Роберт Дрейпер, опираясь на интервью с сотрудниками администрации и недавно опубликованные документы, подчеркивает роль самого Буша в поспешном развязывании войны в Ираке. По его словам, в 2002 г. Буш пережил обращение, соединив идеологию и эмоции, чтобы вызвать "пронзительную ясность цели" и "бесконтрольную уверенность в себе" "освободить измученный народ" и "покончить с режимом тирана". Встречаясь с неохотно идущим навстречу иорданским королем, он огрызнулся: "Саддам - плохой парень... . . Мое мнение о нем не изменилось. Мы должны уничтожить его". Голос Буша возвысился, когда он провозгласил: "История призвала нас". Буш повторял, что Саддам ненавидит Америку, потому что он ненавидит свободу, , а свобода - это священное сердце Америки". Дрейпер считает: "Его все более воинственная риторика отражала президента военного времени, который уже не был привязан ни к чему, кроме своих собственных убеждений". Выступая перед азиатскими журналистами в Овальном кабинете, Буш указал на портреты Черчилля, Линкольна и Вашингтона и сказал, что он, как и они, "лидер, который знает, кто он, и знает, что правильно". Он был "добрым и злым парнем", единственным "решалой", и использовал президентскую власть для того, чтобы пресекать противоположные мнения в администрации. Разумеется, большинство чиновников вокруг него были "ястребами", соглашавшимися с ним. Жесткая наивность Буша и отсутствие у него интереса к затратам и последствиям войны вызывали у некоторых сотрудников ужас, но они не смели возражать, опасаясь потерять влияние или работу. Джордж Тенет считал, что роль ЦРУ заключается в обслуживании его "первого клиента" - президента, поэтому инакомыслящие внутри ведомства не имели права высказывать критику или считали, что разумнее этого не делать. Госсекретарь Колин Пауэлл, самый вероятный несогласный, уступил, выступив в ООН с заявлением о том, что иракские грузовики, использующие воздушные шары для прогнозирования погоды, на самом деле являются мобильными лабораториями по производству химического оружия. Делегаты ООН посмеялись над ним. Только в отставке он раскаялся. Но способность идеологически-эмоционального правителя, наделенного президентскими полномочиями, окруженного кликой советников-единомышленников, повести страну на войну укрепляет мое убеждение в том, что демократия не имеет никакого значения для принятия решений о войне и мире.
В начале 2003 года США вторглись в Ирак. Вторжение в Ирак не было одобрено Советом Безопасности ООН, поэтому оно в принципе являлось военным преступлением. Вторжение в Афганистан и Ирак принесло быстрые победы на поле боя и падение кабульского и багдадского режимов. Но ни одно из них не принесло желаемых результатов, как предсказывали критики, в том числе и я. Войны не имели большого резонанса в США, хотя большинство американцев поначалу верили словам своих лидеров о связях между бен Ладеном, Саддамом Хусейном и химическим оружием. Британцы верили меньше. Но интерес населения был поверхностным и угас в тяжелых последствиях. К 2011 году большинство американцев посчитали, что афганская и иракская войны не стоили того, чтобы в них участвовать, и повторили это мнение в 2016 году. Они были правы, хотя это очень трудно сказать американцам и союзникам, которые там воевали.
Американские и союзные войска
Более 2,5 млн. американских военнослужащих приняли участие в операциях "Несокрушимая свобода" и "Иракская свобода", получивших ироничное название. Соединенные Штаты и их союзники - Великобритания, Австралия, Франция и большинство стран НАТО - сегодня располагают профессиональными вооруженными силами. Их подготовка и самоотверженность обеспечивают большую боевую выносливость, чем та, которую продемонстрировала американская призывная армия во Вьетнаме. Однако союзные войска не смогли одолеть партизан, вооруженных оружием слабых (в том числе кибероружием). Они превратились в оккупационные силы, осажденные партизанской войной, для которой они были плохо приспособлены. Если не считать обреченной на провал попытки ИГИЛ создать территориальное государство, которая сыграла на руку американским военным, в этих войнах не было ни фронта, ни тыла, врага практически не было видно, а возможности получить эмоциональную разрядку, открыв ответный огонь, было меньше. Обезвреживание бомб отнимало больше времени, чем вступление в бой с противником. Для американской пехоты это не бессердечная война, как для ее ВВС и операторов беспилотников, и они могут открыть дикий огонь, когда опасность возникает непредсказуемо, когда взрывы раздаются откуда угодно, а ответный удар, уменьшающий страх, редко возможен. Местное население практически не оказывает содействия, испытывая враждебность и страх, что создает дополнительную нагрузку на войска.
Юнгер ярко описывает экстремальные ситуации. Он жил со взводом американских пехотинцев в одной из самых изолированных и опасных долин Афганистана, куда можно было добраться только на вертолете. На этой территории, контролируемой талибами, они почти каждый день вели перестрелки, в которых погибло четыре десятка человек. Но это были люди, которые добровольно пошли на задание, которым нравился азарт боя, и которые испытывали страх только в перерывах между боями. Эти люди жаждали убивать, некоторые утверждали, что живут ради перестрелок, которые, по их мнению, "безумно захватывают". Некоторые гордились вытатуированным на груди словом "неверный". Они ликовали, когда разведчик рассказывал о раненом боевике, ползущем по горной тропе к своей оторванной ноге. Они признают, что являются ужасными гарнизонными солдатами: недисциплинированными, жестокими, презрительно относящимися к некомбатантам. Подпитываемые тестостероном и адреналином, страдающие от сексуальной депривации, они шутя убивают и насилуют (даже собственных матерей и сестер). Их хорошие качества - убойная эффективность, мужество, доходящее до героизма, и привязанность, доходящая до любви. Они готовы пожертвовать жизнью друг за друга. Однако, вернувшись домой после войны, они испытывают трудности с адаптацией к нормальной жизни. Удовольствие от убийств привело к деградации их психики: из героев-садистов они превратились в жертв.
В этих войнах гибель военнослужащих союзников была немногочисленной, но непредсказуемой. Неожиданные взрывы стали причиной более трех четвертей ранений американских и британских военнослужащих в Ираке и Афганистане. Взрывы вызывают избыточное атмосферное давление, а затем вакуум, способный проникать сквозь твердые предметы, поэтому солдаты могут избежать тупых травм, но получить невидимую черепно-мозговую травму. Более половины из трех тысяч американских солдат, получивших ранения в Афганистане и Ираке, получили повреждения головного мозга различной степени. Поскольку их средний возраст на тот момент составлял всего двадцать три года, полученная травма будет влиять на память, настроение и способность мыслить в течение шестидесяти лет, а возможно, и больше. Многие из тех, кто мог бы умереть от подобных ранений в предыдущих войнах, сейчас лечатся, но остаются с неизгладимыми физическими, психологическими и когнитивными травмами. Если во Вьетнамской войне соотношение раненых и убитых составляло 2,6:1, то в Афганской и Иракской войнах, благодаря улучшению медицинского обслуживания, оно составило около 15:1. На фоне истощения, вызванного длительным пребыванием в зоне боевых действий, случайное столкновение с опасностями усиливает фактор страха. Это страдания, которые мы причиняем нашим солдатам.
Современное оружие заставляет солдат не высовываться и вести огонь практически вслепую, вынуждая противника также не высовываться и вести дикий огонь. В последних войнах подавляющее большинство вражеских жертв было нанесено летчиками сверху, а также ракетами и беспилотниками, выпущенными издалека. Поскольку Соединенные Штаты господствуют в небе, американцам не нужно бояться смерти сверху, в отличие от противника или соседних гражданских лиц.
В Ираке и Афганистане партизанская тактика и враг, скрывающийся среди мирного населения, создают морально неоднозначные ситуации, как это было во Вьетнаме. Чарльз Шихан-Майлз вспоминает, как во время первой войны в Персидском заливе он столкнулся с двумя загоревшимися иракскими грузовиками. Когда один из пассажиров выбежал из загоревшегося грузовика, Майлз выстрелил из пулемета и мгновенно убил его. Его немедленной реакцией было "чувство ликования, радости", но через долю секунды он ощутил "огромное чувство вины и раскаяния". Образ горящего человека, бегущего и умирающего, остался с ним "на годы, годы и годы". Его подразделение вернулось домой, и он был награжден медалью, но чувствовал себя "наверное, самым плохим человеком на свете". Он сказал капеллану, что больше не сможет убивать. "Я не то чтобы не мог, я знал, что смогу. Потому что это было... это было так просто - нажимать на курок и убивать людей. Да, я боялся того, что может произойти. Я боялся того, что это сделает со мной. Каким человеком я стану". Позже он добавил:
За всю свою жизнь я лишь однажды всерьез задумался о самоубийстве. Это было всего через несколько ночей после того, как я впервые убил кого-то... . . Но и тогда я не вернулся домой в США целым и невредимым. Я был одержим чувством вины. Мне снилась ночь, когда грузовики прорвались через наши позиции и мы убили всех, кто в них находился. Я закрыл глаза и увидел это: 24-я пехотная дивизия в Ираке, самая большая механизированная огневая группа в истории. Я был... зол на себя за тот момент безудержной жажды крови, когда я впервые убил.