"Мои извинения", - сказала она. "В какой-то момент я хотела бы выступить. Он был моим последним членом семьи, и вся моя семья пострадала от этой эпидемии, а также от семьи Purdue Pharma. Так что я действительно хотела бы говорить от боли, которую это принесло, и от того, что я осталась без семьи".
В течение десятилетий после окончания Колумбийского университета и поступления в медицинскую школу Ричард Капит и Ричард Саклер время от времени встречались друг с другом. Капит стал психиатром и много лет проработал в Управлении по контролю за продуктами и лекарствами. Он с интересом и даже благоговением наблюдал за тем, как его бывший сосед по комнате стал импресарио, создавшим препарат "Оксиконтин". Ему до сих пор было удивительно осознавать, что этот человек, с которым он когда-то был так близок, выпустил лекарство, которое изменило фармацевтическую промышленность, сделало его многократным миллиардером и вызвало кризис наркомании и смерти. Что в Ричарде всегда поражало Кэпита, так это его энтузиазм. Он был таким смелым, таким заразительным, но в конечном итоге таким безрассудным. Именно таким Капит и запомнил его - "этот увлекающийся персонаж", - сказал он. "Я так часто следовал за ним. Я увлекся, следуя за ним. Наверное, есть такое выражение - "коммивояжер", но оно не совсем точно передает его суть". В нем было высокомерие, слепота к последствиям, непоколебимая уверенность в собственных убеждениях. Если Ричард и был похож на своего дядю Артура - помимо общего имени, гения маркетинга и неугасимого честолюбия, - так это упрямым отказом признавать сомнения даже перед лицом противоположных доказательств и соответствующей способностью обманывать себя, безоглядно веря в собственную добродетель.
Через несколько недель после того, как компания Purdue Pharma объявила о банкротстве, умерла Беверли Саклер. Она была последней из старого поколения, не считая Джиллиан и Терезы, гораздо более молодых третьих жен Артура и Мортимера. До смерти Рэймонда Беверли часто приходила на корпоративные мероприятия в Стэмфорде и общалась с сотрудниками. Они находили ее теплой и обаятельной. Она все еще носила простое золотое кольцо с их свадьбы в 1944 году. В те времена у них с Рэймондом было так мало денег, что, как она говорила людям, это было все, что они могли себе позволить.
В какой-то момент во время процедуры банкротства Ричард Саклер вернулся в дом своих родителей - особняк на Филд-Пойнт-Серкл в Гринвиче, выходящий на Лонг-Айленд-Саунд. Это было огромное и одинокое место, почти не изменившееся после смерти его родителей. Джонатан и его жена Мэри жили неподалеку, но Джонатан боролся с раком, и летом 2020 года он тоже умер. Его некрологи заметно отличались от некрологов его отца и дядей. В них говорилось об оксиконтине и почти не упоминалась филантропия.
Теперь Ричард был в основном один. Он по-прежнему был близок со своими детьми, но, поскольку процедура банкротства была основана на формальном разделении компании Purdue и семьи, владевшей ею, одна из главных страстей его жизни - управление бизнесом - внезапно перестала быть доступной для него. Он испытывал горечь и разочарование, наблюдая, как другие фармацевтические компании, словно отстраненный от игры спортсмен, мчатся на поиски лекарства от КОВИДа, не в силах использовать то, что осталось от Purdue, в своих усилиях или даже сделать пожертвования в поддержку таких исследований, потому что на данный момент никому не нужны были его деньги. У него почти не осталось друзей, если не считать многочисленных платных советников. Когда он все же говорил с людьми о своих проблемах, он утверждал, что OxyContin - безопасный препарат, и настаивал на том, что, несмотря на все доказательства обратного, люди "исчезающе редко" становятся зависимыми от препарата, если они принимают его под наблюдением врача. Семья продолжала утверждать, что мало кто сделал так много, как они, для борьбы с опиоидным кризисом. Один из адвокатов Ричарда назвал реформулирование препарата "Оксиконтин" в 2010 году "самой амбициозной и действенной" мерой, предпринятой Purdue и Саклерами в этом направлении. Но в сентябре 2020 года FDA опубликовало результаты десятилетних исследований и, ссылаясь на склонность людей, уже зависимых от OxyContin, переходить на героин и другие наркотики, заявило, что реформулирование не может быть признано "снижением передозировок опиоидов" в целом. Управление по контролю за продуктами и лекарствами не пришло к выводу, как это было в других исследованиях, что изменение состава препарата действительно вызвало героиновый кризис. Но, проанализировав все имеющиеся данные, агентство заявило, что "неясно", принес ли реформулированный оксиконтин какую-либо "чистую пользу для здоровья населения".
На следующий день после того, как было принято окончательное решение Министерства юстиции, Медицинская школа Нью-Йоркского университета, где Ричард получил диплом, объявила на сайте о планах убрать имя Саклера из своего Института высших биомедицинских наук "и других названных программ". Тафтс больше не был исключением, полностью отказавшись от названия, и расчеты в других учебных заведениях менялись практически в режиме реального времени. Через день после решения Нью-Йоркского университета Метрополитен-музей сообщил, что название знаменитого крыла Саклер, в котором находится Храм Дендура и где проходила первая акция протеста Нан Голдин, теперь официально "находится на рассмотрении". Через три дня после этого Гарвард объявил о создании комитета по "переименованию", отметив, что некоторые фамилии, украшающие здания в его кампусе, связаны с поведением, которое "многие члены нашего сообщества сегодня сочли бы отвратительным", и указав, что изменения произойдут со временем.
Нэн Голдин и ее единомышленники по PAIN, которые провели большую часть прошлого года, чувствуя себя ущемленными из-за банкротства и пандемии COVID, испытали прилив энергии и надежды. Они собирались удвоить свои усилия - в университетах, в Гуггенхайме и особенно в Метрополитен-музее. Они были полны решимости продолжать борьбу до тех пор, пока не увидят, что это название исчезнет.
В последние недели 2020 года неожиданно возникла перспектива расплаты для Саклеров. Комитет по надзору и реформам Палаты представителей Конгресса США объявил, что проведет слушания на сайте "Роль Purdue Pharma и семьи Саклеров в опиоидной эпидемии", и направил приглашение Ричарду, Кате, Мортимеру и Дэвиду Саклерам принять в них участие. Если Министерство юстиции и федеральный суд по делам о банкротстве собирались дать Саклерам поблажку, то, возможно, хотя бы Конгресс сможет призвать их к ответу. Законодатели, похоже, получили возможность возродить культовый момент 1994 года, когда главы семи крупнейших табачных компаний предстали перед Конгрессом и были допрошены о том, что и когда они знали по вопросу о привыкании к сигаретам.
Адвокаты Саклеров ждали неделю после получения приглашения, а затем прислали вежливый ответ, в котором говорилось следующее: Спасибо за предоставленную возможность; мы отказываемся". За кулисами члены юридической команды семьи яростно лоббировали, чтобы комитет отменил слушания или чтобы представители компании, а не семьи, выступили с речью, как они всегда делали в прошлом. Но Кэролайн Малони, конгрессвумен из Нью-Йорка, возглавлявшая комитет, 8 декабря направила письмо, в котором указала, что если семья добровольно не примет ее приглашение, то она будет вынуждена вызвать их в суд.
Девять дней спустя было созвано слушание. Из-за пандемии коронавируса слушания будут проходить дистанционно, и в то утро Дэвид Саклер, одетый в темный костюм и сидящий в безликом флуоресцентном помещении, похожем на одолженный офис, поднял правую руку и был приведен к присяге. Когда семья поняла, что у некоторых из них не будет иного выбора, кроме как явиться, они пошли на переговоры, предложив Дэвида и Кате, а также Крейга Ландау из Пердью. Шестью десятилетиями ранее, когда сенатор Кефовер проводил слушания в Конгрессе, Феликс Марти-Ибаньес заявил о своей немощи, чтобы избежать дачи показаний, а Билл Фролих сказал, что он недоступен и находится где-то в Германии. Теперь, по словам одного человека, знакомого с ходом переговоров, адвокаты Мортимера Саклера заявили, что он не сможет явиться, поскольку будет находиться в "отдаленной части Азии". Даже когда он руководил компанией Purdue, Ричард Саклер всегда предпочитал, чтобы за него говорили другие люди. Столкнувшись с перспективой жестокого публичного расследования, которое, скорее всего, сосредоточится в основном на его собственном поведении и высказываниях, он решил не выходить на сцену и не отчитываться за себя, а послать собственного сына говорить от его имени.
"Я хочу выразить глубокую печаль моей семьи по поводу опиоидного кризиса", - начал Дэвид. Он сбрил бороду и зачесал волосы в школьную прическу, поэтому, хотя ему было уже сорок, выглядел он моложе. "То, что вы слышали из прессы о Саклерах, почти наверняка неверно и сильно искажено".
Перед тем как он дал показания, комитет пригласил ряд людей рассказать об ужасающем влиянии оксиконтина на их жизнь. Мать из Калифорнии Барбара Ван Руян рассказала о том, как в 2004 году потеряла своего сына Патрика, после того как он принял одну таблетку оксиконтина и перестал дышать. "Первый год я каждое утро просыпалась с желанием, чтобы я тоже умерла", - сказала она. "Горе от потери ребенка - это не процесс. Это пожизненный груз на душе. Это груз, за который я считаю ответственными Пердью и Саклеров". Появилась Нэн Голдин, на полке за ее спиной на видном месте стояла копия книги Барри Майера. "Моя зависимость разрушила мои отношения с друзьями и семьей и почти положила конец моей карьере", - сказала она. "Теперь я пытаюсь говорить за полмиллиона тех, кто больше не может".