Марк прошествовал обратно через комнату со старинным мечом в руке.

- Избавь меня от урока истории, Дорсо, прежде чем я напою этот меч твоей кровью.

Преторианец покачал головой, и слабая улыбка вернулась на его лицо.

- Было бы лучше, если бы ты не оставлял видимых ран на мне, не так ли, центурион? Я бы сказал, тебе нужно создать видимость естественные причины  моей смерти, иначе остальная часть нашей веселой банды убийц почует неладное и заляжет на дно. Я сам решил встретить свою судьбу лицом к лицу, но могу заверить тебя, что они не будут столь любезны.

Молодой человек уставился на него, прежде чем заговорить снова, его голос был полон недоверия.

- Ты действительно знал, что мы охотимся за тобой?

Преторианец кивнул.

- У меня была свои мысли  на этот счет. В отличие от моих сообщников  по этой грязной, кровавой игре, в которую мы играем по приказу императора, я слышал все подробности того, что произошло в тронном зале, когда был убит  Переннис.  Ты можешь представить себе хаос в нашей крепости, когда дежурные стражники, которые были свидетелями этого убийства, вернулись на холм в казармы , и мне повезло, что дежурным офицером гвардии на Палатине в ту ночь был мой друг,  что означало, что я услышал всю  историю из первых рук, и ни одна интересная деталь в его рассказе не была упущена.

Преторианец мрачно улыбнулся Марку.

- Мне удалось поговорить с ним наедине, до того как старшие офицеры Перенниса допросили его, и он рассказал мне всю историю, включая участие  в этот деле центуриона из Британии. Он рассказал мне, что этот центурион, у которого, я должен отметить, явно был свежий шрам через переносицу, выглядел так, словно ему  самому хотелось  убить префекта. И потом, Валерий Аквила, как раз когда я гадал, кем мог быть этот центурион и почему новый фаворит императора Клеандр позволил ему исчезнуть в ночи, мой друг сказал мне кое-что, что дало мне ответы на вопросы, которые я даже не задавал. Он сказал мне, что уверен, что откуда-то знает этого таинственного центуриона, но просто не может вспомнить, откуда именно.

- Он знал меня по тому времени, когда я служил в претории?

- Да. Но, к счастью для нас обоих, вы оба служили в разных когортах. Он знал тебя как человека, которого видел в крепости,, но он не установил той связи, которую установил я. Его тогда не было, но я видел своими глазами, как твоего  бывшего трибуна схватили  палачи императора. Взяв деньги у твоего отца, чтобы отправить тебя с ложным поручением, которое спасло тебе жизнь, этот  болван  рыдал, кричал и выкрикивал, куда тебя отправили по твоим фальшивым приказам, еще до того, как они подвергли его пыткам, чтобы подтвердить  его слова. И этим местом была Британия. Британия была ключом к  твоей загадке,  Валерий Аквила.  Трибун сказал палачам, что твой отец отправил тебя в Британию, в Шестой легион на севере провинции, а здесь вдруг появился  центурион из Британии с потерянным Орлом этого легиона и отрубленной головой его командира.  По видимому, твой отец отправил тебя в Шестой легион  из-за каких-то особых предыдущих отношений, которые у него были с этим легатом, я прав?  

Марк кивнул.

- Легат Солемнис был моим настоящим отцом. Аппий Валерий Аквила  усыновил меня еще младенцем, чтобы избавить его от смущения и обузы, связанных с ребенком.

Дорсо медленно кивнул.

- Пот и вот последние кусочек головоломки аккуратно встал на свое место. И, когда я увидел тебя в таверне,  с этим довольно характерным шрамом поперек носа, я понял, что пришло мое время встретиться с нашим Благословенным Митрой.

Марк непонимающе уставился на пожилого мужчину.

- Ты узнал меня, и все же решили прийти сюда, зная, что это станет твоим смертным приговором? Зачем?

Дорсо медленно покачал головой, потирая лицо рукой.

- Зачем я сам зашел в твою ловушку? Я устал, молодой человек. Устал совершать убийства во имя человека, который не достоин  сидеть на троне, устал наблюдать, как мои коллеги-убийцы потакают своим больным фантазиям с невинными членами ни в чем не повинных семей. Я уже давно устал от всего этого ...

Он со вздохом оглядел выставленное в комнате старинное антикварное оружие.

- Раньше я приезжал сюда с легким сердцем, вне себя от радости, что у меня есть такая прекрасная коллекция оружия из самых примечательных периодов истории,  как республики, так и Империи. Видишь это?  -  Он указал на длинный меч на стене слева от них. -  Это клинок, которым был убит дакийский царь Децебал. Я купил его в прошлом году на свою долю от убийства особо богатого сенатора.  Эта антикварная вещь  почти неоценима, и когда я купил его, я был полон вожделения и гордости за то, что человек моего относительно скромного происхождения может владеть такой вещью ...  -  Он помолчал, глядя в пол, и покачал головой. - Но за последние несколько месяцев эта гордость превратилась в отвращение. Называй это религией, называй это совестью, но я больше не в состоянии получать удовольствие от сокровищ, купленных невинной кровью.  По правде говоря, Валерий Аквила, я более чем устал.  Я болен, болен сердцем, испытываю отвращение к самому себе за то, чему я позволил произойти у меня на глазах, не вмешавшись, чтобы внести хоть каплю достоинства в смерти стольких невинных людей.  Я сам  давно заслуживаю смерти, и предлагаю небольшую компенсацию за их страдания.

Дорсо на мгновение закрыл глаза, затем резко открыл их и бросил умоляющий взгляд на Марка.

- Тебе будет трудно в это поверить, но в глубине души я порядочный человек. Мой отец с самых ранних дней учил меня поступать достойно ... -  Он махнул рукой на оружие, украшавшее стены вокруг них. - Но я позволил развратить себя своему желанию владеть историей Рима, чего я никогда не смог бы достичь на жалование центуриона. О, возможно, мне удалось бы купить один или два предмета из тех, что вы видишь перед собой, но я могу заверить тебя, что это лучшая коллекция оружия, которую ты найдешь где-либо в городе.  Даже, нигде в Империи! Лицо преторианца, на мгновение осветившееся радостью от посещения  своего частного музея, внезапно снова сменилось отчаянием. - И все это запятнано деньгами, заплаченными за кровь тех, кому вообще не нужно было умирать или подвергаться тем страданиям, которые они перенесли.

Он снова покачал головой, его губы скривились от отвращения.

- Приняв роль имперского убийцы, я быстро понял, что уже слишком глубоко увяз,  и мне никогда не  позволят  выйти из  участия в этом зле. Единственный способ для мужчины перестать быть членом "Ножей Императора" - это чтобы трое других подняли свои клинки и, в свою очередь, сделали из него жертву, тем самым обеспечив его молчание.  Итак, я участвовал в преступлениях самого отвратительного характера в компании …  одного человека, которого можно назвать безумцем,  другого, чье стремление охотиться  за  беспомощными жертвами столь же отвратительно,  как любой порок,  который я когда-либо видел, и третьего, который по-настоящему  живет только тогда,  когда он убивает. Несмотря на все зло, которое я совершил, и за которое я действительно испытываю отвращение к самому себе, я могу заверить тебя, что то, что ты обнаружишь, когда выследишь их, будет настолько  низким и отвратительным, что ты тоже содрогнешься. Я предупреждаю тебя, Валерий Аквила, будь осторожен, чтобы, верша правосудие, которого ты так сильно жаждешь, ты сам  не перехватил их худшие черты характера.

Он глубоко вздохнул.

- А теперь, все, о чем я  тебя прошу, это ускорить мой конец. Когда меня не будет, я предлагаю вам сжечь это место и уничтожить эти ужасные орудия убийств. Раньше я считал, что их древность и, как я думал, их почетное использование для защиты города и народа Рима, приносили мне некоторое облегчение от ноющей ненависти к самому себе, которую вызывала у меня моя роль императорского палача. Сейчас все, что я  чувствую, - это отвращение к потенциальным зверствам, которые вполне могли были быть совершены во имя Рима с помощью этого оружия. Их уничтожение может стать только благом.

Марк отошел от Дорсо, оглядываясь по сторонам на темные ряды оружия, выстроившиеся вдоль стен вокруг них.

- Я хотел, чтобы ты умирал медленно и долго, в вечно длившейся  агонии, но мне кажется, ты уже претерпел большую часть этих страданий.  -  Марк взял большой кувшин с маслом, из которого каждую ночь заправляли лампы.  -  Поэтому я предоставлю тебе другой способ умереть,  и такой, который не даст твоим подельникам ни малейшего намека на то, что мы причастны к ней. Ты сможешь вынести боль?

Преторианец посмотрел на него через комнату с гримасой предвкушения.

- Я вытерплю любую боль, я уже давно живу с ней..   А, ты  щедро разливай масло. Как только я умру, я хочу, чтобы вся эта жуткая коллекция сгорела вместе со мной в моем жертвенном костре.

Марк разлил масло по полу дугообразными брызгами, пропитав им толстые ковры и занавески, затем передал кувшин Дорсо.  Пожилой мужчина забрал  его у него,  быстро перевернул глиняный сосуд  себе на голову и разлил  оставшуюся жидкость на одежду. Крупные капли стекали по его лицу и капали с бороды на мозаичный пол, и двое тунгрийцев попятились, когда он кивнул им, протянув руку, чтобы взять факел из подсвечника и поднести пламя к себе.

- Видишь? Я готов искупить свои грехи и иду навстречу Митре Несущему Свет!  Когда в следующий раз будешь молиться  Нашему Господу, напомни ему о моей жертве и попроси его простить мои грехи в знак признания моих страданий во имя Него.  Я чувствую с каким укором там, за рекой Стикс меня встретят мои родители.., мои братья …  Простят ли они меня? … И ты, Валерий Аквила ...  -   Марк с ужасом и восхищением наблюдал, как Дорсо поднес пылающую головку факела к своей тунике, где  масло на мгновение сильно задымилось, быстро нагреваясь до точки, за которой должно было вспыхнуть пламя.  -  Пожалуйста, прости меня! Прости...  -   Последнее слово преторианца потонуло во внезапном реве пламени, когда масло загорелось.