Глава 6

Глава 5

Джек

Проводив Нину и Рэйн до дома, я отправляюсь в паб. Как только я вхожу внутрь, я чувствую на себе взгляд Олли. Я быстро проскакиваю за барную стойку и притворяюсь, что не замечаю, как он идёт за мной на кухню. Проходя сквозь кухню по пути в наш офис, я смотрю в пол и стараюсь не дышать, чтобы не остановиться и не начать проверять, находятся ли ножи на своих местах. И только оказавшись за письменным столом, я поднимаю глаза на Олли, который стоит в дверях. И, конечно же, он нахмурен. Он почти всегда хмурится, и я люблю шутить на тему того, что это его выражение лица кажется более постоянным, чем мои татуировки.

Я киваю на дверь.

— Не хочешь закрыть? Мне надо подготовить кое-какие бумаги.

— Не хочешь рассказать мне, какого чёрта ты делаешь?

Боже, похоже, он рассердился из-за этого сильнее, чем я ожидал. Я открываю шкаф с документами и начинаю перебирать папки, пока не нахожу бумаги, которые Рэйн должна будет заполнить завтра, если... нет... когда она согласится работать у нас.

Продемонстрировав ему бланки, я говорю:

— Как я уже сказал, мне надо поработать с бумагами.

Я стараюсь выглядеть серьёзным в надежде убедительно отыграть роль здравомыслящего бизнесмена. Но это не помогает. У меня ужасно получается. Нина говорит, что у меня расслабленное выражение лица, как у чертёнка, потому что я всегда выгляжу так, словно замыслил какую-то шалость.

Ну, что я могу сказать? Жизнь становится лучше, если не воспринимать её всерьёз.

Несмотря на то, что мы братья, мы с Олли очень разные. Возможно, из-за того, что мы долгое время не виделись, а может быть всё дело в десятилетней разнице в возрасте, но я убеждён, что мы с ним — полные противоположности друг другу. Олли суровый. Он почти ко всему относится серьёзно. А я смотрю на жизнь как на игру. Может быть, потому что всё кажется мне игрой. В плохие дни это похоже на игру с бессмысленными правилами. Правилами, которые, как я знаю, не приведут ни к каким результатам, но которым мне всё равно нужно следовать. И это утомляет.

Поэтому в хорошие дни я стараюсь повеселиться по полной.

Олли скрещивает руки на груди.

— Хватит вести себя как придурок, Джеки. Ты знаешь, о чём я говорю.

Я отодвигаю офисный стул и закидываю ноги на стол.

— И, ради всего святого, опусти ноги на пол. Это же наш общий стол.

Я снова сажусь прямо и вздыхаю.

— Что ты сегодня такой нервный, Олли Волли?

Он изумлённо смотрит на меня.

— Потому что мой умник-братец нанимает случайных людей с улицы, и даже, мать его, не спрашивает моего мнения.

— Я не нанял её с улицы. Я нанял её в пабе.

Олли проводит руками по лицу.

— Ладно, веселье закончилось. Скажи мне, чем ты думал, когда предлагал этой девушке работу?

— Мне нечего сказать. Она идеально подходит для этой работы. Поэтому я предложил ей эту работу.

Он пристально смотрит на меня, а затем закрывает глаза, словно молит Бога даровать ему терпение. Думаю, он мысленно проговаривает слова "Молитвы о Безмятежности"⁷. Мама всегда бормотала её, когда мы были детьми. Готов поспорить, что слова молитвы так быстро возникают у него в голове, что он их даже не осознаёт. Я бы никогда не мог так молиться. Я обращаю внимание на каждое слово, так как должен произносить их правильно. А иначе молитва может не засчитаться, или ещё хуже — произойдёт что-то плохое. Даже сейчас я чувствую, как ускоряется мой пульс. Я очень стараюсь не думать о первой строчке молитвы, потому что если я начну о ней думать, мне придётся произнести её всю, и я буду вынужден произносить её правильно, тогда как у меня есть дела поважнее.

Олли испускает медленный вздох и снова открывает глаза.

— И почему эта девушка идеально подходит для работы? Она уличный музыкант. Она даже не местная. Она ничего не знает ни о нас, ни о пабе.

— Ну-ну. Не стоит говорить так о своей будущей подчинённой.

— Моей подчиненной? Нет, Джеки. Это ты её нанял. Она твоя подчинённая. А резюме у неё есть? Ты хотя бы навёл о ней справки? Попросил у неё рекомендательные письма?

— Это входит в список моих дел.

Я беру со стола ручку и стикер и записываю для себя напоминание о том, что мне нужно навести о ней справки. А затем, немного подумав, добавляю: "Редкий Гибсон, наклейка с флагом Ирландии на обороте".

— Можешь не утруждаться и не добавлять ничего в свой список дел. Она не будет здесь работать. Найми кого-то другого.

Я швыряю ручку на стол.

— Олли. Ты присутствовал сегодня на собеседованиях. Они прошли ужасно.

— Я бы не стал торопиться с выводами.

— Они были скучными.

— И что? Я не понимаю, зачем нам вообще кто-то нужен. Зачем менять паб? Бизнес идёт... нормально.

Он говорит последнее слово так, словно точно знает: это полное дерьмо. И ведь так оно и есть. Я начинаю медленно вращаться на офисном стуле, а затем останавливаюсь, когда снова оказываюсь к нему лицом.

— Ты уже знаешь, что это не та жизнь, которую я для себя хотел, но у меня нет другой. Меня убивает находиться здесь каждый день, и то, что я живу прямо над этим местом, которое всё ещё ощущается как его. Прошло уже пять лет, но хотя мы убрали большую часть его вещей, это...

Как бы объяснить? Наш отец мёртв, но иногда я этого не чувствую. Я не могу сказать, что ненавижу свою жизнь в Кобе, хотя я её и не выбирал. И всё же... Я всё ещё чувствую себя так, словно живу ту жизнь, которую хотел для меня отец. Управляю этим пабом, чего он также хотел от меня. Живу в этой квартире, которую выбрал он. Но всё, чего я хочу, это чувствовать себя спокойно и в кои-то веки управлять своей жизнью. Моей жизнью.

Но невозможно чувствовать умиротворение, когда тебя всё ещё преследует призрак человека, который однажды вывихнул тебе запястье за то, что ты забыл поставить молоко на ночь в холодильник.

Но если кто-то и способен меня понять, то это Олли.

— Я хочу, чтобы это был наш паб. Я хочу его изменить, но... я не знаю, что ещё можно сделать. И тебе, мой дорогой брат, каким бы чудесным и, осмелюсь сказать, весёлым ты ни был, и без того хватает забот. И наш багаж слишком тяжёлый, чтобы мы могли сделать всё это самостоятельно. Нам нужен взгляд со стороны. Нам нужен кто-то, кто не связан ни с ним, ни с этим местом, ни с тобой, ни со мной. Сейчас самое идеальное время. И маме будет легче, если мы сделаем это, пока она на отдыхе с Эдом. И Рэйн идеально подходит для этой работы, даже если на бумаге это не так.

Олли вздыхает, и я понимаю, что он начал уставать.

— Ты уверен, что у вас с этой девушкой ничего нет?

— Ну, конечно, между нами что-то пробежало, но это не то, что ты думаешь.

Он скептически смотрит на меня.

Я снова делаю медленный оборот на стуле.

— Ладно, может быть, то. Совсем немного.

Я хватаюсь за стол, чтобы остановиться, и подпираю подбородок рукой.

— Она... симпатичная. И ещё смешная.

Я не свожу глаз с расписания на стене, но, когда говорю о Рэйн, снова вспоминаю о её губах. Я бросаю взгляд на Олли, который самодовольно смотрит на меня.

— Взгляни на меня, я великолепен. Конечно же, между нами должна была пролететь искра, но я не поэтому предложил ей работу.

— А почему?

— У меня хорошее предчувствие.

— Если ты хочешь меня убедить, то этого недостаточно.

Я отвожу взгляд, чтобы собраться с мыслями, и моё внимание привлекает угол стола. Жаклин вчера упала, когда они с Джози бегали здесь. Что если она ударилась головой об угол стола? Ведь у неё такие густые волосы; мы могли не заметить шишку у неё на голове. А что если у неё случилось кровоизлияние в мозг? Я не видел, как она упала. И она не сказала ничего насчёт головы, только про коленки. Но что если...

— Джеки.

Я поднимаю глаза на Олли.

— Как там крошка Джэкки? У этого ребёнка столько энергии. Она не стала дольше спать?

— О чём ты таком, чёрт побери, говоришь?

— О Жаклин. О маленькой светловолосой девочке с взъерошенными волосами, приблизительно такого роста, — говорю я, показывая рукой её рост. — На удивление симпатичная девочка, учитывая, что она унаследовала от тебя половину генов.

— Я знаю, как выглядит моя дочь, Джек.

— Какое облегчение!

Я начинаю постукивать пальцами по столу.

— У этого ребёнка внушительный словарный запас для двухлетки. Ты обратил внимание? Некоторых малышей ты едва ли можешь понять. Было бы странно, если бы её речь неожиданно сделалась невнятной, ведь так? Она не ведёт себя странно?

— Единственный, кто ведёт себя странно, это ты.

— И это не новость, — говорю я, почувствовав лёгкое облегчение, что Олли ничего не заметил, но только лёгкое.

Он легко мог что-нибудь упустить. Он сейчас даже не дома. Хотя Нина дома. Я достаю из кармана телефон и подумываю о том, чтобы ей написать. Я только расскажу ей, что Жаклин ударилась головой, хотя не уверен, что это так, и тогда Нина убедится, что с ней всё в порядке. Я знаю, что мне не следует этого делать. Мартина, психотерапевт, которого я посещал, сказала бы мне, что таким образом я вовлекаю других в свои навязчивые идеи.

Это довольно пессимистичный взгляд на ситуацию, Мартина. Другой мог бы назвать это грамотным делегированием.

«Таким образом, ты только провоцируешь ещё более нехорошие мысли».

Пошла ты, Мартина. И твой здоровый мозг, в котором возникают только нормальные мысли.

А затем я начинаю повторять про себя: "хватит, хватит, хватит, хватит", и прижимаю кончики пальцев к столу, потому что мне вообще-то нравится Мартина, она хороший психотерапевт, и мне следовало позвонить ей несколько недель назад, когда я снова начал бороться с этими навязчивыми мыслями.

Но всё не так плохо. Раньше было гораздо хуже. Я совсем немного отклонился от процесса своего выздоровления, и смогу это исправить. К тому же, мысль о том, что мне придётся позвонить Мартине и рассказать ей о том, что я запорол все те результаты, которых мне удалось достичь, и что я боюсь вернуться в то состояние, в котором пребывал три года назад... это слишком.

Я засовываю телефон обратно в карман, ничего не написав Нине. Вот видишь, Мартина? Я в порядке. И я чувствую, как ты закатываешь свои воображаемые глаза.