На бумаге НСК обладает широкими полномочиями по расследованию деятельности государственных служащих на предмет взяточничества, мошенничества и неисполнения служебных обязанностей, а в некоторых случаях - по вынесению наказания без суда. На практике, говорят правозащитники, новая система обеспечивает юридическое прикрытие для драконовских методов расследования партии. В марте 2018 года, одновременно с созданием НСК, законодательный орган Китая принял новый закон о надзоре. Закон переименовал печально известный процесс shuanggui в liuzhi, или "задержание на месте", и установил новые правила, согласно которым срок содержания под стражей ограничивается шестью месяцами, хотя подозреваемым по-прежнему отказывают в доступе к адвокату и их семьям. Следователи получили новые полномочия на использование прослушки и других методов электронного подслушивания, которые ранее считались недопустимыми для расследований CCDI.
Вступивший в должность директор НСК Ян Сяоду заявил, что новое агентство устраняет пробелы в государственном надзоре, втрое увеличив число людей, подлежащих партийному контролю. Эти полномочия означают тщательную проверку даже самых низких работников, получающих зарплату от государства, включая офисных клерков, учителей начальных классов и работников городской канализации, и наказание за их проступки. В некоторых случаях давление стало настолько сильным, что нарушители сами сдавались, даже если их не подозревали. И в этом цель, сказал Ян, - «позволить нашим кадровым контингентам сохранить свою собственную чистоту».
Контроль качества
Пан Лейли практически ничего не знала о марксизме, когда в 2004 году вступила в Коммунистическую партию. Будучи на тот момент второкурсницей университета, она не изучала социалистическую идеологию и не была склонна к политике. Как набожная христианка, она вообще не должна была быть допущена в официально атеистическую партию. Несмотря на свою веру, Пэн соответствовала всем требованиям для вступления: она была заместителем председателя студенческого совета, получала хорошие оценки и была популярна среди своих сверстников. "Для таких людей, как мы, с "низким политическим сознанием", - вспоминает Пань, - вступление в партию было делом случая, когда учитель оценил твои качества и дал тебе рекомендацию.
Пан была одной из 1,37 миллиона человек, вступивших в партию в том году, когда ее членство выросло на 2 процента. Ее новое членство не потребовало от нее многого, кроме посещения семинаров и написания эссе. После окончания университета Пань начала работать, поступила в аспирантуру по теологии и совсем забыла о партии до начала 2016 года, когда один чиновник позвонил отцу Пань и спросил, хочет ли его дочь оставаться коммунистом. Это был вопрос, который Си Цзиньпин, по сути, задавал каждому члену партии, когда приказал провести общенациональную проверку, чтобы отсеять недостойных и оставить только тех, кто предан его делу.
Если Пан хотела остаться в партии, ей нужно было заплатить неуплаченные за годы членские взносы и вернуться к партийной деятельности. Она отказалась. В августе 2017 года партийный комитет в родном городе Пэн вычеркнул ее имя из своих реестров, сославшись на ее "слабую организационную дисциплину". Пань не слышала об этом решении, пока я не спросила ее об этом несколько недель спустя. "Партия никогда не определяла мою жизнь", - сказала она. «Выход из партии не означает противостояние партии».
С момента своего основания в 1921 году в виде захудалой подпольной группы, состоявшей примерно из пятидесяти человек, Коммунистическая партия Китая превратилась в разросшуюся бюрократию, насчитывающую более 96 миллионов членов. Если бы она была суверенным государством, то входила бы в двадцатку самых густонаселенных стран мира, опережая Германию и Турцию. Члены партии проникли во все уголки китайского общества, но среди них было много "мертвого груза" - неумелых, равнодушных и нежелающих работать членов, которые вступали в партию скорее из корыстных побуждений, чем из самопожертвования.
Проблема может быть отнесена к периоду после культурной революции, когда Дэн Сяопин хотел обновить партию за счет более молодых и образованных кадров, которые могли бы стать сильным технократическим ядром и стимулировать развитие Китая. Чиновники расширили критерии приема в партию, отдавая предпочтение городским жителям с высшим образованием, в то время как социальный класс претендентов, традиционный показатель политической надежности, был менее важен. С годами партия стала менее строго придерживаться марксистской ортодоксии, идеологический дрейф усугубился после протестов на площади Тяньаньмэнь и распада СССР. Чиновники и ученые обсуждали альтернативные политические модели и в какой-то момент даже задумались о переименовании партии, чтобы отразить ее наклон в сторону государственного капитализма. Но переименование партии означало бы отказ от ее революционного прошлого и потенциально могло привести к необратимому расколу в рядах, сказал Ли Цзюньру, бывший вице-президент Центральной партийной школы. По словам Ли, партия, таким образом, осталась исповедующей коммунизм, но открыла свои двери для новых идей.
На практике эти изменения означали прием предпринимателей в партию и терпимость к некоторому политическому плюрализму, например, разрешение независимым аналитическим центрам и гражданскому обществу предлагать идеи и оказывать социальные услуги. С 1978 по 2012 год число членов партии увеличилось более чем в два раза, достигнув примерно 85 миллионов человек, или более 6 процентов населения Китая. Но по мере процветания Китая членство в партии стало рассматриваться не столько как политическое обязательство, сколько как способ сделать карьеру и получить прибыль от власти. Опрос частных предпринимателей в Китае, проведенный в 2005 году, показал, что 62 процента респондентов при прочих равных условиях предпочитают нанять члена партии, а не не члена. Джоанн Сонг Маклафлин, экономист из Университета штата Нью-Йорк в Буффало, в 2016 году подсчитала, что члены партии зарабатывают на 7-29 процентов больше, чем не члены. "В обществе, где сети все еще являются величайшим фактором, Коммунистическая партия предлагает одну из самых полных и обширных сетей", - говорит Керри Браун, профессор китайских исследований в Королевском колледже Лондона. Членство в партии - это "полезная галочка - то, что может дать вам небольшое преимущество при приеме на работу или продвижении по службе".
Со временем многие члены партии перестали посещать собрания и платить взносы. Некоторые даже стеснялись публично признавать свою принадлежность к партии, сознавая, что многие коллеги считают партию бандой коррумпированных и карьеристов-наемников. "Представьте, что Си - новый генеральный директор компании, в которой сотрудники не приходят на работу, не участвуют в рабочих мероприятиях и даже не могут сформулировать, в чем заключается миссия компании", - говорит Джуд Бланшетт, эксперт по Китаю из вашингтонского Центра стратегических и международных исследований. «Примерно с этим Си столкнулся в конце 2012 года».
Такая несогласованность представляла серьезную угрозу для политической системы, которая зависит от лояльности своих чиновников и их готовности выполнять директивы сверху. "Для ленинской партии организационная целостность означает способность поддерживать боевой дух среди политических чиновников, которые действуют как дисциплинированные, способные к развертыванию агенты", - писал политолог из Беркли Кен Джовитт, который утверждал, что ленинские партии должны постоянно вдохновлять своих членов убедительным видением, за которое нужно бороться, иначе они рискуют распасться в направлении потенциальной гибели.
Си предложил многостороннее средство: проповедовать Евангелие, бить кнутом и сбрасывать жир. На одном из первых заседаний Политбюро, которое он возглавил в качестве генерального секретаря, Си пообещал контролировать численность партии и создать более избирательную и элитную организацию, члены которой будут пылать рвением и закаляться дисциплиной. "Креативность, сплоченность и боеспособность партии напрямую влияют не только на судьбу партии, но и на судьбу страны, народа и нации", - сказал Си позже. «Если наша партия ослабнет, распадется или развалится, какое значение будут иметь наши политические достижения?»
Си использовал свою "Китайскую мечту" в качестве призыва, призывая кадры посвятить себя восстановлению национальной славы. Осознавая, что коммунистические идеалы не пользуются авторитетом во все более капиталистическом обществе Китая, он восхвалял древнюю культуру и смягчал социалистические догмы. Он прославлял Конфуция, чтобы вдохновить чиновников на добродетель и оправдать авторитарное правление как часть глубоко укоренившейся политической традиции, хотя партия традиционно осуждала древнего мудреца как феодальный пережиток. Си также пропагандировал Карла Маркса, выдвигая эгалитарные идеалы немецкого философа в качестве духовного маяка в материалистическую эпоху, но при этом обходя стороной интеллектуальное содержание марксистских теорий.
Мао вновь занял видное место в общественной жизни, поскольку Си использовал его революционные лозунги и возродил некоторые политические практики эпохи Мао, которые вышли из моды, включая заседания "критики и самокритики", на которых сотрудники находят недостатки в себе и друг в друге. Но Си также отказался от некоторых постулатов маоизма, особенно от идей классовой борьбы и мобилизации масс. В то время как Мао призывал народ атаковать то, что он считал разлагающейся партией, Си хотел спасти партию изнутри. В этом отношении Си черпал вдохновение у Лю Шаоци, революционного лидера, который выступал за использование политических инквизиций и образовательных кампаний для насаждения правильного мышления среди членов партии. Взяв заимствование из книги Лю, Си приказал проводить массовые индоктринационные кампании, которые требовали от чиновников читать его речи и изучать партийные директивы, чтобы стать "квалифицированными членами партии".