Это тяжёлая работа, а Вьюга выступает в роли дополнительного груза. Мы втроём гребём и гребём в сторону Осколка и Лавины, которые ждут нас на берегу. Когда мы приближаемся, Грех — оказавшийся ближе всех — подтягивается и вцепляется в массивную лапу Лавины.

В скользком клубке мы пытаемся затащить Вьюгу на склон.

— Что с ним случилось? — интересуется Осколок.

Лёд падает на землю рядом с Вьюгой.

— По дороге вниз он подрался с Грехом.

Мои брови взлетают вверх. В ответ на его слова наступает недоверчивая тишина. Мы смотрим на Греха, который сидит и насвистывает. Я опускаю глаза на его руку. Конечно, две костяшки пальцев разбиты.

Я встаю во весь рост. Это не очень эффективно, поэтому я также упираю обе руки в бёдра.

— Вы подрались в реке, после того как спаслись от пожара и пытались выжить, — уточняю я.

Лёд напряженно размышляет, копаясь в своих воспоминаниях, и только потом говорит:

— Похоже на то, девчушка.

Я обрушиваю поток брани на Греха.

Но тут я замечаю его волосы... или то, что от них осталось. С моих губ срывается изумлённый смешок, когда я понимаю, что великолепные шелковистые белокурые локоны Греха были опалены огнём. Половина волос осталась нетронутой, а остальная часть представляет собой клочья и проплешины.

— Находишь что-то забавным? — огрызается Грех.

В животе Лавины начинает урчать смех.

— Твои волосы.

Лёд наклоняет голову, чтобы посмотреть.

— Ха, не видел этого. Я был с другой стороны, — он фыркает. — Ты выглядишь чертовски нелепо.

Грех хмурится. Должно быть, красивому мужчине нелегко быть чуть менее красивым. Интересно, из-за чего они с Вьюгой поссорились? Мне кажется, я никогда не видела, чтобы Грех относился к чему-то серьёзно. Даже в Куполе.

Вьюга вздрагивает. Он стонет, и мы вчетвером склоняемся над ним, прижавшись друг к другу головами.

Один глаз приоткрывается, демонстрируя налитый кровью синий цвет.

— Что случилось?

Я оглядываюсь по сторонам, пока Лёд освежает память нашего друга. Многим всё ещё помогают выбраться на берег.

— Как вы добрались до реки?

Взгляд Льда проясняется.

— Сбились в плотную группу. Окружили себя снаружи щитами.

— Большинство из тех, кто был снаружи, погибли, — глухо говорит Вьюга.
Он слегка покачивается, когда садится.

— Некоторые были растоптаны, некоторые сгорели. Но некоторые добрались до реки.

Лёд вздрагивает.

Я замечаю на его предплечье сильный ожог. Не могу представить себе этот ужас.

— Сколько осталось с вами?

Они смотрят друг на друга, не понимая, что происходит.

Вьюга отвечает, покашливая:

— С нами осталось около ста пятидесяти человек.

Сердце замирает. Двести пятьдесят человек до сих пор не найдены. Я надеялась, что все, кто остался, добрались до реки.

— Не все выжили во время пожара, — продолжает Вьюга. — А потом река была... — он тяжело сглатывает. — Мощная. Мы спаслись только потому, что притащили с собой бревно Каура. Не знаю, сколько ещё выжило.

Надеюсь, многие. Несомненно, Малир организует людей для подсчета выживших. Невозможно оценить в этом плещущемся хаосе.

Пока мы возвращаемся к другим Брумам, Лавина помогает Вьюге.

— Какая ситуация? — спрашивает Осколок.

У меня ещё не было возможности поговорить с ним. Вздохнув, я говорю:

— Скорее всего, несколько сотен человек погибли; нет припасов, чтобы прокормить оставшихся; мы потеряли оборудование, которое собирались использовать для осады замка — наш таран и лестницы. Я не знаю, ждёт ли нас ещё одна ловушка, не знаю, достаточно ли у нас людей, чтобы продолжать путь, и боевой дух армии на нуле.

Осколок обхватывает меня за плечи. Его искрящиеся глаза смотрят на меня поверх носа.

— Тогда мы, безусловно, столкнулись с гораздо худшим.

Я улыбаюсь, благодарная за неизменную поддержку. Его преданность не знает границ.

— Ты серьёзно? — бурчит Лёд. — В этом нет ничего хорошего! Что будем делать?

Я закатываю глаза, даже когда Осоклок вздыхает. Для шпиона Лёд плохо расшифровывает сарказм. Но его вопрос напоминает мне о том, насколько шатко это положение.

И разрушительный ответ на его вопрос: я понятия не имею.