Бюро обкома заседало каждый день. Назначались командиры истребительных батальонов для борьбы с вражескими парашютистами и диверсантами. Готовилось глубоко законспирированное подполье. Утвержда-ли секретарей горкомов и райкомов, руководителей партийных групп. Определяли места для скрытого размещения продовольствия, одежды, оружия, боеприпасов. Выбирали явочные и конспиративные квартиры. Борьба предстояла в тяжелейших условиях: область не имела лесных массивов и естественных укрытий. Это обусловливало создание небольших партизанских отрядов, мелких подпольных групп и диверсионных ячеек для совместного выступления против оккупантов и их пocoбников.

Были составлены специальные инструкции для подпольщиков. Они опирались на указания Центрального Комитета партии и учитывали опыт борьбы в годы, предшествовавшие Великой Октябрьской социалистической революции и в период гражданской войны. Разработаны памятки для проведения политико-пропагандистское работы среди различных слоев населения.

И усилия не пропали даром. Люди, приходившие из-за фронта, рассказывали о первых делах подпольщиков о первых листовках и диверсиях, о саботаже и неповиновении захватчикам. В Сталино, Макеевке собирали население на так называемые митинги. Немецкие ораторы усердствовали, расхваливали военные победы рейха, заманчивое будущее без большевиков и Советов. А в это время карательные органы расправлялись с патриотами. Они пытались противопоставить коммунистов, комсомольцев, советский актив всему народу. Донбассовцы стали смеяться над фашистскими пропагандистами, избегали сборищ, хотя их сгоняли под угрозой оружия.

Там, где оккупанты уничтожали подполье, рождались новые патриотические группы. Вчера еще скромные, мирные и тихие люди становились грозными мстителями. Это было свободное волеизлияние народа, народа-борца, народа-патриота, воспитанного Коммунистической партией.

Как Леониду Георгиевичу хотелось узнать имена мужественных и смелых! Выразить им слова благодарности и восхищения.

Но из городов и сел, оккупированных врагом, приходили и тревожные вести. В областном центре каратели напали на след Куйбышевского райкома партии, расстреляли руководителя Петровской группы подпольщиков Ивана Косминского, нет связи со Сталинозаводским и Центрально-Городским райкомами. Погибли оставленные для подпольной борьбы коммунисты в Мариуполе и Макеевке. Из члeнов подпольного обкома в тылу врага остался лишь Семен Николаевич Щетинин. Он обосновался в Горловке и прислал связника, который доложил, что Щетинин установил контакт пока только с красноармейскими и горловскими товарищами. Явки в областном центре провалены. Нужна помощь Большой земли...

И вот из-за линии фронта появился еще один человек.

Через два дня в Лисичанске в особняк командующего фронтом генерала Р. Я. Малиновского вошли два капитана — Шумко и Шведов. В угловой комнате с окном, выходившим на Донец, их ждал Мельников.

Шумко постучал в дверь и попросил разрешения войти.

— Товарищ секретарь обкома партии,— начал было он докладывать, но Леонид Георгиевич прервал:

— Здравствуйте, товарищи.

Он подал каждому руку и предложил сесть.

— Мне приказано оставить вас вдвоем,— сказал Шумко и вышел.

Шведов сел на свободный стул напротив Мельникова.

— Я с ним познакомился в Сталино,— заговорил Александр Антонович, глядя в лицо секретарю обкома.— Он изменился с тех пор... Да, нелегкая служба у Шумко, На той стороне оставил людей, словно частичку собственного сердца оторвал. Что с ними — не знает. Железные нервы нужно иметь.

— И все же в тылу врага труднее,— отозвался Мельников.

Шведов, должно быть по привычке, поднес к голове руку и взбил смоляной по-мальчишески дерзкий чуб.

— Нравственные, моральные испытания тяжелее физических,— ответил он.— Во всяком случае, так думается мне. Когда добирался сюда, казалось, упаду где-нибудь в посадке голодный и больше не подымусь. Но подумаю, что меня ждут,— откуда только силы брались. А вот неизвестность изнуряет душу. Знаете...— Шведов не договорил. На глаза набежала грусть, они повлажнели. Ему вспомнилась семья. Здесь, в штабе, о ней ничего не знали. Оставалась слабая надежда на то, что Мария с детьми эвакуировалась далеко в тыл. Высказать свою тревогу секретарю обкома? Нет. Это его личное... Он положил сжатый кулак на стол и заговорил снова: — Знаете, что парализует волю там, за линией фронта? Страх. Страх перед фашистской армией, страх за свою жизнь... Идейная убежденность — вот сила, которая ведет на борьбу и смерть.

Мельников невольно подался вперед — это были его мысли. Но их высказал разведчик, своими словам тихо, даже обыденно.

— А что в Мариуполе? — спросил Леонид Георгиевич.

Капитан встал со стула, сделал несколько шагов к двери и обратно. Мельников наблюдал за ним. Нет, Шведов не волновался, он был сосредоточенным, задумчивым, словно мысленно перенесся в приморский городок, где остались его друзья, отдаленные не только километрами, но и огненной стеной фронта и смерти.

Шведов сел снова. Заговорил спокойно, приглушенно:

— Мариуполю тяжело. Фашисты ворвались в город неожиданно. Я был там. Во дворе горкома рвались бомбы, когда заседало бюро. Не успели выехать депутаты Верховного Совета Украины Пузырев и Макар Мазай. Они прячутся.

— Известные сталевары и мужественные люди,— отозвался Мельников.— Предлагали им выехать заранее. Отказались. «До последнего дня буду варить сталь»,— заявил Мазай.

Шведов опять поднялся со стула и уже не садился до конца беседы. То подходил к окну, то стоял посреди маленькой комнаты. Чуть приглушенно рассказывал о виденном. Оккупанты взорвали плотину на речке Кальчик, и Мариуполь лишился пресной воды. Горожане роют колодцы во дворах, но грунтовые воды соленые. Хозяином мариупольских заводов стала фирма «Крупп фон Болен» — основной поставщик вооружения в гитлеровском рейхе. На улицах рабочих поселков пестрят объявления: «Тот, кто не выйдет на работу в течение 3 дней, будет расстрелян». Металлурги уходят в села. Оставшихся полиция и жандармерия под угрозой оружия сгоняют на восстановление цехов. Но результата пока нет.

— Пока нет,— повторил Александр Антонович.— И не будет. В первые дни народ сопротивляется стихийно. Но сопротивление необходимо направлять на путь разумного саботажа. Будет меньше жертв, а удар по оккупантам ощутимее.

- Вы имеете в виду подполье? — спросил Леонид Георгиевич.— Его организаторскую роль?

— Как непременное условие,— ответил Шведов.— Обыватель может не опомниться от происходящего — запугивания, арестов, расстрелов. Но рабочий класс другой закваски. Убьют товарища — на его место встают двое. Вот здесь позарез и нужна умная направляющая рука. Главное — изучить врага. А потом бить в самое уязвимое место.

— А там можно? — чуть улыбаясь, спросил Мельников. Ему все больше и больше нравился этот коренастый капитан с открытым смуглым, как у цыгана, лицом, с умными проницательными глазами.

— И можно, и нужно. Особенно сейчас. На Донце немца остановили, под Москвой... Блицкрига не получилось. У наших людей температура настроения резко поднялась вверх. Теперь бы довести ее до кипения. В тылу есть вожаки...

— К сожалению, по поступающим сведениям, многих казнили.

— Народ выдвинет новых. Иначе быть не может! — громче обычного сказал Александр Антонович.

— Центральный Комитет недавним решением обязал обкомы партии направлять в тыл своих представителей,— произнес Мельников и задержал взгляд на своем собеседнике.— Скажите, товарищ Шведов, вы откуда родом?

Капитан озорно блеснул глазами.

— Как у нас говорили, я — юзовский босяк,— ответил он и поспешно добавил: — От слова «босой», конечно.— И уже серьезно сказал: — В общем, всю сознательную жизнь провел в Сталине

— Пролетарский город. Кажется, совсем недавно был я там. А нынче — как будто на другом краю света,— задумчиво произнес Леонид Георгиевич, встрепенулся и встал.— Спасибо вам, Александр Антонович. Рад был познакомиться. Надеюсь, еще увидимся...

Через пять дней они встретились снова.

После беседы со Шведовым секретарь обкома спросил члeна военного совета, куда они думают направить капитана.

— У него хватка политработника,— ответил тот,— Да чекисты имеют на него виды.

— А если объединить и то, и другое?

— Не понимаю.

— Направить его в тыл. Там нужен разведчик, политработник и командир. По всем статьям подходит. К тому же — молодой, энергичный, знает обстановку.

— Уговорил, он в твоем распоряжении, Леонид Георгиевич...

Длинная легковая машина «М-1» в белом камуфляже петляла между сосен по свеженакатанной снежной дороге. Справа, за стволами деревьев, над самым горизонтом мелькало багряное от мороза солнце. Короткий декабрьский день клонился к закату.

В машине рядом с водителем сидел полковник — paботник штаба, а на заднем сиденье — Шведов и Шумко. Александр Антонович изредка поглядывал на своего соседа. Тот надвинул на глаза шапку и дремал. Утром в Ворошиловске Шведов вместе с ним еще раз проштудировал немудреную легенду, с которой ему предстояло перейти линию фронта. Дали кличку «Сашка», выписали паспорт на имя Гавриленко Александра Антоновича 1908 года рождения. Он должен был добраться до областного центра, установить фамилии руководителей оккупационных органов власти как немецких, так и их ставленников. По мере возможности выяснить, какие воинские части дислоцируются на территории области и в городе Сталино. Это была оперативная часть задания. Другую часть, как предполагал Шведов, более сложную, ему еще предстояло получить. Его везли в район Красного Лимана на конспиративную квартиру, где проходили инструктаж засылаемые в тыл представители штаба фронта или обкома партии.