Последствия были глубокими. Как слишком ясно показали первые сражения Гражданской войны в США, пехотные формирования наполеоновской эпохи, построенные по принципу "плечом к плечу", теперь были устаревшими. Командиры, которые продолжали маневрировать таким образом, как, например, во время штурма союзных войск на Мэрис-Хайтс при Фредериксбурге в декабре 1862 года, при атаке Пикетта против союзных войск на Кладбищенском холме при Геттисберге в июле 1863 года и при штурме Гранта при Колд-Харборе в июне 1864 года, видели, что их войска подвергаются страшной резне от ружейного огня.
В ответ на это войска начали строить траншеи. К маю 1864 года генерал Конфедерации Джозеф Э. Джонстон, командовавший войсками, противостоящими генералу Союза Уильяму Т. Шерману, заявил: "Я не нашел ни одной возможности для сражения, кроме атаки на окопы". Войска Конфедерации заявили: "Люди Шермана маршируют с винтовкой в одной руке и лопатой в другой". Войска Союза ответили комплиментом на комплимент, заявив, что «мятежники должны нести свои гвардейские укрепления с собой». Полевые укрепления Конфедерации, такие как в Петербурге в последние месяцы войны, предвосхитили траншейную войну на Западном фронте Великой войны полвека спустя.
Что касается достижений в "броне", то лопата, используемая для рытья окопов, вряд ли может считаться важным достижением в области защиты, поскольку широкое использование окопов началось по меньшей мере два столетия назад, во времена Себастьена Ле Престра де Вобана, который популяризировал их использование для осады крепостей. Теперь строительство фортов обходилось дороже по времени и материальным ресурсам, чем их победа. Французские форты пали перед пруссаками во время Франко-прусской войны, а к Первой мировой войне немцы изготовили орудия, способные их разрушить. Французская линия Мажино была переиграна во Второй мировой войне, а бельгийский форт Эбан-Эмаэль быстро пал под ударами немецких планерных войск. Позже аналогичная судьба постигла линии Сталина, Зигфрида и Бар-Лева. Это не означает, что усилия по усилению физической защиты войск не имеют значения. По сей день солдаты носят с собой инструменты для рытья окопов, чтобы "окопаться". Однако эти тенденции убедительно свидетельствуют о том, что в целом конкуренция между броней и антиброней меняется в пользу последней.
В период между 1860-ми годами и Первой мировой войной произошла революция в области наземной войны, связанная с железной дорогой, винтовкой и телеграфом. Появились пушки Гатлинга и пулеметы, стреляющие сотнями патронов в минуту. Артиллерия использовала нарезное оружие для увеличения дальности и точности стрельбы. Со временем ее скорострельность повысилась благодаря переходу на казнозарядные орудия и разработке более совершенного механизма отдачи, устранившего необходимость вычищать орудие после каждого выстрела. К началу Великой войны европейские армии значительно увеличили как дальность, так и объем огня, намного превысив показатели своих современников середины XIX века. Артиллерия стала поистине "королем битвы".
Первая мировая война стала свидетелем железнодорожной, стрелковой и телеграфной революции в ее наиболее развитой форме. Западный фронт представлял собой усовершенствованную версию окопов Конфедерации под Петербургом, только в гораздо большем масштабе. Скорость операций существенно не возросла, поскольку двигатель внутреннего сгорания и беспроводная связь все еще находились в зачаточном состоянии. Передвижение войск через ничейную землю с ее колючей проволокой и воронками от снарядов не сильно улучшилось со времен Петербурга.
Существенно возросла огневая мощь, высвобождаемая пулеметами и ствольной артиллерией. Современные железнодорожные системы позволяли концентрировать и поддерживать боевую мощь на все более высоком уровне в данной точке, но средства (механизированные и моторизованные сухопутные войска, боевые и транспортные самолеты) для продвижения этих сил вперед, чтобы использовать любой прорыв фронта противника, еще не были разработаны. Проще говоря, вооруженные силы, находящиеся на завершающей стадии развития железнодорожного, стрелкового и телеграфного режима , могли вести огонь на гораздо более высоком уровне, чем когда-либо прежде. Тем не менее, войска, пытавшиеся продвинуться через смертельно опасное пространство между траншеями в Первой мировой войне, потерпели те же неудачи, что и войска Союза при штурме траншей Конфедерации под Петербургом - до огромного прогресса в огневой мощи.
Как заметил сэр Майкл Ховард, «задолго до 1914 года все государства Европы признали, что военная эффективность, на которую они полагались для сохранения своей относительной мощи и статуса, зависела ... от сочетания живой силы населения и стратегически подходящей железнодорожной сети». Проще говоря, железные дороги позволяли концентрировать крупные армии, которые, не обладая тактической мобильностью, продолжали искать преимущество там, где позволяла технология - в огневой мощи и в увеличении дальности огня. Таким образом, к началу Великой войны было принято считать, что «атака может быть успешной только при условии развития большей интенсивности огня, чем оборона».
Тем не менее, война дала представление о том, что нас ждет в будущем. В электромагнитной области к телеграфу добавилась беспроводная (радио) связь, но она еще не достигла зрелости. Появились примитивные танки, позволявшие войскам покидать свои окопы и пересекать ничейные земли со скромным увеличением скорости и броневой защиты. Самолеты могли разведывать огромные территории по сравнению с конницей и оказались полезными для корректировки артиллерийского огня. Именно сочетание этих зарождающихся возможностей, с их акцентом на скорость и дальность, в сочетании с новаторской немецкой тактикой, появившейся в конце войны, вытеснит революцию железных дорог, винтовок и телеграфа и кардинально изменит характер войны.
Что имело наибольшее значение для военных, стремящихся использовать потенциал железнодорожной, винтовочной и телеграфной революции? Наполеон в свое время заявил: "Le feu est tout" (Огонь - это все). Однако в этой революции наращивание огневой мощи зависело от резкого увеличения скорости связи и перемещения крупных сил, что стало возможным благодаря телеграфу и железной дороге соответственно. Без железной дороги армии были бы намного меньше. Без железной дороги и телеграфа элементам этих небольших армий было бы сложнее сосредоточиться в нужном месте и в нужное время для ведения огня.
Оказавшись на поле боя, армии, оснащенные винтовками, а затем и повторными ружьями, получили значительный прирост в дальности, точности и огневой мощи. Что имело наибольшее значение? Предпочитали ли генералы точный, дальнобойный огонь, а не мощь огня? Бойня, устроенная войсками , вооруженными нарезными мушкетами, против наступающих на Марьинских высотах, на Кладбищенском хребте и в Колд-Харборе, говорит о том, что увеличение дальности и точности огня имело большее значение, чем изменение скорострельности. Другими словами, наполеоновская тактика на поле боя была отменена не в основном из-за улучшения огневой мощи, а из-за увеличения точности и дальности огня. Действительно, улучшение дальности огня появилось только к концу Гражданской войны и почти исключительно на стороне Союза. Однако при оценке ценности дальности, точности и скорострельности трудно выявить однозначного "победителя".
Железная и паровая революция
Примерно в то же время, когда происходила революция железных дорог, винтовок и телеграфа, происходила революция в ведении войны на море. В течение нескольких десятилетий в середине XIX века великие флоты мира перешли из эпохи ветра и паруса в эпоху пара и железа. Между 1840 и 1870 годами военно-морские силы, возглавляемые сначала французами, но быстро затмившие британский Королевский флот, отказались от деревянных парусных кораблей Дрейка и Нельсона, выпустив на воду множество железных кораблей, движущей силой которых был пар. Паровая тяга освободила корабли от зависимости от капризов ветра, увеличив при этом их скорость, что позволило сократить время пути из Лондона в Кейптаун более чем в два раза. Телеграф позволил Великобритании стать лидером в создании глобальной коммуникационной сети с помощью подводных кабелей.
Предстояло решить, что будет доминировать в конструкции кораблей - огонь или броня. Ранние результаты, такие как столкновение между союзным броненосцем "Монитор" и его коллегой из Конфедерации "Вирджинией" в 1862 году и битва при Лиссе между Австрией и Италией в 1866 году, говорили в пользу брони. В Лиссе корабли фактически прибегли к тарану, что привело к тому, что некоторые ВМС стали строить корабли с тараном, делая упор на броню в ущерб скорости, дальности хода и огневой мощи.
Достижения в металлургии, двигательной технике, взрывчатых веществах и средствах связи еще больше осложнили попытки определить те качества, которые были бы наиболее выгодны для флотов Новой модели. Русские построили круговой военный корабль, а британцы - паровой броненосец с полным парусом, который опрокинулся и затонул.
Металл позволил военно-морским силам строить гораздо более крупные корабли, что позволило фантастически увеличить огневую мощь и броневую защиту. Если корабли Нельсона с дубовыми корпусами были ограничены примерно 2 000 тонн, то ранние железные корабли 1860-х годов достигли четырехкратного увеличения. К началу Великой войны "супердредноут" Королевского флота достигал 20 000 тонн. Ранние французские и британские броненосцы были покрыты кованой броней толщиной в несколько дюймов. К середине 1860-х годов толщина брони увеличилась до девяти дюймов, а затем до двадцати четырех дюймов, что так и не было превзойдено на британском броненосце Inflexible, спущенном на воду в 1876 году. К концу 1880-х годов был построен первый стальной линкор Royal Sovereign с восемнадцатидюймовой броней. Толщина броневых листов продолжала уменьшаться, отчасти благодаря достижениям таких фирм, как Krupp, которая к концу 1890-х годов производила стальную броню, примерно в три раза превосходящую по прочности ту, что использовалась на Inflexible. Прогресс в броне, однако, был с лихвой компенсирован прогрессом в пробивной способности снарядов.