Так всегда действовали империи. После первого раздела Польши в 1772 году Мария Терезия ввела в Галиции новую функцию - назначаемого государством главного раввина, который должен был держать своих единоверцев под надежным надзором. В XVIII веке в своем протекторате Тибете цинское правительство реструктурировало ламаистскую иерархию и попыталось превратить ее в послушный инструмент управления. Одним из многих других методов манипулирования религиозными силами, не лишая их возможности действовать, было вмешательство в процесс замещения должностей - подобно тому, как европейские правительства ценили возможность влиять на выбор католических епископов. Особенно сложными в обращении были мусульманские подданные, в том числе и потому, что многие из них имели связи в качестве бизнесменов или паломников за пределами колонии. Поэтому колониальные власти считали целесообразным изолировать "своих" мусульман от остального сообщества верующих и ограничить их возможности для паломничества в Мекку.

Стремясь поддерживать контакты с "надежными" религиозными лидерами, имперские администраторы порой попадали в парадоксальную ситуацию. Например, в исламском мире мистические суфийские ордена были весьма подозрительны в качестве партнеров по сотрудничеству; функционеры предпочитали иметь дело с оседлыми местными властями, которые вели себя достаточно "рационально". Но в Сенегале до 1914 г. французы постепенно поняли, что в интересах внутреннего порядка целесообразнее сотрудничать не с "вождями", а с марабутами - несколько несговорчивыми духовными лидерами суфийских братств, которые были менее коррумпированы, пользовались большим уважением населения и, следовательно, имели больше шансов добиться своего. Будь то Британская, Российская или Французская империя, религиозная политика была постоянной и неизбежной заботой колониального государства; любая ошибка могла спровоцировать волнения, которые было очень трудно подавить. Вся имперская история XIX века, в том числе и цинского Китая, пронизана страхом перед восстанием мусульман. В западном восприятии "восстание ислама" - памятное название длинного стихотворения Перси Байша Шелли (1818 г.), которое на самом деле больше относится к Французской революции, - началось не с триумфа аятоллы Хомейни в 1979 году или событий 11 сентября 2001 года, а с воинственных мусульманских движений примерно в 1800 году.

Империи всегда так или иначе вмешивались в религиозную топографию и иерархию своих колоний, но редко меняли ее коренным образом. Насильственное обращение в другую веру или крещение происходило время от времени, но, как правило, считалось нежелательным и запрещалось. Однако за пределами своих колоний крупная европейская держава могла сознательно нагнетать обстановку, вмешиваясь в дела христианского меньшинства в восточной империи. Так поступила Россия с греками в Османской империи, Франция с христианами в горных районах Ливана - в обоих случаях это вызвало осложнения, приведшие к войне, а султан Абдулхамид II, в свою очередь, объявил себя защитником всех мусульман, живущих под властью христиан. Во время Первой мировой войны немецкая стратегия заключалась в том, чтобы подстрекать религиозные, этнические или протонациональные меньшинства против Британской империи, а британцы делали то же самое против Османской империи, кульминацией чего стали незабываемые подвиги Т.Х. Лоуренса «из Аравии». Это уже было опробовано в англо-русской "Большой игре" XIX века.

Миссионеры: Мотивы и движущие силы

Одной из основных линий мировой религиозной истории XIX в. является подъем и упадок христианских миссий. В начале нового времени, хотя европейские миссии имели огромные культурные последствия - в частности, роль иезуитов как связующего звена между Европой и Китаем в XVII-XVIII веках, - количественно они оставались скромными. Массовые обращения в Азии были нежелательны и недопустимы ни для европейских колониальных держав, ни для коренных правителей; Африка по-прежнему оставалась вне сферы миссионерской деятельности. Из примерно миллиона человек, отправившихся в XVII-XVIII вв. в Азию вместе с голландской Ост-Индской компанией, лишь тысяча были людьми в одежде, и их главной задачей было отбиваться от конкуренции со стороны католицизма. В XIX в., напротив, получили широкое развитие миссии по христианизации больших групп населения или даже целых народов. Это был протестантский феномен, который, имея предшественником около 1700 года миссию немецких пиетистов из Галле в датскую колонию Транкебар в Юго-Восточной Индии, развивался сначала в Великобритании, а чуть позже в США на избыточной энергии евангелического возрождения. В отличие от попыток раннего Нового времени обратить в христианскую веру иностранных правителей, она предполагала миссию в "языческих" массах. Если мы назовем дату начала, то это будет не столько год основания той или иной организации (Баптистское миссионерское общество в 1792 году, изначально неконфессиональное Лондонское миссионерское общество в 1795 году или Миссионерское общество англиканской церкви в 1799 году), сколько открытие Британской Индии для миссионеров в соответствии с новым уставом Ост-Индской компании 1813 года. С этого момента купцы и миссионеры стали появляться на Субконтиненте во все большем количестве; рынки товаров и душ теперь были зеркальным отражением друг друга. Однако, как всегда, продать веру оказалось сложнее, чем материальные блага. Крошечные группы новообращенных были способны вызвать «взрывы духовной энергии... которые привели целые общины к новой вере». Второй крупный миссионерский регион Азии - Китайская империя - был открыт в 1858-60 гг. в результате заключения нескольких "неравноправных" договоров после периода с 1807 г., когда миссионеры работали в ограниченных и опасных условиях из торгового порта Кантон и португальского анклава Макао. В 1900 г. во всем Китае насчитывалось около двух тысяч миссионеров.

В Африке миссионерское присутствие формировалось дольше и носило более децентрализованный характер, начавшись примерно в 1800 г. на юге и западе континента. Здесь, конечно, не было центрального правительства, которое регулировало бы доступ, поэтому к середине века был представлен весь спектр протестантских направлений и церквей. В 1870-х годах, накануне великого европейского вторжения, миссионерская активность вновь возросла, а чуть позже она оказалась втянута в военные завоевания, которые были выгодны, но и создали для нее новые проблемы. Католическая миссия, которая, как и Римская церковь в целом, долго не могла оправиться от эпохи революций, последовала за ней через несколько десятилетий, поддерживаемая в основном амбициями Наполеона III в международной и колониальной политике. К 1870 г. она действовала по всему миру, и гораздо более многочисленные протестантские миссионеры смотрели на нее как на опасного конкурента.

В протестантской миссии XIX века было много нового. Ее основной целью было спасение тысяч - а в Китае, как неустанно твердила пропаганда, миллионов - душ от вечного проклятия. Она мобилизовала десятки тысяч мужчин и женщин, которые зачастую были плохо подготовлены к опасной и часто не приносящей материального удовлетворения службе в отдаленных тропических районах. Не исключалось и мученичество: более двухсот миссионеров и членов их семей погибли во время антихристианского Боксерского восстания в Китае. Миссионерская деятельность была огромным достижением совершенно особой организации "гражданского общества", опирающейся на добровольную инициативу. Большинство протестантских обществ, о которых идет речь, опирались на пожертвования и ставили своей целью независимость от государственной и церковной иерархии. Более того, они были первыми организациями, возведшими сбор средств в ранг высокого искусства. Спонсоров на родине нужно было постоянно веселить, мотивировать и убеждать в духовной пользе их мирских вложений. Миссионерская деятельность также предполагала сочетание делового и логистического планирования.

История миссий сегодня представляет собой огромное исследовательское поле, которое легко сливается с историей христианства за пределами Европы. Происходившее между миссионерами и аборигенами все чаще рассматривается как симметричное взаимодействие и освещается с нескольких точек зрения. Один из особенно спорных вопросов, на который нельзя дать общего ответа, - были ли миссионеры "соучастниками" имперской экспансии и колониального правления и каким образом. Конечно, необычайное распространение миссионерской деятельности немыслимо вне более широкого контекста европейского глобального завоевания, и существует множество случаев, когда проникновение миссионеров в известный регион следовало за его политическим присвоением. Миссионеры часто были прямыми бенефициарами имперского покровительства. Они принадлежали к "белому обществу" в колониях, но с низким уровнем престижа, по крайней мере, в случае Великобритании, поскольку их типично мелкобуржуазные привычки делали их неуместными в элитных кругах. С другой стороны, миссионеры преследовали собственные цели, которые не всегда совпадали с целями колониального государства, к которому они, безусловно, не принадлежали. Нередко они расходились и с целями частных поселенцев. С точки зрения колониального государства, миссионеры были приветствуются, если они строили школы и обеспечивали их финансирование в максимально возможном объеме. Энтузиазм губернаторов или (в неколониальной стране, например, в Китае) консулов был гораздо менее бурным, если миссионеры "безответственно" сеяли беспорядки среди коренного населения, а затем ожидали, что представитель европейского правительства возьмет их на поруки. Если же националистические устремления проявлялись открыто, то в их поддержке неизменно подозревались отдельные миссионеры.