— Она не возьмет позднюю смену, — огрызается Нора в ответ. — На случай, если ты не заметил, Фиона упрямая. Сильная. И она никому не позволит относиться к себе по-другому из-за беременности, — она оглядывает меня с головы до ног таким взглядом, который наводит на мысль, что ей чего-то во мне не хватает. — Хотя она позволила своему мужу относиться к ней по-другому, но это только потому, что она абсолютно не виновата в том, что он мудак.

Я застигнут врасплох. Нора явно злится на меня, если в открытую называет мудаком.

Которым я и являюсь.

— Что-нибудь еще? — спрашивает она, вздернув подбородок.

Выгоняет.

Я пришел сюда с намерением сделать что-нибудь, облегчить дискомфорт Фионы, но не могу заходить еще дальше, как сделал прошлой ночью.

Руки сжимаются в кулаки по бокам. Мне хочется ударить по чему-нибудь.

— Нет, — говорю я. — Больше ничего.

Я потерпел неудачу.

Снова.

* * *

Я не ожидал, что день станет намного лучше после того, как причинил боль Фионе до восхода гребаного солнца.

Но также не ожидал, что это разрушит мою гребаную жизнь.

Я на работе. Редкий день, когда мы с Роуэном работаем вместе. Он сделал так, чтобы это случалось нечасто. Мы все еще ни о чем не разговариваем, кроме работы. Он стоит, прислонившись к своему грузовику, и разговаривает по телефону, когда я выхожу из дома, чтобы взять еще кое-какие инструменты. Мои глаза просто случайно смотрят в его сторону.

Роуэн кладет трубку и подходит ко мне с серьезным лицом.

Инструменты из руки падают на землю.

Я понимаю, что что-то не так, как только вижу выражение его лица. У этого ублюдка чертовски непроницаемое лицо - в прошлом я потерял из-за него много бабла. Но выражение его лица вселяет страх в самое сердце.

И тот факт, что он идет ко мне. Быстро. Мой лучший друг держался от меня на расстоянии в течение последних нескольких месяцев.

Это больнее, чем я ожидал.

Я и не осознавал, насколько сильно полагаюсь на него. Держался на плаву. Был стабильным. Он удерживал меня на привязи к здравомыслию, чтобы я не скатился по спирали в разрушительный цикл, который закончится тем, что я всажу самому себе пулю.

И в те редкие моменты, когда я не веду себя как жалкий ублюдок, мне просто не хватает встреч за пивом с этим ублюдком.

Те времена прошли.

— Что? — спрашиваю я, мое сердце уже ушло в пятки. Такое ведь уже случалось, да? Я видел лицо человека, который должен сообщить кому-то новость о конце света. Он сказал мне ее пять лет назад.

— Фиона, — говорит он, хватая меня за плечо. — Она попала в аварию.

И вот тогда моя гребаная жизни идет на дно.

* * *

Роуэн везет нас в больницу.

Я поспорил с ним по этому поводу.

— В таком состоянии ты сам приедешь на машине скорой помощи, — говорит он в ответ на мои протесты. — Залезай в гребаный грузовик.

Я не совсем в том состоянии, чтобы признать его правоту, но знаю, что, стоя здесь и споря с ним, ни черта не добьюсь, а только затяну весь процесс.

Итак, я сажусь в грузовик.

К его чести, он ведет машину как умалишенный.

И едет быстро.

У Юпитера есть небольшая больница, которая может справиться с любым дерьмом от легкой до средней степени тяжести.

Там они «стабилизировали» состояние Фионы, а затем по воздуху доставили в больницу, расположенную в двух часах езды отсюда.

Два. Часа.

С другой стороны, по дороге домой из Ирака мне не к кому было ехать.

Я провел в том полете двенадцать часов, тридцать восемь минут и около сорока секунд. Все, что я знал, это то, что мои жена и дочь попали в серьезную автомобильную аварию и не выжили.

И я провел каждую секунду полета на самолете, убеждая себя, что все будет хорошо. Что произошла какая-то ошибка, какая-то гребаная путаница, из-за которой ужасные новости доставили не тому человеку.

Да, я провел двенадцать часов, желая другому мужчине похоронить жену и ребенка.

И вернулся домой, понимая, что не существует такого понятия, как «добро», и не существует такой вещи, как «надежда».

Поэтому по дороге в больницу я сказал себе, что Фионы уже нет.

Они уже ушли.

Моя жена. Мой малыш.

Та маленькая фигурка со снимка на холодильнике.

Этот второй шанс мне преподнесли на блюдечке с голубой каемочкой и забрали, потому что я жалкий ублюдок, который к тому же оказался чертовым трусом.

— Если она умрет, если они умрут... — бормочу я, глядя перед собой.

— Если они умрут, у тебя будет много времени, чтобы погрузиться в саморазрушительную депрессию и наказать себя за все, что ты сделал и чего не сделал, — отвечает Роуэн, тоже глядя перед собой. — Прямо сейчас, насколько нам известно, они живы.

Никакого дерьма. Никакой надежды. Никакой жестокости. В этот момент Роуэн просто мой друг. Дает мне то, в чем я нуждаюсь, чтобы окончательно не развалиться на части. Надежда может помочь некоторым людям продержаться, но не мне. Она меня убивает.

— Сейчас ты возьмешь себя в руки, — продолжает он. — Запрешь свои проблемы и будешь там для них.

Чувство дежавю, которое я испытываю в этот момент, комично. Как будто мы действительно часть какой-то безумной симуляции, и какой-то ботаник дергает за ниточки жизни, мучая меня. Это кажется таким чертовски нелепым, я оказываюсь в подобной ситуации второй раз в своей жизни.

Знаю, что ученые, или кто там, предсказывают, что у нас есть пятидесятипроцентная вероятность оказаться в симуляции, но я думаю, что случайность жизни, или Бога, или чего там еще, черт возьми, гораздо более вероятна. Это кажется действиями какого-то мстительного божества, наказывающего меня за грехи. За жизни, которые я отнял в пустыне, за семью, которую я бросил... дважды.

Роуэн приезжает в больницу до того, как у меня случается экзистенциальный кризис.

Я смотрю на здание и задаюсь вопросом, скажут ли мне во второй раз в жизни, что мои жена и ребенок мертвы.

* * *

— Вашу жену сбил водитель, который пересек центральную линию, — говорит мне врач.

У меня смутные воспоминания о том, как я носился по больнице, пока не нашел человека, лечащего Фиону. Она молода. Выглядит чертовски молодо, чтобы заниматься медициной, не говоря уже о том, чтобы отвечать за спасение моей жены.

— Она жива? — выдавливаю я из себя.

— Да, ваша жена жива, — отвечает врач. — Она получила незначительные травмы, вопреки тому, что первоначально предполагалось на месте происшествия и в больнице. Ее перевезли сюда из-за беременности и ограниченных возможностей местной больницы.

В моих ушах стоит глухой рев. Я не уверен, но мне кажется, она говорит, что Фиона не умерла.

— Ребенок?

— С ребенком тоже все в порядке, — говорит она, взглянув на карту. — Она... на двадцатой неделе?

— Двадцать одна неделя и два дня, — поправляю.

Она натянуто улыбается. Не знаю, должна ли она быть ободряющей или снисходительной. Мне наплевать.

— У вашей жены сломано запястье, несколько поверхностных порезов, на один из которых пришлось наложить швы, и ушибленные ребра, — объясняет она. — Но ничего опасного для жизни.

— Вы уверены, что с ребенком все в порядке? — спрашиваю, у меня пересохло во рту. Я готовился к тому, что она мертва или находится в какой-то искусственной коме, так что теоретически эти травмы должны меня успокоить, поскольку ни одна из них не кажется опасной для жизни, но, услышав это вслух, мое сердце только начинает учащенно биться. Автокатастрофа, которая привела к этим травмам - сломанная гребаная рука - не сможет защитить беспомощного гребаного ребенка.

Еще одна улыбка. На этот раз я уверен, что она обнадеживающая.

— Младенцы очень выносливы и защищены внутри утробы. Хотя иногда кажется, что это не так, — объясняет она. — У вас сильный и здоровый ребенок и мама скоро поправится, — ее взгляд метнулся к бумагам, ее внимание переключается с меня на то, что у нее дальше на повестке дня.

Это просто часть ее работы. Сообщать новости, которые спасают или разрушают жизни людей, она это делает перед обедом, ей приходится дистанцироваться от сострадания, чтобы оставаться, черт возьми, в здравом уме.

— Я вернусь позже, чтобы проведать ее, и мы оставим ее на ночь для наблюдения, но после этого, скорее всего, выпишем.

— Могу я ее увидеть? — почти кричу. Мой голос хриплый и звучит дико. Вот каким я себя чувствую. Сдерживаемым животным, которое когда-то было одомашнено, но так и не приручено.

Она кивает.

Роуэн хлопает меня по плечу.

— Я буду ждать Нору. Она уже в пути. Как и Каллиопа. Иди к своей жене.

Мне не нужно повторять дважды.