Изменить стиль страницы

Глава 17

Уилла

— Что ты думаешь? — я спросила папу.

Он вздохнул.

— Я думаю, тебе просто нужно набраться терпения. Я не согласен с его реакцией, но я понимаю.

После того, как Джексон выгнал меня из бара прошлой ночью, я пришла домой лишь для того, чтобы часами ворочаться с боку на бок. Я не спала, потому что прокручивала всё снова и снова. Ничего не имело смысла, поэтому утром первым делом я пошла к маме и папе, чтобы выпить кофе и посоветоваться.

— Я не сделала ничего плохого, — мне было всё равно, что сказал Джексон, я не флиртовала с тем парнем в баре. Я даже не умела флиртовать.

— Нет, не сделала, — папа похлопал меня по колену, — но Джексон оборонялся, милая. Встреча с матерью далась ему нелегко, и я понимаю, почему он так отреагировал на неё. Дай ему шанс осознать, что он облажался.

Меня не удивило, что папин совет состоял в том, чтобы дать Джексону поблажку. Папа был самым понимающим человеком на планете.

Мы сидели за обеденным столом, глядя в большую раздвижную стеклянную дверь, которая выходила на задний дворик. Мама была на кухне и мыла посуду после завтрака. Она сбежала после того, как мы поели, оставив нас с папой наедине для разговора.

Она всегда так делала. Она позволяла папе вести трудные разговоры, потому что результат всегда был лучше. Я любила маму, но её прямолинейный подход обычно просто доводил меня до слёз. Мне нравилось, что она это понимала. Когда случалось что-то действительно важное, она всегда принимала участие. Она позаботилась о том, чтобы папа знал её позицию и мнение.

Но она оставляла подачу на его усмотрение. Она признала, что мы с папой были родственными душами.

— Спасибо, папа.

— В любое время, — он потягивал кофе, глядя через наш двор на детскую площадку.

Пошёл ли Джексон домой прошлой ночью? Что он чувствовал, когда проходил мимо? Колебался ли он, желая прийти и извиниться? Или это был конец?

Мои глаза наполнились слезами при одной лишь мысли об этом.

Я была так зла на него. Как он мог обвинить меня во флирте с другим мужчиной? Разве он не видел, как сильно я забочусь о нём? Разве он не видел, что в моих глазах был только он, и это длилось годами?

Мне хотелось кричать во всю глотку. Мне хотелось бить кулаками по столу, потому что это было так несправедливо.

Но я этого не сделала. Я молча сделала ещё один глоток кофе и тупо уставилась на двор.

Джексон, возможно, плохо обошёлся со мной прошлой ночью, но это не изменило моих чувств к нему. Если бы он постучал в мою дверь прямо сейчас, я бы немедленно простила его. Если только он не сделает что-то по-настоящему гадкое или злобное, я всегда буду рядом с ним.

Но я не собиралась преследовать его.

Если он всё ещё хотел меня — мяч был на его стороне. Я заслужила извинений. Шмыгая носом, я вытерла глаза насухо и сосредоточилась на детской площадке. Этим утром было холодно, и трава была покрыта белыми кристаллами. Я изучала замороженные лезвия как раз в тот момент, когда по тротуару на дальней стороне игровой площадки появился мужчина.

Мужчина в зелёной клетчатой рубашке, потёртых джинсах и чёрных ботинках, в том же, в чём он был прошлой ночью.

Я выпрямила спину, наклонившись вперед, наблюдая, как идёт Джексон.

Папа тоже заметил его, потому что его поза совпадала с моей.

Джексон шёл мимо детской площадки, устремив взгляд на тротуар. Его руки были засунуты в карманы джинсов. Его плечи и шея были напряжены.

Он вёл себя так, словно старался не смотреть на мой дом. Словно он заставлял себя переставлять одну ногу за другой и гипнотизировать взглядом цемент.

Искушение, должно быть, овладело им, потому что примерно на полпути он кинул взгляд на мой дом. Сделав ещё два шага, он снова оглянулся.

Моё сердце колотилось, когда я наблюдала за его нерешительностью. Шаг. Взгляд. Ещё один шаг. Ещё один взгляд.

Остановится ли он? Пойдет ли он домой и позвонит мне «завтра или когда-нибудь ещё»?

Остановись, Джексон. Просто остановись.

Слёзы вернулись, когда он продолжал идти. Он не собирался останавливаться.

Он почти дошёл до угла школы, где должен был исчезнуть из виду, когда замедлился, снизив свою скорость примерно в половину. Он сделал ещё два шаркающих шага, прежде чем совсем остановиться. Он тяжело вздохнул, прежде чем повернуться на пятках и ступить на траву.

С моих губ соскользнул тихий вздох облегчения, и у меня на глазах навернулись слёзы.

Папа положил руку мне на плечо и слегка сжал его. Затем, не говоря ни слова, он встал и вышел из столовой.

Джексон быстро пересёк площадку. Чем ближе он подходил, тем быстрее, казалось, он шёл, и к тому времени, когда он пересёк наш задний двор, он бежал трусцой.

Прежде чем он добрался до лестницы, ведущей в мою квартиру, я открыла раздвижную стеклянную дверь и вышла наружу. Я закрыла её за собой, скрестив руки на груди, чтобы спрятать ладони. Дерево террасы холодило мои босые ноги, а свежий воздух пускал мурашки по моей коже, несмотря на мой объёмным свитер и толстые джинсы.

— Я здесь, — окликнула его я.

Взгляд Джексона оторвался от гаража, и он повернулся ко мне, немедленно зашагав в новом направлении. Он не замедлился, когда добрался до террасы и взбежал по ступенькам, оказавшись невероятно близко ко мне.

Его грудь врезалась в мою, и его руки крепко обхватили меня, удерживая меня от падения.

В тот момент, когда я оказалась в его объятиях, слёзы вернулись.

Джексон ничего не говорил, пока я плакала в его рубашку; он просто обнимал меня, прижимаясь щекой к моим волосам. Я почувствовала его извинения в его сильных руках и бешено колотящемся сердце. Я чувствовала их, когда с каждым новым вдохом он становился расслабленнее и напряжение покидало его спину.

Это было лучшее прости, которое я когда-либо испытывала, даже лучше, того, которое он написал мне в записке.

Я зарылась в его рубашку, обнимая его за талию. Мои всё ещё холодные руки скользнули под свободный край его клетчатой рубашки и в задние карманы джинсов.

Мы долго стояли там, держась друг за друга, пока позади меня не открылась дверь и папин голос не прорвался сквозь тишину.

— Вы двое, заходите внутрь. На улице холодно. Джексон, хочешь кофе?

— Не откажусь, — сказал Джексон над моей головой. — Спасибо, Нейт.

Я продолжала крепко обнимать Джексона, даже когда папа вернулся в дом. Но дверь оставалась открытой впуская холод в помещение, поэтому я неохотно отпустила его.

— Мне жаль, — руки Джексона легли мне на плечи, удерживая меня в плену. — Мне очень жаль. Я облажался и вёл себя как мудак.

— Да, это так, — я вздохнула. — Но я понимаю. На тебя слишком многое свалилось.

— И всё же мне жаль, — Джексон отпустил меня и оглядел с ног до головы. Когда его взгляд упал на мои босые ноги, он нахмурился. — Чёрт. Ты, наверное, замёрзла. Пошли.

Мне не было холодно — не в объятиях Джексона — но я не стала спорить, когда он схватил меня за руку, чтобы затащить внутрь. Как раз в тот момент, когда он закрывал за нами дверь, мама и папа вернулись в столовую, каждый с двумя кофейными чашками.

Папа передал одну Джексону, а мама дала мне мою, затем папа указал на стол. — Сядьте. Нам нужно обсудить это.

Джексон искоса взглянул на меня, нерешительно выдвигая стул. Его глаза были налиты кровью. От него пахло баром и бутылкой текилы. Сев, он потёр затылок, пытаясь избавиться от неровности.

Единственным объяснением того, что он был в той же одежде и шёл домой этим утром, было то, что он спал в баре.

Может, я больше и не злюсь на него, но и не сочувствую ему. Он мог бы спать в моей тёплой, мягкой постели, но предпочёл иной вариант. Если его решением было напиться вместо того, чтобы обсуждать свои проблемы, то он заслужил это похмелье.

Хотя я всё равно помассирую ему шею позже.

— Не думаю, что нам стоит ходить вокруг да около, — сказала мама. — Уилла рассказала нам о том, что вчера произошло с твоей матерью.

Джексон бросил на меня взгляд.

— Да?

Упс. Наверное, мне следовало получить разрешение, прежде чем рассказывать историю его жизни своим родителям. Я рассказала им только потому, что мне нужно было, чтобы они поняли всю историю, прежде чем спрашивать их совета. Тем не менее, это была не моя история, чтобы ею делиться.

Прежде чем я успела извиниться перед Джексоном, заговорил папа.

— У нас в семье нет секретов.

— Без обид, Нейт, — парировал Джексон, — но мы не семья.

Лицо папы посуровело.

— У тебя есть чувства к моей дочери?

— Да, — немедленно ответил Джексон.

— Тогда ты часть этой семьи, и когда у кого-то из нас трудные времена, мы обсуждаем это.

Джексон осёкся, зная, что папа говорил обо мне. Его плечи ссутулились, когда чувство вины за прошлую ночь придавило его.

— Я думаю, тебе нужно поговорить со своей матерью, — заявила мама. — Разберись с этим и покончи раз и навсегда. Выясни, почему она здесь, и тогда ты сможешь диктовать, что будет дальше. Прямо сейчас у неё есть сила, потому что она застала тебя врасплох. Ты должен ответить ей тем же.

Прямой подход мамы, возможно, не всегда срабатывал, когда она давала мне советы, но, похоже, Джексону это подходило.

Она была младшей версией Хейзел и собиралась стать для него мамой-медведицей.

После того, как Хейзел проведёт свои пять минут с матерью Джексона, моя мама будет следующей на очереди.

— Я не знаю, должен ли я встречаться с ней или нет, — признался Джексон. — Из того, что она здесь, не выйдет ничего хорошего.

— Может быть. А может, и нет, — папа пожал плечами, — но я бы встретился с ней не из-за того, что ей нужно что-то сказать. Я бы встретился с ней, потому что тебе это нужно. Это может быть твоим шансом обрести немного покоя. Ты заслуживаешь этого.

— Может быть, — пробормотал Джексон. — Я подумаю об этом.

— Как ты думаешь, она уехала из города? — спросила я.

Он покачал головой.

— Тея написала мне сегодня утром и сказала, что видела её машину около мотеля.

— Наверное, ей что-то нужно, — пробормотала мама. — Есть какие-нибудь идеи, что это может быть?