И ночью раз имел во сне влюбленный

Видение: в слепительных лучах

Жена явилась ярко озаренной,

И мальчик обнаженный на руках,

С колчаном, с луком; вмиг, разгоряченный,

Достал стрелу и целит впопыхах.

Жена сказала: «Погоди, сынишка,

И торопиться надо без излишка».

И к Африке она оборотилась

И говорит: «Скажи, что за напасть?

Что за печаль? И в мыслях помутилось

Из-за чего? Иль выпало на часть

Перепугаться Мензолы? Явилась —

Что ж не возьмешь над сердцем девы власть,

Но, словно трус, от грусти и печали

Поник? Лови любовь в ее начале!

Вставай скорей! Ищи ее ты в долах,

Ищи в горах — её ты уследишь,

Веселую среди подруг веселых,

В лесах дремучих милую узришь.

Хоть на бегу и нет меж них тяжелых,

Уверен будь — ее ты победишь.

Дианы ж нечего тебе страшиться:

Издалека не скоро возвратится.

Тебе я помощь обещаю, зная:

Противиться никто не в силах ей;

Вот этот сын мой, выстрелить желая

Из лука, делал волею моей.

Я ведаю — и власть моя такая,

Чтобы помочь наукою своей.

Все — и Юпитер с многими богами

Против нее бессильны были сами».

Потом рекла: «Мой сын, скорей за дело!

Уверь его в могуществе своем

Пылающем, и лед взломи всецело

В его груди и в сердце ледяном.

Ну, делай, сын мой, как тебе велела,

Как можешь ты». И вот — в пылу таком

Лук мощно натянул Амур руками,

Что, выстрелив, сошелся он концами.

Пощады! Поздно. Глубоко вонзилась

В грудь Африко стрела — он ощутил, —

Прошла насквозь, и сердце раздвоилось,

Так что, проснувшись, грудь рукой схватил,

Как будто в ней стрела остановилась.

Глубок и узок ход кровавый был.

Глядит: ведь с мальчиком жена взирает,

Как, ею пораженный, он страдает.

Но нет ее. Она из глаз пропала,

И оборвался ею данный сон,

А раненое сердце все стучало,

И боль жила. И тотчас вспомнил он

Любимую, какою покидала

Она ручей. И в сердце обновлен

Прелестный образ, неизменно милый,

И в сердце он остался с чудной силой.

И молвил он: «Жена, я полагаю,

Венера с сыном. Их увидел я.

И если речь богини понимаю,

Мне обещала, что вся боль моя,

Какою я от Мензолы страдаю,

Вскипит ив ней. Так. Лишь бы нимф семья

Была подальше, — я решаюсь: ею —

Любовью ли иль силой — овладею».

Так в нем опять желанье запылало,

Наполнив грудь. Он Мензолу решил

Разыскивать во что бы то ни стало,

Пока найдет. И день уж наступил

Свершенья помыслов. Так жадно ждало

Живое сердце! Одинокий пыл

Не в силах умерять, к желанной цели

Он из дому спешит — к ручью Аквелли.

Вновь повздыхал, здесь посидев немного;

«Отсюда, — молвил, — раненному в грудь

Стрелой любви, мне был назначен строго

И слез, и воздыханий новый путь».

Сказав, пошел, и от ручья дорога

Вела его на холм. Боясь вздохнуть,

Глядел и слушал, силясь в напряженье

Почуять каждой нимфы приближенье.

Так, подымаясь, он пустился в горы,

К единой цели устремлен, легок,

Подняв чело и напрягая взоры,

Чтоб ясно видеть каждый уголок,

А ноги наготове, быстры, скоры, —

Мгновенно бег ли нужен, иль прыжок.

Листок ли чуть на ветке шелохнется, —

Уж он бежит: не нимфа ль попадется?

Но, шутками такими утомленный,

Какою-то обманною игрой,

Все нимф не видя, юноша влюбленный

Пред новою высокою горой

Подумал вдруг: «Куда, ошеломленный,

Карабкаться я буду, сам не свой?

Ведь это третья? Нет, иной дорогой

Теперь пойду, вот этою, отлогой».

И, повернув па Фьезоле, унылый,

Долиною задумчиво бредет,

Все в поисках своей дикарки милой,

Виновницы печалей и забот.

Нет полумили — движим чудной силой,

В укромном месте, между двух высот,

В долинке малой — вдруг услышал пенье.

И видит нимф — желанное виденье!

К долинке той приблизившись немного,

Вот ангельский он голос уловил

И два других. Он замер. Длани строго

Сложил крестом; колена преклонил,

Склонясь смиренно; тихо молит бога —

Юпитера: «О, если б ты хранил

Тут Мензолу — и, благ, меня подвигнул,

Чтобы с другими я ее настигнул!»