Все было очень просто, вот так. Говори ложь, в которую веришь, и мир поверит в нее вместе с тобой. Поэтому, когда я вышел в коридор, я знал, что хотел сделать. Я знал, в какую ложь поверю; горничная была лгуньей, и я собирался заставить ее признать это.

Все ощущалось остро; мои чувства никогда не были такими ясными, и я собирался разыграть все карты, которые у меня были. Все агенты ФБР ждали, надеясь, что у них что-то появится. Рядом с ними был Скутер, который едва сдерживался, чтобы не потереть руки друг о друга.

Глядя на смуглую темноволосую женщину, молящуюся за столом, я старался не выходить из себя.

— Она уже что-нибудь сказала?

Ей не могло быть больше тридцати.

— Она не будет говорить, пока не получит визу. Хотя в этом нет никакого смысла. У нее ребенок за границей. Почему бы не попросить бесплатную визу для него? Вместо этого она хочет визу для себя? — Спросил Скутер.

— После того, как она рассказала нам о Первой леди, она снова и снова повторяла: Святая Мария, будь милостива. Если бы я был Марией, я бы разозлился, — усмехнулся офицер справа от меня, прежде чем повернуться к двустороннему зеркалу. — Это пустая трата времени. Прямо сейчас они допрашивают Первую леди. Ты должен пойти посмотреть.

— Я буду через минуту. Я просто хочу сначала взглянуть на нее.

— Мы, — сказал Скутер, делая шаг вперед, — — Мы хотим допросить ее.

— Разбирайтесь сами. Попросите Деву Марию помолиться за меня. — Он засмеялся, прежде чем уйти.

Шаг первый: выполнен.

— Итак, как мы выудим из нее информацию? — Спросил Скутер, пытаясь войти, но я остановила его у двери.