День без почты

Самым трудным в промежутке между двумя погружениями было ждать. Глухое и слепое ожидание, на которое медиума обрекала непроницаемость между мирами. В этот период на Давида, как и на всех ныряльщиков, наваливалась депрессия. Он целыми днями сидел, съежившись в кресле, и сверлил взглядом телефон. Потому что он, несмотря ни на что, надеялся на звонок. Или письмо. Иногда, не выдержав, он сбегал по лестнице, чтобы проверить почтовый ящик. Чего он ждал? Измокшего письма, прибывшего «снизу»? Послания в бутылке от Нади? Каждый раз, открывая металлический ящик, он готов был почувствовать запах тины, нащупать рукой конверт, обвитый водорослями… Но ящик всегда был пуст. Да и как Надя могла бы ему написать? Их разделяли километры воды, непроницаемые даже для радиоволн. Давид порой ощущал себя матросом, перегнувшимся через борт спасательного судна и пытающимся различить в глубине очертания затонувшей субмарины. Сам не зная почему, он был убежден, что если он не вернется в ближайшее время, в мире внизу начнет заканчиваться кислород. У Нади и у Жорго посинеют лица, они захрипят и повалятся наземь, царапая грудь. Терзаемый этим страхом, Давид постоянно ждал от них сигнала SOS, но почтовый ящик оставался пустым, а телефон — безмолвным. Неужели не существует никакого окна, никакой щели, ни единой бреши между мирами? Неужели он один может приходить и уходить, а его друзья остаются вечными узниками иного измерения, из которого им не вырваться? Порой, когда одиночество становилось невыносимым, Давид наполнял ванну и вперялся глазами в эту мертвую воду в отчаянной надежде создать портал, открыть переход. Он повторял себе, что если как следует сконцентрироваться, ему, возможно, удастся превратить глупую лохань из белого фаянса в подобие магического зеркала. Так он медитировал часами, ожидая, что вот-вот сквозь толщу воды проступит поднятое вверх маленькое лицо Нади со сложенной козырьком ладонью над глазами, словно она следит за пролетающим высоко в небе самолетом. «Хватает ли вам воздуха?» — закричал бы он ей. Но узнает ли она его? И что за зрелище он будет представлять для тех, кто находится внизу? Не напугает ли их это гигантское лицо, вдруг расколовшее синеву неба и выкрикивающее слова, которые уносит ветер?

Проблема недостатка кислорода беспокоила его не на шутку. Солер Магус винил во всем лекарства; Давид пошел дальше. Он был убежден, что в отсутствии ныряльщика «нижний» мир медленно распадается, мертвеет, как орган, который больше не снабжается кровью. Всякий раз, погружаясь, он приносил с собой кислород, и этот кислород оживлял подводных обитателей, заставлял розоветь их кожу. Запас воздуха на затонувшей подводной лодке пополнялся. Люди переставали задыхаться, губы Нади утрачивали унылый голубоватый оттенок и вновь становились румяными. Ах, если бы знать наверняка! В ожидании он мерил шагами квартиру, заложив руки за спину — капитан на мостике корабля, попавшего в штиль. До поверхности ничего не доходит, а тротуары слишком непроницаемы, чтобы различить, что происходит там, далеко внизу под битумным полотном. Как ни свешивайся с балкона, ничего не увидишь. Взгляд упирается в асфальт, словно в воду заросшего пруда. Ничего не поднимается со дна, ни единого обломка, ни крохотного масляного пятна. Ни одного спасательного круга. А в это время экипаж затонувшей субмарины медленно погибает от удушья.

Как бы тяжело ни давались Давиду периоды вынужденного бездействия, но не мог их сократить. Чтобы достичь дна, требовался определенный запас энергии. Пока «резервуар» не был полон, не стоило и думать о новой вылазке в мир снов — лишь напрасно израсходуешь батареи, а под поверхность не проникнешь ни на йоту. Погружение могло осуществиться, только если нервная система ныряльщика полностью восстановилась. Тогда ему открывались синие глубины сна; он чувствовал, что бездна втягивает его, и камнем падал на дно. Давид знал, что час шагнуть за борт еще не пришел: его нервы не искрились, а словно бы опали, провисли, как сетка на старой теннисной ракетке. Дотрагиваясь до предметов, он не чувствовал на кончиках пальцев легких щелчков статического электричества, свидетельствовавших о том, что его внутренняя батарея вновь готова создать короткое замыкание. Расслабленный, пустой, обреченный ждать… Это сводило его с ума. Некоторые ныряльщики, чтобы ускорить процесс, прибегали к сильнодействующим средствам, но для Давида подобные ухищрения сильно отдавали шарлатанством. Кроме того, он помнил слова Солера Магуса: химические вещества попадают напрямую в «нижний» мир. Они вливаются в ручьи и реки, текут из водопроводных кранов, оседают на донышках бутылок содовой, отравляют все. Нет, ему оставалось только ждать. Хотя это и долго. Ужасно долго.