Даже если признать, что общее право возникло у норманнов, роль, которую оно сыграло в формировании самобытной английской идентичности и привязке этой идентичности к английскому государству, остается чрезвычайно важной. По словам ван Каенегема, общее право "стало настоящей визитной карточкой английской жизни", хотя "изначально оно вообще не было английским". Хотя вместо этого общее право было "разновидностью континентального феодального права, развитого в английскую систему королями и судьями континентального происхождения... эта экзотическая инновация [вскоре] приобрела защитную окраску вполне местного вида".
Хотя Берк считал, что отличительная природа английского народа и нации была порождена и раскрыта их взаимодополняющей историей, он также утверждал, что историческое хранилище политических принципов и практики в общем праве защищало англичан, когда они прокладывали свой путь.
Норманны и англичане слились в единую нацию. Только тогда "общее право, связывавшее свободных людей любого происхождения, стало истинно английским, отличным от континентального права и частью самобытности страны". Далее ван Каенегем добавляет, что "бесчисленные поколения английских юристов впоследствии превратили его в поистине английский памятник".
Как хранилище, в котором хранилась и систематизировалась непостижимая мудрость веков, английский народ опирался на общее право, приспосабливая его к материальным особенностям современности. По словам Хейла, общее право было подобно "кораблю аргонавтов", который, проходя через века, мог заменяться по одной доске за раз, пока не осталось ни одного из "его прежних материалов". Тем не менее, это было более чем пригодное судно для поддержания английской свободы.
В стандартном изложении обычно утверждается, что демократические традиции и обычаи возникли до появления парламента. Одной из важнейших таких традиций была "сотня", существование которой не может быть документально подтверждено ранее X века, но, по мнению Стентона, должно быть до этого времени играли роль в управлении общественным строем во "всех частях Англии на протяжении многих поколений". Сотня имела "все черты древнего народного собрания. Она собиралась под открытым небом" и выносила решения, вытекающие из "обсуждений крестьян, сведущих в законах". Подобные собрания и практики создавали культурную подструктуру народных обычаев и взглядов, которая на протяжении веков существовала несколько независимо от формальных институтов, окружавших корону и формирующееся национальное государство.
В стандартном историческом повествовании парламент возник в симбиотических отношениях с короной в отношении производства политической легитимности. Однако этот симбиоз не исключал конкуренции за власть, которая переплеталась с постоянно растущим влиянием народной воли в рамках того, что стало национальным государством. Вначале корона представляла народную волю, поскольку король был ведущим агентом в формировании английского народа и нации. После политического объединения Англии постепенная передача суверенитета от короны к парламенту стала рассматриваться как объединение государства и народа вокруг трансцендентной социальной цели - совершенствования политической свободы. В ходе этого процесса народ обретал коллективную идентичность, все более способную выражать "общую волю" через демократические институты.
В этой характеристике ныне забытого прошлого есть что-то очень берклианское в отношении между "волей народа" и "туманом истории". Признавая, например, что "рост средневековой конституции" был в первую очередь результатом конкуренции "между монархом и магнатами", Уилкинсон утверждал, что это было лишь внешним проявлением более важных "глубинных сил".
В сильном и прогрессивном государстве, каким была средневековая Англия, столкновение интересов не определяет модель государства. Она определяется не тем, что разделяет нацию, а тем, что ее объединяет. Истинная модель была создана в XIII и XIV веках не великой политической борьбой... а общими усилиями англичан, как в кризисные периоды, так и вне их, по воплощению своего общего наследия в институты и практику государства...
Великая борьба велась не просто за власть. Они были результатом столкновения принципов и идеалов. В их основе лежали противоположные трактовки общего блага. Ничто иное не смогло бы обеспечить достаточную поддержку великим движениям баронской оппозиции, неоднократно приводившим Англию к гражданской войне или на ее порог.
Именно это делает данные конкордаты чрезвычайно важными для историка средневековой английской конституции.
Этот перевод "общего наследия в институты и практику государства" был не чем иным, как процессом, в ходе которого англичане превращали себя в англичан.
Возникновение парламента можно проследить еще в VIII веке, когда witan, "великий совет королевства", давал советы королю по тем вопросам, которые он решал передать на его рассмотрение. Советы witan, состоявшие из приближенных короля, церковников и графов, иногда переходили в согласие, и первые короли часто заявляли, что witenagemot, как называлось собрание совета, разделяет ответственность за любой принятый государственный акт. Если трон становился вакантным и преемник не был очевиден, витан также решал, кто должен стать королем.
Однако вплоть до конца X в. витан никогда не рассматривался как "корпоративный орган". Например, когда он был обязан дать согласие, то "истинность записи" обеспечивалась индивидуальными "крестами" его членов, а не подписью председательствующего. Таким образом, до этого момента витан представлял собой не более чем группу лиц и еще не был институтом, способным осуществлять власть от своего имени. Тем не менее, Стаббс утверждает, что "национальное собрание должно было состоять из гораздо более широкого класса, чем витан", еще до вступления Альфреда на престол, и что "такие собрания... могли, по легкому и приятному действию, считаться представляющими нацию, хотя на самом деле они были простыми прислужниками знати или жителями соседних деревень". Будучи "большим советом", это собрание баронов и слуг короля "представляло коллективную мудрость ... страны в вопросах законодательства, налогообложения и судопроизводства".
Слово "парламент" впервые появляется в юридической летописи в 1236 году; два десятилетия спустя, в 1258 году, Оксфордские положения ознаменовали момент, когда "концепция организованных парламентов" была торжественно закреплена в качестве "установленной части административного аппарата". Когда впоследствии парламент стал "полигоном, где король и бароны могли испытать свои силы", непреднамеренным следствием этой конкуренции стало то, что "рыцари шира и бюргеры городов и боро" стали "необходимым элементом функционирования парламента", превратив его в представительное собрание. Поскольку дворянство все больше брало на себя судебную роль в процессе внутреннего разделения труда, рыцари, бюргеры и прокторы духовенства стали собираться отдельно в качестве "представительной палаты общин". Хотя появление двухпалатного парламента имело огромное значение для дальнейшей эволюции английского государства, "это было одно из тех событий, которые в то время остаются незамеченными, как будто ничего необычного не произошло", поскольку "предыдущие события спокойно подготовили это изменение". В этом смысле появление парламента "не имело архитектора".
Характеризуя последующее развитие английской конституции как постепенную передачу полномочий от короны к палате общин, Рэнни назвал XIV век "периодом неуклонного прогресса", в котором парламент "продемонстрировал свой суверенитет, дважды отстранив короля", взял под контроль налогообложение и расходы, а также "потребовал и использовал право импичмента министров, когда посчитал это необходимым". Например, в 1322 г. парламент заявил, что все законы, "касающиеся короля или народа, отныне должны быть недействительны без согласия общин... этот статут знаменует собой большое продвижение в направлении теоретического самоуправления - цели всего британского конституционного прогресса".
Решающая трансформация отношений между королем и парламентом произошла в XVII веке. Применительно к этому периоду Лафлин описывает три этапа передачи суверенитета: На первом "суверенное право было ... даровано сверху (Богом)" королю; на втором, при Кромвеле, это суверенное право "было даровано снизу (народом)".
В третьих, "сознательные усилия британского государственного строительства" впоследствии создали "доктрину", в которой "абсолютные полномочия" были предоставлены "короне в парламенте говорить от имени британской нации...". Это было достигнуто путем восхваления статуса парламента в современной конституции" как "всемогущего представительного форума "сообщества королевства"". После Славной революции 1688 г. в парламенте появились политические партии, которые одновременно лояльно поддерживали английское государство и, находясь в оппозиции, представляли собой "альтернативное правительство, постоянно находящееся наготове". Эти события, в свою очередь, привели к тому, что торжество представительной роли члена парламента, которую отстаивал Эдмунд Берк в своей речи перед избирателями Бристоля в 1774 г., где он объяснял, что, хотя он может быть обязан выслушать мнение своих избирателей, они не имеют права навязывать ему инструкции и мандаты; хотя он и является членом парламента от Бристоля, его долг - действовать в интересах всей страны.