Испытуемый в эксперименте Хеймана испытывал потерю когнитивного контроля и увеличение семантической непоследовательности, но при этом переживал свои мысли как свои собственные. Следующий логический шаг заключается в постановке следующих вопросов: Что бы значило потерять когнитивный контроль и чувство собственности на собственные мысли на уровне сознательного опыта? Что бы это значило, если бы вы вдруг столкнулись с сознательными мыслями, которые, несомненно, являются частью вашей реальности, но не являются частью вашего собственного разума?

Шизофрения, конечно же, является классическим примером ситуации, когда пациенты сталкиваются с сознательными, когнитивными содержаниями, в отношении которых они не имеют ни малейшего чувства ответственности. На уровне феноменального содержания шизофрения обычно характеризуется такими явлениями, как вставные мысли, вербально-аудитивные галлюцинации и бред контроля. Поскольку феноменология шизофрении хорошо известна, я не буду сейчас приводить конкретный пример. Переходя на шаг ниже, на репрезентативный уровень анализа, мыслевставку придется описать как ситуацию, когда содержание активных в данный момент когнитивных состояний и процессов не может быть интегрировано в Я-модель и поэтому должно быть представлено как внешнее. Тем не менее, такие феноменологически бессубъектные мысли кодируются как элемент объективной реальности, и хотя их содержание непрозрачно - тот факт, что они являются лишь репрезентациями реальности, доступен в глобальном масштабе - их феноменальное присутствие как таковое не может быть трансцендировано субъектом опыта. Интересно отметить, что мы не можем представить себе, каково это - быть шизофреником: для таких существ, как мы, невозможно сознательно перенести свои мысли на внешнюю реальность, мы не можем добровольно разделить нашу ПСМ, и для нас невозможно экстернализировать ее когнитивное разделение (см. также раздел 8.2). Иными словами, вербальные сообщения шизофреников интуитивно неправдоподобны и трудны для понимания просто потому, что они не описывают феноменально возможные ситуации для нормальных людей (действительно, наиболее общая философская проблема, которую ставит феномен шизофрении, может касаться того, насколько возможно понимание таких пациентов, в более строгом смысле слова "понимание"; ср. Campbell 1999, p. 610 f.).

Многие классические философы разума совершили ошибку, заключив логическую необходимость из простого феноменологического факта, что наше феноменальное пространство когнитивной самосимуляции ограничено определенным образом. Яркими примерами являются "cogito" Декарта и трансцендентальное единство апперцепции Канта. Современная когнитивная нейропсихиатрия показывает, и что они могли бы узнать, если бы внимательнее прислушивались к шизофреникам своего времени, что популярный принцип, согласно которому ваши собственные мысли всегда являются вашими собственными мыслями, отнюдь не является необходимой предпосылкой всего опыта. Существуют способы ментального моделирования реальности, при которых эта предпосылка приостанавливается. Из того факта, что в стандартных ситуациях все мы переживаем себя как инициаторов собственных мыслей или что "я думаю" может в принципе и в подавляющем большинстве феноменальных конфигураций сопровождать все состояния сознания, можно сделать вывод, что некая несводимая сущность (напр, Трансцендентальный субъект) должен существовать, является, если внимательно присмотреться, еще одной высокоуровневой и рафинированной версией того, что У.Т. Плейс (см. главу 2, п. 9) назвал феноменологическим заблуждением: перескакиванием от неизменности прозрачного феноменального содержания ("минность") или типичной структурной особенности человеческой Я-модели (постоянное наличие когнитивной ПМИР, указывающей "внутрь" на предсуществующую Я-модель первого порядка) к существованию нефизического индивида. Миниатюрность и когнитивная субъективность могут быть утрачены, при этом глобальная когерентность и феноменальный опыт как таковой сохранятся. Ограничения 2, 3 и 7 могут быть полностью удовлетворены, при этом ограничение 6 (перспективность) либо вообще не выполняется, либо выполняется слабо (т. е. на уровне обработки внимания). Однако феноменальная необходимость - невозможность того, чтобы что-то обычно не происходило в соответствии с опытом от первого лица определенного, парадигматического класса сознательных экспериментаторов - не эквивалентна логической необходимости.

Если, как в случае со слышанием голосов, моторные аспекты внутреннего производства речи не могут быть репрезентативно интегрированы в сознательное "я", возникает глобальная феноменальная модель реальности, в которой слышны внешние голоса. Как мы уже видели (раздел 5.3), как сознательное, так и бессознательное мышление включает в себя процесс, который лучше всего описывается как самосимуляция, и есть веские основания полагать, что когнитивное содержание, активируемое в этом процессе, может быть рафинированным видом моторного содержания (см. разделы 6.3.3 и 6.4.4). Хорошим феноменологическим термином может быть "фонематическая образность": то, чем мы в конечном итоге мыслим, - это фонематические ментальные образы, соответствующие тем, которые активируются при сенсорном восприятии фонем. Однако функционально такие образы могут быть закреплены в процессе субвокализации (или, в социальных контекстах, отражены в нем), то есть двигательной самосимуляции, внутренне имитирующей собственное звукопроизводящее поведение. Легко представить, как такой процесс может выйти из-под контроля с точки зрения выхода из ПСМ. PSM - это инструмент, с помощью которого система "владеет" своими мыслями, и если этот инструмент перестает выполнять свою интеграционную функцию, процесс когнитивной самосимуляции выходит из-под контроля; тот факт, что эти мысли являются самоинициированными состояниями, уже не может быть осознан с помощью этого инструмента. По-настоящему интересным феноменом здесь представляется дополнительный "псевдосенсорный" характер таких слуховых галлюцинаций, тот факт, что они действительно кажутся соотнесенными с внешним стимулом, демонстрируя также и презентативное содержание. Возможно, они зависят от внутреннего эмулятора генерации речевых актов, который у шизофреника преобразует эфферентную копию моторных речевых команд, используемых в качестве входных данных для внутренней модели текущего процесса производства речи, в слуховой формат (Frith 1996; см. также Grush 1997, 1998).

В последние годы стало очевидно, что нейронные корреляты феноменальных симуляций часто пересекаются с нейронными коррелятами феноменальных репрезентаций. В главе 3 (раздел 3.2.8) я назвал это "принципом совместного использования субстрата". В целом, нейровизуализационные исследования, проведенные на галлюцинирующих шизофрениках, все чаще показывают, как и когда активируются прямые корреляты отдельных галлюцинированных черт (Silbersweig and Stern 1998). Пациенты, слышащие голоса, также демонстрируют модели поведения и мозговой активности, сходные с теми, что наблюдаются у нормальных людей, занимающихся внутренней речью или слуховыми вербальными образами (Frith 1996, p. 1506). Например, известно, что напевание или пение в определенной степени подавляет слуховые галлюцинации у шизофреников - возможно, потому, что предполагаемая вокализация подавляет активность в левой лобно-теменной доле и тем самым блокирует механизмы восприятия речи. Именно эта область гиперактивна у шизофреников. Еще один факт, который может представлять интерес в данном контексте, заключается в том, что те области мозга, которые, как считается, отвечают за решение задач теории мышления, также активируются у шизофреников, если они слушают собственный голос через наушники.

Как отмечает Крис Фрит (1996, p. 1506), существует три различных типа слуховых галлюцинаций в смысле слышания голосов: (1) "перволичный" или рефлексивный тип, а именно слышание своих мыслей, произнесенных вслух (эхо мыслей); (2) переживание голосов, говорящих с пациентом (галлюцинации от второго лица); и (3) слышание голосов, говорящих о пациенте (галлюцинации от третьего лица). Во всех трех классах феноменальных состояний свойство сознательной агентности отсутствует. Структурное различие, по-видимому, заключается в способе построения ПМИР: в первом случае Я-компонент, по-видимому, остается нетронутым, тогда как объектный компонент формируется из элемента, который ранее был представлен как часть сознательной Я-модели, а теперь перенесен на модель внешней реальности. Во втором случае конструируется субъект-субъектное отношение с приписыванием агентности новому субъектному компоненту, который, однако, теперь находится во внешней реальности, в то время как прозрачная Я-модель пациента является "объектным компонентом", пассивной частью коммуникативных отношений, слушающим субъектом. В третьем типе галлюцинаций конструируются множественные феноменальные модели интерсубъективных отношений интенциональности, при этом пациент теперь полностью отстранен, просто формируя, так сказать, интенциональное содержание объектного компонента. Как отмечает Фрит, все поведенческие наблюдения указывают на то, что слуховые галлюцинации возникают в тех же системах, которые задействованы, когда люди слушают внешнюю речь или генерируют внутреннюю речь. Как отмечалось ранее, один из важных аспектов обладания самомоделью заключается в перспективном моделировании, в проведении самосимуляций, которые затем можно сравнить с поступающими проприоцептивными и кинестетическими сигналами. Особенно для быстрых и направленных на достижение цели движений, такая перспективная модель может служить для того, чтобы сделать вероятные последствия действия, например, порождение речи, глобально доступными до того, как поступит фактическая сенсорная обратная связь от завершенного действия. Формирование сознательно переживаемой границы мира "я", которая лежит в основе распространения феноменального свойства "минность", может быть функционально закреплено в процессе, обнаруживающем несоответствия между процессом перспективной самосимуляции и текущей саморепрезентацией, основанной на текущей сенсорной обратной связи. В модели Фрита постоянное сравнение между текущим содержанием самосимулятивных и саморепрезентативных состояний может, если оно функционально нарушено, привести к потере глобально доступных свойств минности и агентности, к ситуации, когда система вынуждена приписать происхождение этого внезапно появившегося глобально доступного содержания какой-то части внешней реальности или другой.