Оказывается, мне не нужно беспокоиться о том, что мне будет скучно, потому что Эйми, Томми и Эдуардо постоянно приходят ко мне. Ксавье даже стал моим другом. Теперь у меня целых четыре друга! Это больше, чем у меня было за долгое время.
Так что я очень горжусь собой.
Стоя в шкафу, я подумываю обратиться к Томми за помощью в выборе одежды, но не хочу беспокоить его в выходной день. Если я попрошу Эйми, она просто скажет мне надеть самое облегающее и короткое платье, которое я смогу найти.
Мы с Эйми все еще встречаемся несколько раз в неделю, в основном в пентхаусе, и всякий раз, когда она видит меня, она визжит по поводу моего наряда и спрашивает, почему я не одеваюсь, чтобы соблазнить Ашера. Я обычно игнорирую ее, потому что, хотя Ашер безумно привлекателен и я часто думаю, каково это - пойти с ним до конца, я не хочу разрушать нашу предварительную дружбу - да, мы действительно друзья.
Я думаю.
Вроде того.
Так, может, это значит, что у меня четыре с половиной друга?
Я принимаю душ, сушу волосы феном и наношу легкий макияж. Благодаря урокам Эдуардо я знаю, что в нью-йоркские зимы, даже в самом конце зимы, в поло играют в основном на крытой арене.
Поэтому я выбираю белое приталенное платье и модное светло-серое пальто, чтобы надеть его поверх. Дополняю наряд розовым ожерельем и нюдовыми "Лабутенами". Отступив назад, я смотрю на свое отражение в зеркале. Томми и Эдуардо гордились бы мной.
А потом я жду, понимая, что у меня есть еще пятнадцать минут, прежде чем мне нужно будет уйти. Я достаю папку с анкетами месячной давности, беспокоясь о том, что мне придется узнать об Ашере к сегодняшнему вечеру. Я уже выучила наизусть все свои флеш-карты, но все равно нервничаю.
В конце концов, это будет первый раз за долгое время, когда мы идем куда-то вместе. Кроме того, мы впервые предстанем перед его коллегами после того, как объявили о нашей помолвке... в которую с каждым днем становится все меньше и меньше верится.
Я бегло просматриваю папку, все кажется знакомым, пока не натыкаюсь на бугорок в одном из карманов папки. Раньше я этого не замечала, но теперь на материале скоросшивателя появились линии, вдавленные в него от долгого растягивания сложенного листа бумаги.
Я достаю его и читаю. Это рабочий лист с упражнениями для приучения ненастоящих пар к интимной близости на публике. По моим предположениям, Моника сложила бумагу и спрятала ее здесь, прежде чем отдать нам папки. Она явно не хочет, чтобы мы прикасались друг к другу, не говоря уже о поцелуях, как предполагает это упражнение.
Я все еще смотрю на бумагу, когда входит Ашер.
— Что это? — спрашивает он.
Я изучаю его. Он уже одет для матча: белые приталенные брюки, белая рубашка и темно-синий спортивный блейзер. Из кармана пиджака торчит белый карманный квадрат. Непринужденный наряд из поло не сочетается с напряженным выражением его лица.
Я кладу папку на кровать и осторожно подхожу к нему.
— Что случилось?
Он колеблется, словно раздумывая, говорить мне или нет, и только потом говорит:
— Я в бешенстве.
Я не могу не улыбнуться.
— Я вижу. Из-за чего ты злишься?
— Я был в самолете, направлявшемся в Дубай, когда мне позвонила Моника и сообщила, что «Блэк Энтерпарайз» купили места на сегодняшнем благотворительном матче.
— Хорошо... — говорю я, не понимая, что в этом плохого.
Благотворительность - это хорошо, верно?
Компания Ашера довольно известна тем, что жертвует на многие цели. До встречи с ним я думала, что это просто пиар, чтобы отвлечь внимание от его репутации мафиози, но теперь я знаю, что он делает это из-за того, как его воспитали. Однажды вечером он сказал мне, что щедрость Винсента помогла ему вырваться из мрачной жизни, и он надеется, что сможет сделать то же самое для кого-то еще. Он никогда не был мне так симпатичен, как в тот вечер.
— Мне пришлось изменить маршрут полета, потратив свое время, время пилота, время экипажа и много топлива. Нам пришлось сбросить топливо в океан. — На мой острый взгляд он отвечает: — Это стандартная операционная процедура. Топливо испаряется до того, как попадает в океан. Никакая морская живность при этом не страдает. Протест Стива-О. Не вздумай теперь лазить по кранам.
Я закатываю глаза, когда он упоминает о протесте Стива-О.
— Так ты так злишься из-за того, что тратишь время и топливо?
Я знаю его достаточно хорошо, чтобы понять, что это еще не все. Ему нужно многое, чтобы показать свой гнев.
Он выдыхает.
— Нет, я злюсь, потому что завишу от своих сотрудников, от Моники, которая следит за тем, на что у меня самого нет времени. Это включает в себя знание заранее, когда Рене действует за моей спиной, покупает места на благотворительном мероприятии и приглашает всех членов совета директоров, кроме меня.
О.
Он злится, что Рене мог получить возможность продвинуть свои планы, а Моника чуть не упустила это. Но это, похоже, еще не все. Он уже ожидает, что Рене сделает что-то подобное...
Но Моника?
Он не стал бы нанимать ее, если бы она плохо справлялась со своей работой. Ее промах, должно быть, застал его врасплох. Неудивительно, что она была так зла, когда сообщила мне о случившемся.
Я изучаю его, ожидая реакции.
— Это еще не все, не так ли?
Он выглядит ошеломленным моей проницательностью.
Я вспыхиваю:
— Ты злишься не из-за Рене. Ты злишься на Монику. Ты злишься, что она тебя подвела, но ты также злишься, что тебе приходится зависеть от кого-то еще.
Его лицо ожесточается.
Бинго.
Я сорвала джекпот... и завоевала его гнев.
Но я не хочу, чтобы он злился на меня.
Как бы больно мне ни было это признавать, Ашер на самом деле оказался порядочным человеком, может быть, даже хорошим. Определенно лучше, чем я. И я вроде как не ненавижу его до глубины души и люблю его больше, чем следовало бы... как друга, конечно.
Я не хочу, чтобы Ашер был несчастен, а тем более злился на меня.
Поэтому я подхожу к нему ближе и говорю мягче:
— 450 человек.
Он бросает на меня растерянный взгляд.
— 450 человек?
— Это столько людей, сколько нужно, чтобы содержать Белый дом. — Я легонько толкаю его, пока он не садится на кровать.
Теперь мы на одном уровне, и он позволяет мне встать между его ног. За последнее время я была к нему ближе всех. По крайней мере, при включенном свете.
Я наслаждаюсь близостью, прежде чем продолжить:
— Чтобы вести хозяйство, нужно 450 человек. Ты всего один человек. Как бы хреново это ни было, ты не можешь ожидать, что будешь знать все, что происходит в компании, которая ведет бизнес в более чем семидесяти странах. Позволь себе полагаться на других, даже если кто-то тебя разочарует. — Я сделала секундную паузу, почесала нос и добавила: — Кроме Моники. Ее ты можешь уволить. Ты прав. Она отстой.
Это мое честное мнение.
Мое сердце замирает, когда он откидывает голову назад и смеется.
Он пугает меня, когда его руки переходят на заднюю часть моих голых бедер, слегка приподнимая подол моего платья кончиками своих длинных пальцев.
— Я никогда не говорил, что она отстойная. — Он снова хихикает. — Между вами двумя не пропала любовь, не так ли?
Я качаю головой. Мне приходится прикусить язык, чтобы не сказать: "Это она начала!". Это правда, но этого можно ожидать от пятилетнего ребенка, а не от двадцатилетней женщины.
Его глаза снова становятся серьезными.
— Спасибо.
То, как он благодарит меня, так честно, так нежно и так искренне. На мгновение я забываю о себе и прижимаюсь к нему еще чуть-чуть. Мне хочется поцеловать его, почувствовать его благодарность, прошептанную на моих губах. Но он отстраняется и смотрит на бумагу, которую я оставила на кровати.
— Что это? — спрашивает он, кивая в ее сторону.
Нет смысла лгать. Если мы собираемся впервые появиться на публике вместе, не считая школьного мероприятия, я должна быть готова к неизбежности поцелуя в губы. Насколько я помню, это нечто, что ошеломит меня, независимо от того, как часто он это делает. Я должна быть готова к тому, что это произойдет, чтобы не выставить нас обоих дураками и не сделать что-нибудь вроде оргазма на публике от поцелуя.
Я протягиваю ему бумагу. Одарив его пристальным взглядом, который, как я надеюсь, отражает мои подозрения относительно Моники, я говорю:
— Я нашла ее сложенной и спрятанной в папках с анкетами. — Я говорю: —Интересно, как это произошло...
Он берет у меня лист с заданиями.
— Хм... — говорит он, игнорируя мой последний комментарий, пока читает его. — Думаю, мы должны сделать это до отъезда.
Я киваю. Я так и предполагала. Нам наверняка придется поцеловаться хотя бы раз на матче, и если второй раз мы поцелуемся на публике, моя реакция точно выдаст весь этот фарс.
Я беру у него бумагу и читаю вслух:
— Шаг первый. Держитесь за руки, пока вы оба не почувствуете себя достаточно комфортно, чтобы двигаться дальше.
Ашер озорно ухмыляется, хватает меня за руку и заключает в объятия - это второй шаг.
— Шаг третий, — читает он, прежде чем разорвать бумагу и наклониться вперед, чтобы поцеловать меня.
Его губы легко касаются моих, это дразнящее прикосновение сводит меня с ума. Это нереальное, почти девственное чувство - снова быть поцелованной после столь долгого времени, особенно им. Какая-то часть меня думает, что я все это выдумала.
Но тут он снова прижимает к моим губам закрытый рот, на этот раз сильнее, и я открываю рот в ответ. Он застонал, отчего мои щеки покраснели, и просунул свой язык в мой рот, погладив его по моим губам. Я хватаю двумя кулаками его рубашку, прижимаясь к нему ближе, пока между нами не остается свободного пространства.
Обеими руками он обхватывает мою попку, вызывая стон, который вырывается из моего рта и устремляется в его. Когда он откидывается на спинку кровати, я следую за ним и кладу обе ноги по обе стороны от его бедер, пока не оказываюсь на нем. Одной рукой он перебирает мои волосы, углубляя поцелуй. Я с энтузиазмом отвечаю на него, прижимаясь нижней половиной к его твердой эрекции и наслаждаясь вкусом его языка.