Каждый раз я прижимала ее к себе все крепче.

Пожалуйста, не забирай его у нас.

В другом углу комнаты Дэвид и Рейна сидели на стульях, ближайших к коридору. Мне всегда казалось, что Дэвид выглядит очень молодо для своего возраста. Он был красив, очень похож на Финна. Но сегодня он выглядел изможденным. Седина вокруг его висков была более заметной. Страх в его сердце просачивался сквозь кожу, делая ее пепельно-серой.

Рейна, всегда красивая, как Поппи, стоически сидела рядом с ним. Ее подбородок был высоко поднят. Ее плечи были расправлены, как будто она не ожидала ничего, кроме того, что ее любимый сын выйдет через несколько минут и пошутит о том, что он был пристегнут ремнем безопасности.

Она изо всех сил старалась, как и я, скрыть самое худшее. Но глаза выдавали ее. Они были полны ужаса, потому что она тоже слышала предупреждение доктора.

Шанс на то, что Финн переживет такую тяжелую травму, был в лучшем случае невелик. Пять процентов. Врач сказал нам, что вероятность пережить эту операцию пять процентов.

Мы все молились об этих пяти процентах. О чуде.

Дэвиду позвонили первым. Бриджит позвонила ему после того, как прибыли первые спасатели и взяли ситуацию под контроль. Он позвонил Коулу, затем Поппи, потому что Дэвид знал, что после того, как первоначальный шок пройдет, после того, как он пройдет, Поппи получит удар, и сильный.

Это случилось около трех часов назад.

Мы все сидели в тихой комнате ожидания — единственными звуками были движение людей на своих стульях и работа больничного персонала на заднем плане, — когда с губ Поппи сорвалось рыдание.

Она не выдержала и, безудержно рыдая, прижалась к Коулу. Он подхватил ее на руки и вынес из комнаты, не сказав ни слова. С тех пор они больше не возвращались.

Но я не беспокоилась. Коул позаботился о ней. Он поможет ей пройти через это, что бы ни случилось с Финном.

У меня не было Коула, на которого я могла бы опереться.

Финн был моим Коулом.

Острый укол ударил меня в нос. На глаза навернулись слезы. Я шмыгнула носом, и тело Кали вздрогнуло. Рука, которой я обнимала ее, напряглась.

Ее руки обвились вокруг моего бедра, и она обняла его еще крепче, всхлипывая, ее плечи тряслись.

Я наклонилась и прошептала ей в волосы:

— Дыши глубже.

Она кивнула, втянув в себя немного воздуха.

— Мне страшно.

— Мне тоже, милая. Мне тоже.

Если бы я заплакала, она бы сломалась. Поэтому, несмотря на то, что мое горло горело огнем, я заставила себя держаться. У меня будет свой момент позже, когда я буду дома, в одиночестве, и смогу заглушить этот звук горячим душем.

Врач прочистил горло, войдя в приемную в бирюзовом халате и таких же носках в теннисных туфлях.

— Мистер Олкотт?

Комната ожила, внезапно став шумной и суетливой от движения, хотя всего несколько мгновений назад здесь было тихо.

Кали вскочила с диванчика, когда я осторожно отодвинула Макса в сторону, убедившись, что он не упадет, когда я встану.

Я схватила ее за руку прежде, чем она успела побежать к врачу.

— Кали, подожди. Оставайся с Максом.

— Мама…

— Пожалуйста. На случай, если он проснется. — И на случай, если у доктора не было хороших новостей.

Она не захочет услышать этого от пятидесятилетнего доктора с родинкой на подбородке. Если надвигалось что-то плохое, моя дочь услышит об этом от меня.

Ее плечи опустились.

— Хорошо.

Я поцеловала ее в макушку, затем бросилась через комнату.

Доктор назвал имя отца Финна, но все присутствующие все равно подошли. Бриджит, конечно же, была в центре.

— С ним все в порядке?

— Извините. — Я протиснулась мимо нее, присоединяясь к Дэвиду и Рейне, которые стояли рядом с доктором.

— Мистер Олкотт. — Доктор жестом пригласил Дэвида следовать за ним в коридор. Рейна схватила меня за руку и потащила за собой, следуя за Дэвидом.

Кали и Макс ждали у входа в зал ожидания, вглядываясь в коридор, пока мы удалялись за пределы слышимости. Кали, вероятно, разбудила его в ту же секунду, как я отошла.

— Мои дети прямо там, — сказала я доктору. — Вы не могли бы повернуться к ним спиной?

Он кивнул один раз, поворачиваясь так, чтобы они не могли прочитать по его губам или увидеть выражение его лица.

— Финн перенес операцию и выздоравливает. У него было много внутренних повреждений. Прямо сейчас мы беспокоимся об инфекции и отеке. Но если он переживет следующие двадцать четыре часа, его шансы резко возрастут.

— Но он жив? — прохрипела я.

Доктор кивнул.

— Он жив.

Благодарю тебя, Боже.

Рейна поднесла руку ко рту и заплакала слезами облегчения. Дэвид притянул ее к себе, крепко прижимая и поворачивая боком, чтобы дети не видели.

Я обхватила себя руками, физически сдерживая эмоции внутри.

— Мы можем его увидеть?

— Я могу впустить вас туда всего на несколько минут, но он еще не проснулся. В настоящее время мы держим его на успокоительных.

— Вы, ребята, идите, — сказала я Рейне и Дэвиду. — Я расскажу детям.

— Нет, — сказала Рейна. — Пойти следует тебе.

— Но…

— Молли. — Дэвид коснулся моей руки. — Иди.

— Кали и Макс…

— Мы посмотрим за ними, — сказал он. — Иди.

— Хорошо. — Я кивнула и последовала за доктором по ряду белых коридоров, пока мы не вошли в отделение интенсивной терапии. Когда мы вошли в палату Финна, мое бешеное сердцебиение заглушило звук его мониторов.

Моя рука взлетела ко рту, я крепко зажмурила глаза. Слеза скатилась по моей щеке, когда я сделала три вдоха, чтобы взять себя в руки.

Финн, мой Финн, был едва виден под белыми грудами марли и бинтов. Было трудно разглядеть что-либо, кроме трубок и проводов, подсоединенных к его неподвижному телу.

— Я дам вам минутку. — Доктор дотронулся до моего плеча и вышел из палаты.

Мои ботинки шаркали по полу, резиновые подошвы скрипели, потому что у меня не было сил поднять ноги.

Рука Финна была холодной, когда я взяла ее в свою. Сотня вещей, которые нужно было сказать, промелькнула у меня в голове. Мольбы о том, чтобы он сражался, чтобы выжил ради наших детей. Саркастические шутки по поводу его неспособности управлять тяжелой техникой. Вопросы о том, почему он оставил меня своим контактным лицом по неотложной медицинской помощи после стольких лет разлуки.

Но если Финн мог меня слышать, если он не доживет до следующего дня, тогда на самом деле нужно было сказать только одно.

— Я люблю тебя. Я так сильно люблю тебя, Финн. Я всегда буду любить тебя.