— Ты жив! — воскликнула Поппи, всплеснув руками. — Ты хотел, чтобы мы отслужили по тебе панихиду, пока ты еще жив. Конечно, мы не воспринимаем это всерьез. На улице миллион градусов. Мы стоим над надгробием, которое даже не достроено, потому что… опять же, ты жив. И мы не стоим на твоей могиле. Потому что, повторяю, ты жив.

Смех перешел в вопли, которые длились гораздо дольше, чем речь, которую пытался произнести Джимми. Наконец, мы все взяли себя в руки, вытерли глаза и позволили мышцам щек расслабиться.

— Я делал это для тебя, — сказал Рэндалл Поппи. — Чтобы тебе не пришлось присутствовать на поминальной службе после того, как меня не станет. Я не хочу, чтобы вы все плакали из-за меня.

И именно поэтому мы так сильно любили его. Вот почему нам будет так ужасно не хватать его, когда его время все-таки придет. У Рэндалла было самое большое сердце из всех, кого я знала, даже если он глубоко его прятал.

Мы с Поппи обменялись взглядами, затем подошли к нему и заключили в объятия втроем. На самом деле, мы больше обнимали друг друга, а Рэндалл был посередине, потому что он все еще дулся.

— Я люблю тебя, — сказала я ему.

— Я тоже тебя люблю, — эхом отозвалась Поппи.

Он вздохнул.

— Я знаю.

Мы постояли там несколько мгновений, пока не стало слишком жарко, чтобы делиться теплом своих тел.

— Пойдем перекусим. — Поппи взяла Рэндалла под руку. — Сегодня ты можешь съесть столько десертов, сколько захочешь.

Это его взбодрило.

— Джимми, ты это слышал? Сегодня никаких ограничений на десерты. Держу пари, я могу съесть больше яблочных пирогов, чем ты.

Джимми усмехнулся.

— Это мы еще посмотрим.

Они вдвоем направились к машинам, дети и родители Финна последовали за ними, оставив Поппи, Коула, Финна и меня. В унисон мы обратили свои взоры к дальнему концу кладбища.

Туда, где был похоронен Джейми.

Поппи первой отвела взгляд и, улыбнувшись, взяла Коула за руку.

— Сегодня я впервые была здесь и смеялась. Может быть, безумный план Рэндалла, в конце концов, был не таким уж безумным.

— Может, и нет. — Коул наклонился и поцеловал ее в щеку. Затем он повел ее к машинам, туда, где смеялись их дети.

Я не отводила взгляда от противоположного конца кладбища. Джейми был бы рад иметь племянника с таким именем. Ему бы захотелось научить его вредным привычкам и тому, как лучше всего подшучивать над старшими братьями и сестрами. Ему бы хотелось знать, что его жену лелеют.

Он был бы рад узнать, что мы с Финном снова были вместе.

— Он бы так гордился нами. — Слезы снова полились из моих глаз. — Тьфу. Я такая эмоциональная.

Финн просто улыбнулся и снова взял меня под руку, пока я боролась со слезами. Потом он повел меня и нашего малыша по траве.

— Джейми, — тихо сказал Финн нашему сыну, все еще спавшему на своем сиденье. Это было чудо, что он не проснулся во время всего этого переполоха. — Однажды я расскажу тебе историю о том, как в колледже твоя мама и твой дядя Джейми заперлись в багажнике.

— О боже мой. — Я шлепнула Финна по животу, мои слезы сменились счастливой улыбкой. — Ты не можешь рассказать ему этого. Это унизительно.

— Может быть, не завтра. Но когда-нибудь. Когда-нибудь я расскажу ему все эти забавные истории. Те, что о нас с тобой. О Поппи и Коуле. О Джейми. Я хочу, чтобы он, Макс и Кали знали, как нам повезло и как сильно я люблю вас. Потому что это наша история.

Она была не идеальна. Но она была наша.

Верный своему слову, Финн рассказал детям нашу историю. Он дождался двадцатой годовщины нашей свадьбы, когда у Кали и Макса появились собственные семьи. Когда Джейми превратился в молодого человека.

Именно тогда он поделился с ними нашей историей любви.

По одному письму за раз.

Конец