Первый вывод, который можно сделать из этого наблюдения, заключается в следующем: Те репрезентаты, которые участвуют в рассматриваемых ментальных операциях, не активируются обычным сенсорным входом. Возможно, эти процессы вызываются или запускаются внешними стимулами, но они не являются процессами, связанными со стимулами, в строгом смысле этого слова. Интересно, что мы часто сталкиваемся с упомянутыми явлениями, когда способность нашего мозга к обработке информации не подвергается особым нагрузкам, поскольку нет новых, сложных или неотложных практических проблем, требующих решения (например, во время рутинной деятельности, например, когда мы стоим в пробке), или когда количество поступающей из окружающей среды информации резко снижается (в фазах отдыха, во время засыпания). Таким образом, может существовать более или менее неспецифический внутренний механизм активации, который создает необходимые граничные условия для таких состояний. В дальнейшем я буду называть все ментальные состояния, возникающие в результате репрезентации контрфактических ситуаций, ментальными симуляциями

Вставка 2.3

Ментальное моделирование: SimM (S, X, Y)

S - это индивидуальная система обработки информации.

Y - это контрфактическая ситуация, относительно репрезентативной архитектуры системы.

X моделирует Y для S.

X - это физически внутреннее состояние системы.

Интенциональное содержание X может стать доступным для интроспективного внимания. Оно обладает потенциалом стать репрезентантом субсимволических репрезентативных процессов высшего порядка.

Интенциональное содержание X может стать доступным для когнитивной референции. В свою очередь, оно может стать репрезентантом символических репрезентативных процессов более высокого порядка.

Интенциональное содержание X может стать глобально доступным для избирательного контроля действий.

Позвольте мне снова предложить несколько пояснительных замечаний, чтобы прояснить это третье новое понятие. "Элементарные" качества сенсорного сознания, такие как краснота или болезненность в целом, не могут быть переведены в симулякры (в конце этой главы я ввожу третье базовое понятие специально для таких состояний: понятие "presentata").23 Причина этого заключается в том, что в своих физических граничных условиях они связаны с постоянным потоком входных данных, управляющих, так сказать, их содержанием - они не могут быть представлены. Поэтому вполне правдоподобно предположить, что они не могут быть интегрированы в текущие симуляции, поскольку такие системы, как мы, не способны внутренне эмулировать полный поток входных данных, который был бы необходим для приведения к максимально детерминированному и конкретному характеру этой особой формы содержания. Из этого предположения вытекает правдоподобное предсказание: во всех тех ситуациях, когда общий уровень возбуждения намного выше среднего (например, в состоянии сна или в расторможенных конфигурациях, возникающих под воздействием галлюциногенных агентов), так что реальная внутренняя эмуляция полного воздействия внешнего входа становится возможной, граница между восприятием и воображением будет размыта на уровне феноменологии. Иными словами, существуют определенные типы феноменального содержания, которые строго коррелируют со стимулами, каузально закрепляя организм в настоящем. Опять же, есть ряд исключений - например, так называемые эйдетические фантазеры. Эти люди обладают чрезвычайно точной и яркой формой визуальной памяти, будучи способными сознательно переживать эйдетические образы несуществующих, но полноценных визуальных сцен, включая полный цвет, насыщенность и яркость. Интересно, что такие эйдетические образы могут быть отсканированы и обычно осознанно переживаются как находящиеся вне головы, во внешней среде (Palmer 1999, p. 593 и далее). Однако эйдетические образы - очень редкое явление. У детей оно встречается чаще, чем у взрослых, но только 7 % детей являются полноценными эйдетическими фантазерами. Для них, возможно, еще не существует разницы между воображением и восприятием (однако, см. раздел 3.2.7); для них воображение ярко-красной клубники с закрытыми глазами может не иметь большой разницы с последующим открытием глаз и рассматриванием клубники на тарелке перед ними - например, в плане богатства, четкости и, в конечном счете, реалистичности сенсорного качества "красноты". Феноменальные состояния детей-эйдетиков, потребителей галлюциногенов и сновидцев служат прекрасным примером огромного богатства и сложности сознательного опыта. Никакой упрощенный концептуальный схематизм никогда не сможет отразить сложный ландшафт этой целевой области. Как мы неоднократно обнаружим в ходе работы над этой книгой, для каждого правила существует как минимум одно исключение.

Ненсорные аспекты содержания ментальных репрезентаций также могут быть активированы в нестандартных стимульных ситуациях и задействованы в ментальных операциях: они теряют свое первоначальное интенциональное содержание, но сохраняют значительную часть своего феноменального характера и таким образом становятся ментальными симулякрами. Если это верно, то воображаемые репрезентаты - например, живописные ментальные образы - должны быть лишены качественного "сигнального аспекта", который характеризует презенты. Этот сигнальный аспект - именно та составляющая содержания ментальных репрезентатов, которая строго коррелирует со стимулом: если вычесть этот аспект, то получится именно та информация, которая доступна системе и в автономной ситуации. Как феноменологический факт, для большинства из нас сознательно воображаемая боль не является по-настоящему болезненной, а воображаемая клубника не является по-настоящему красной. Это менее детерминированные, значительно обедненные версии ноцицепции и видения. Исключение составляют люди, способные внутренне эмулировать сенсорную стимуляцию в полном объеме; например, некоторые люди - эйдетики от рождения или тренировали свой мозг упражнениями по визуализации. С феноменологической точки зрения интересно отметить, что в сознательно инициированных ментальных симуляциях феноменальные качества высшего порядка "непосредственность", "данность" и "мгновенность" проявляются в гораздо более слабой степени. В частности, тот факт, что это симуляции, доступен субъекту опыта. Мы вернемся к этому вопросу в разделе 3.2.7.

Организмы, не способные распознать симулякры как таковые и принимающие их за репрезентанты (или презенты), мечтают или галлюцинируют. Собственно говоря, многие из соответствующих типов психических состояний часто вызываются неспецифическим растормаживанием определенных участков мозга, вызывая к жизни мощные внутренние источники сигналов. Похоже, что в таких ситуациях человеческий мозг не способен представить каузальную историю этих стимулов как внутреннюю. Это одна из причин, почему во сне, во время психотических эпизодов или под воздействием некоторых психоактивных веществ мы иногда действительно испытываем страх. Для субъекта опыта возникает альтернативная реальность. Интересное исключение составляют те состояния, в которых системе удается классифицировать симулякры как таковые, но глобальное состояние сохраняется. Примерами таких репрезентативных ситуаций, в которых знание о типе глобального состояния доступно, хотя система наводнена артефактами, являются псевдогаллюцинации (см. раздел 4.2.4) и люцидные сны (см. раздел 7.2.4). Существуют также глобальные классы состояний, в которых все репрезентаты субъективно кажутся нормальными симулякрами, и любая попытка провести различие между феноменальным внутренним и феноменальным внешним исчезает другим способом. Такие феноменологические классы состояний можно обнаружить, например, в мании или в некоторых видах религиозного опыта. Очевидно, что любая серьезная и строгая философская теория разума должна учитывать все эти исключительные случаи и извлекать из их существования концептуальные уроки. Они показывают, какие конъюнкции феноменологических ограничений не являются необходимыми конъюнкциями.

Во-вторых, важно четко разделить генетическое и логическое измерения феномена ментальной симуляции. История развития психических состояний, ведущая от рудиментарных, архаичных форм сенсорных микросостояний к все более сложным и гибким макрорепрезентатам, активация которых приводит к инстанцированию все новых и более богатых психологических свойств, была прежде всего биологической историей. Именно под давлением отбора биологической и социальной среды возникали новые и все более успешные формы психического содержания. Возможно, генетическую историю сложных ментальных репрезентаций можно было бы интересно описать как биологическую историю определенных внутренних состояний, которые с течением времени приобретали все большую степень реляционности и автономии в смысле функциональной сложности и независимости от входных данных, тем самым способствуя собственному выживанию в мозге видов, в которых они возникли (см. раздел 3.2.11).

Первым видом сложной обработки стимулов и явно интеллектуального взаимодействия с окружающей средой могла быть рефлекторная дуга: жестко запрограммированный путь, ведущий от стимула к жесткой моторной реакции без генерации специфического и стабильного внутреннего состояния. Следующим шагом мог быть ментальный презентум (см. раздел 2.4.4). Стандартным примером является цветовое зрение. Оно уже характеризуется более или менее выраженной развязкой по выходу. Это означает следующее: ментальные презентемы - это специфические внутренние состояния, указывающие на фактическое наличие определенного положения дел в отношении мира или самой системы. Их содержание индексально, неконцептуально и зависит от контекста. Они указывают на конкретный источник стимула в текущем окружении системы, но не приводят автоматически к фиксированному паттерну моторного выхода. Они являются новыми психическими инструментами, впервые позволяющими организму внутренне представлять информацию, не будучи вынужденным реагировать на нее заранее определенным образом. Презентаты повышают избирательность. Их недостатком является зависимость от входного сигнала; поскольку их содержание может быть поддержано только непрерывным потоком входного сигнала, они могут лишь изображать фактическое присутствие источника стимула. Их преимущество, очевидно, заключается в большей скорости. Боль, например, должна быть быстрой, чтобы выполнять свою биологическую функцию. Еще раз вернемся к классическому примеру: осознанное болевое ощущение представляет субъекту опыта повреждение ткани или другой тип телесного поражения. До определенной степени интенсивности того, что я назвал "сигнальным аспектом", субъект вообще не вынужден реагировать внешним поведением. Даже если, благодаря силе чисто презентационного аспекта, она вынуждена реагировать, она теперь может выбирать из большего диапазона возможных вариантов поведения. Недостаток боли в том, что мы можем лишь очень неполно представить ее полный эмпирический профиль после того, как она исчезла. Информационное содержание таких состояний - это только онлайн-контент.