6
НОЙ
— Чувак, в чём, чёрт возьми, твоя проблема? — Уоллес нападает на меня в ту же секунду, как Миранда бредёт в бар с явно задетыми чувствами, его пьяные глаза широко раскрыты.
— У меня нет проблем.
— Какого чёрта ты был таким грубым? Почему ты ничего не сказал и не представился — ты выглядел как придурок.
— Она думает, что ты — это я, так какой в этом смысл?
Базз вскидывает руку, указывая в её сторону, девушка стоит одна, терпеливо ожидая бармена, который, скорее всего, не подойдёт. Она просто недостаточно важна, чтобы к ней спешить, и одета как чёртова школьная учительница в эту милую деревенскую рубашку и синие джинсы.
Джинсы. В ночном клубе.
Я фыркаю.
Миранда нахальная, ей явно наплевать, что кто-то думает. Или она не понимала, насколько фешенебельно это место.
Одно дело, когда мне всё равно — я здесь не для того, чтобы кого-то подцепить или найти секс на одну ночь. И не потому, что хочу быть здесь. Меня притащили сюда, и, судя по всему, её тоже.
«Тебе следует вернуться в свою кабинку в углу, малышка».
Никто не помогает ей в баре, но я снова перевожу взгляд на Уоллеса, который не спускает с меня глаз.
Надоедливый ублюдок.
— Что ты хочешь, чтобы я сделал? Сказал ей посреди чёртового ночного клуба, что я солгал? — скрещиваю руки на груди, защищаясь. — Я так не думаю.
— По крайней мере, поговори с ней — ты был полной задницей.
— Ты всегда полная задница. И что с того?
— Она симпатичная, и, пока ты не обломал её, она флиртовала с тобой.
Флиртовала со мной?
— Ты в своём уме? Она просто была вежлива. Конец истории, дело закрыто.
— Она строила тебе глазки, идиот.
— Хватит. Это не танцы в средней школе, так что, пожалуйста, отвали от моей задницы.
— Ты такой слепой. — Он толкает меня. — Иди туда.
Я отбрасываю его руку.
— Отвали, ладно?
Теперь я действительно чувствую себя так, будто мы в средней школе, спорим у стены спортзала о том, каких девчонок собираемся пригласить на медленный танец.
Базз снова толкает меня в грудь своими большими лапами.
— Иди туда.
— Отстань от меня, Уоллес.
— Иди.
— Ну, хватит! — Я ною, как чёртова киска, шлёпая его по рукам, пока он подталкивает меня всё ближе и ближе к бару, где стоит Миранда, и стону, когда моё плечо натыкается на её.
— Чёрт. Прости. — Извинения слетают с моего языка. — Он пьян и ведёт себя как идиот.
Девушка провожает взглядом Базза, когда здоровенный болван мчится обратно к компании наших приятелей, смеясь как идиот. Миранда приоткрывает губы. Они блестящие и пухлые. Улыбается.
— Он? Был идиотом? Шокирующе.
Я понятия не имею, что сказать.
Музыка громкая, песня неловко романтичная, и долгое время никто из нас не произносит ни слова. Миранда стоит, прижавшись бедром к барной стойке.
Я подаюсь вперед, упираясь локтем в полированную столешницу, рукава рубашки закатаны до локтей. Выставляю указательный палец в знак того, что мне нужна какая-то чёртова услуга.
Тут же ко мне подлетает бармен и кладет передо мной салфетку. Я поднимаю два пальца, и она кладет рядом еще одну салфетку.
— Что бы ты хотела? — спрашиваю я нимфу, стоящую рядом со мной.
— Я как раз собиралась выпить «Мохито». — Её длинные шелковистые волосы заправлены за ухо. — На самом деле я не очень люблю пить. — Это её оправдание для легковесного напитка.
— Один «Мохито» и одна водка с тоником, лёд, три оливки.
— Сейчас сделаю, мистер Хардинг.
Мистер Хардинг.
Миранда не расслышала мою фамилию, а даже если и расслышала, то не связывает её с Ноем.
Со мной.
Девушка скрещивает руки на груди и хмурится.
— Это так несправедливо! Я стояла здесь, по меньшей мере, пять минут, и ни один из них даже не посмотрел в мою сторону.
Миранда понятия не имеет, кто я такой — не говоря о том факте, что я и есть Ной.
Она не знает, что я знаменит.
И понятия не имеет, что здесь, в этом городе мы боги среди людей.
Лео, Дэвис, Базз и остальные. Герои.
Трипп Уоллес, брат Базза, тоже здесь. Трипп играет за «Чикаго Блюз», профессиональную футбольную команду, ещё одну местную и национальную звезду.
Так что, конечно, грёбаные бармены будут смотреть в мою сторону, чтобы помочь — они узнают меня, как и все остальные здесь. И хотят, чтобы их заметили с людьми, которые собираются вывести их любимую команду на чёртов национальный чемпионат.
Миранда? Для них она никто.
— Это место полно придурков, включая барменов. — Я чувствую ухмылку на своём лице, когда оскорбляю каждого человека в клубе.
— Включая тебя?
— Нет. Я здесь только потому, что меня выволокли из дома. Это не моё место. — Я беру стоящий передо мной напиток — тот, который только что поставила барменша Тиффани, — и делаю глоток, пока Миранда оценивает меня.
— И какое твоё место? — Она делает глоток своего «Мохито», наблюдая за мной поверх края стакана, её глаза широко раскрыты и трезвы.
— Дом. Задний двор. Я много бегаю трусцой. — А ещё много упражняюсь, потому что мне это нужно, и тренируюсь, что очевидно.
— Что такого замечательного на твоём заднем дворе? У меня всё в открытом доступе — везде есть люди. В твоём квартирном комплексе есть общественный центр?
Эм, нет.
Вполне логично, что девушка предположила, что я живу в квартире, поскольку мы в Чикаго, и почти все так живут, особенно люди нашего возраста. Она и не подозревает, что я обитаю за городом, в закрытом коттеджном посёлке, в доме за четыре миллиона долларов. Купленным мною.
В двадцать четыре года.
Миранда была бы очень шокирована.
Или…
Может быть, ей было бы наплевать, и у меня такое чувство, что так оно и было бы. Она знает, что Уоллес богат, знает, что он хорош собой, и всё равно не хочет иметь с ним ничего общего.
— Ты снова это делаешь, — говорит она мне, подталкивая локтем, и я смотрю вниз, в её пустой стакан из-под «Мохито». Чёрт, девушка, должно быть, всё выпила, пока я грезил наяву.
Девушка, должно быть, захмелела, чувствует кайф, если дразнит меня.
— Что делаю?
— Дистанцируешься. — Она сдерживает улыбку. — Знаю, что я не такая уж захватывающая — ты не обязан стоять здесь и составлять мне компанию.
Чувство вины, словно сжатый кулак, ударяет меня в живот. Это то, что она думает? Что мне с ней скучно?
Вряд ли.
— Извини, у меня... — Я ищу оправдание. — Это была сумасшедшая неделя.
— Ясно, — невозмутимо отвечает она. — Как я уже сказала, не позволяй мне тебя задерживать. — Миранда делает паузу и смотрит поверх барной стойки. — Но не мог бы ты оказать мне одну услугу, прежде чем уйдешь? Можешь заказать мне ещё выпивку? Они оставят меня стоять здесь всю ночь, а я не хочу оставаться с пустыми руками — это странно.
Вряд ли это можно назвать одолжением.
Я протягиваю руку с поднятым пальцем.
Тиффани появляется в мгновение ока; я протягиваю ей пустой бокал Миранды.
— «Мохито»?
Я киваю.
— Вау. Это просто нереально. — Миранда качает головой с… отвращением? Презрением? Недоверием? Трудно сказать при таком освещении, которое окрасило всех в лёгкий оттенок синего. Ей это идет, и мне интересно, какого цвета на самом деле её топ. — Ты просто щёлкаешь своими прекрасными милыми пальчиками, и она подбегает. Должно быть, это приятно.
На самом деле это приятно, но давайте сосредоточимся на «прекрасными милыми». Моими прекрасными милыми пальчиками? Она на самом деле имеет в виду мои руки или косвенно ссылается на моё уродливое лицо?
Я знаю, что на меня не очень приятно смотреть, но она не должна быть стервой из-за этого.
— Я не понимаю. Почему вас всех так легко и быстро обслуживают, когда я просто стою здесь, как дерьмо в чьей-то чаше для пунша? — размышляет она, постукивая рукой по барной стойке.
— Ты только что назвала себя дерьмом в чаше для пунша?
В смущении она подносит руку ко рту.
— Ой. Я это в слух сказала? О боже, мне так жаль.
Я качаю головой.
— Не надо... Я просто раньше не слышал ничего подобного от женщины. — Я слышал это только от мужчин, обычно, когда им на самом деле хочется посрать. — Ты с юга? У тебя всё просто слетает с языка.
— Нет, просто мне нравится эта фраза, и я люблю юг. — Ей приносят «Мохито», и Миранда делает глоток, прежде чем склонить голову. Расстегивает сумочку и достает двадцать долларов. — Вот, это за напитки. Спасибо тебе за помощь.
В этом сценарии есть несколько неправильных моментов.
1. Двадцати долларов недостаточно, чтобы покрыть два её напитка, но я далёк от того, чтобы указать ей на это. Не хочу смущать её ещё больше. Скорее тридцать долларов — даже сорок долларов, если с чаевыми.
2. У меня никогда раньше не было женщины, которая вытаскивала бы деньги из своей сумочки, чтобы заплатить мне.
3. Она ожидает, что я приму деньги, и я предвижу спор, к которому не готов.
Но поднимаю руку в знак протеста, отталкивая деньги в её руке.
— Не нужно.
— Нет, возьми. — Она взмахивает ими в воздухе. — Я настаиваю.
Как я и предполагал, такая девушка, как Миранда, полна принципов. Очевидно, что она пришла в этот бар не для того, чтобы найти себе спонсора.
— Я угощаю, — возражаю я. — Если только не хочешь, чтобы я оставил их на стойке в качестве чаевых. — У меня открыт счёт, и все бармены знают, что мы дадим очень щедрые чаевые, так что это пустая угроза, но Миранда этого не знает.
— Что! Дьявол, нет — она даже не обращала на меня внимания! — Девушка забирает банкноты обратно, засовывает их в её маленькую чёрно-золотую сумочку. — Прости, но нет.
Я смеюсь. Миранда замирает и смотрит на меня, широко раскрытыми глазами. Пялится так, словно у меня выросла вторая голова, и теперь я чувствую себя неловко и неуютно.
Я немедленно останавливаюсь.
— Что?
— Ничего. — Она качает головой, как это делают девушки, когда «ничего» что-то значит. Прикусывает нижнюю губу, улыбается и делает ещё один изящный глоток «Мохито», алкоголь, вероятно, затуманивает её мозг.
«Миранда, должно быть, пьяна; такое ощущение, что она флиртует».
Но девушка не может быть пьяна — она выпила только один напиток!
— Почему ты так смотришь на меня? — Я на самом деле хочу это знать. Девушки не смотрят на меня так, даже когда находятся у меня дома, или в моей постели, или тратят мои деньги.