Время принимать решение. Прогнозист сказал бы, что единственным разумным решением будет сказать "нет" - собрать вещи и лечь в постель к одиннадцати. Мое здоровье и уровень счастья будут максимальными, если я буду спать не менее семи часов. Это неоспоримый факт. Так что же я сделал?
"Давайте сделаем еще одну песню", - сказал я.
В тот момент я сознательно понимал, что поступаю правильно. Но мой разум был наводнен тонной конкурирующей информации - часть из которой была неосознанной - заставляющей меня остаться. Я явно получал удовольствие, поэтому мой мозг стремился продолжить эндорфиновый удар, который дает пение гранж-музыки девяностых во всю мощь легких. Но, возможно, я также боялся разочаровать других ребят, если уйду раньше. Моя группа, в частности, не подвержена токсичному давлению со стороны сверстников, но от глубоко укоренившейся социальной озабоченности, которая является основой человеческого состояния, никуда не деться. Мое бессознательное желание сохранить социальные связи со сверстниками подталкивало меня остаться. И потом, конечно, я мог представить (с помощью эпизодического предвидения), каким я буду на следующий день, если решу не ложиться спать дольше положенного времени: ворчливым, запыхавшимся. Всем нам знакомо это чувство - многие ли из нас засиживались за просмотром сериала, зная, что на следующее утро нужно рано вставать? Несмотря на мою способность к эпизодическому предвидению и способность понимать - интеллектуально - что я устану, - веселье, которое я испытывал в тот момент, не позволило мне выбрать лучший вариант.
Мы сыграли еще пару песен, и я вернулся домой только к полуночи. И на следующий день я был в полном расстройстве. Это прогностическая близорукость в действии: На интеллектуальном уровне я точно знал, как засиживание допоздна отразится на моем будущем аффективном и физиологическом состоянии, но мой разум оправдывал неправильные действия, потому что я не мог ощутить последствия своих поступков так, чтобы это имело значение для процесса принятия решений. Интеллектуально я знал, что буду усталым. И когда я проснулся на следующий день, я был именно таким: уставшим. Но пока не наступил этот момент, я не ощущал всех последствий своих решений.
Пример номер два: Джастин хочет посмотреть фильм из серии Hallmark.
Будучи фрилансером, я большую часть времени работаю из своего домашнего офиса. У меня нет начальника, который заглядывает мне через плечо и следит за тем, чтобы я не отвлекался от работы. У меня есть только собственные списки дел, сроки и смутное ощущение, что "ты должен что-то делать". Другими словами, самодисциплина определяет мою продуктивность. Однако вчера мне было не до этого. Уровень моего промедления был на высоте. Чтобы помочь мне выйти из этого состояния, моя жена спросила, не хочу ли я после обеда посмотреть с ней рождественский фильм Hallmark. Наши отношения предполагают совместный просмотр фильмов, во время которого мы глупо смеемся над кинематографическими катастрофами. Это верный способ поднять мне настроение, и она была права, предложив это.
Теперь мне предстояло принять решение: провести вторую половину дня за просмотром Netflix или вернуться к работе. Прогнозирование подсказало бы очевидный ответ: Сядьте за компьютер и займитесь работой. Последствия отказа потенциально ужасны. Пропустив срок или разочаровав клиента, который нанял меня для работы, я могу лишиться будущих заказов, что вызовет серьезные эмоциональные переживания, не говоря уже о финансовых трудностях. Это не вызывает сомнений: Пропустите фильм Hallmark и просто идите работать.
Что же я выбрал? Очевидно, я посмотрел "Рождественского принца". Который, кстати, вовсе не является крушением поезда. Роуз МакИвер просто восхитительна, скажу я вам.
Но как я мог оправдать это? Я не хуже Прогноститрона понимал, что поставлено на карту и как правильно поступить. Но я также хотел сделать что-то, чтобы избавиться от негативных мыслей, проносящихся в моей голове в тот момент. И самый простой способ сделать это - отвлечься. И, конечно, просмотр фильма означал бы качественное времяпрепровождение с моим спутником жизни, что само по себе полезно. Мой разум с трудом балансировал между потребностью в немедленном удовлетворении и долгосрочными негативными последствиями моего решения. Благодаря прогностической близорукости я был странно равнодушен к своим будущим страданиям.
Эдвард Вассерман и Томас Зенталл, два психолога, известные своими работами по изучению познания животных, в 2020 году написали для NBC News эссе, в котором попытались объяснить, почему люди вроде меня так плохо заботятся о долгосрочных последствиях своих решений:
Срочные потребности в выживании (которые, как считается, опосредуются более старыми системами мозга, общие со многими другими животными) означают, что мы все еще участвуем в импульсивном поведении. И это поведение, которое когда-то способствовало нашему выживанию и репродуктивному успеху, теперь является неоптимальным, поскольку мы живем в среде, где долгосрочные условия играют все более важную роль в нашей жизни.19
Это объясняет, почему в моей повседневной жизни так много прогностической близорукости. Но это также объясняет одно из ее гораздо более зловещих последствий. Поскольку люди живут в мире, наполненном долгосрочными событиями, наши неверные решения влияют не только на нашу повседневную жизнь. Люди, живущие сегодня, принимают решения, негативные последствия которых другие люди почувствуют только через много лет. Часто - через много поколений в будущем. Но у нас просто нет разума, который был бы способен ощутить эти последствия. На самом деле, если говорить о принятии решений, то чем дальше в будущее, тем меньше нас это волнует. Если представить себе мир через триста лет, в котором вы уже мертвы, это лишает нас эмоциональной составляющей, которая могла бы присутствовать в эпизодическом предвидении. Мы больше не ставим себя в центр этих временных проекций, а вместо этого пытаемся представить себе наших гипотетических потомков, идущих по немыслимому гипотетическому ландшафту. Это просто становится интеллектуальным упражнением, настолько далеким от тех решений, которые принимает наш разум. И именно так прогностическая близорукость может нас погубить.
Катастрофическое будущее прогностической близорукости
В 2016 году Фонд "Глобальные вызовы" опубликовал доклад, согласно которому вероятность вымирания человечества в течение ближайших ста лет составляет 9,5 %.Были определены три наиболее вероятных пути: 1) ядерный холокост, 2) изменение климата и 3) экологический коллапс. Каждый из этих способов является результатом того, что человеческое познание принесет в мир технологии (например, ядерное оружие, двигатели внутреннего сгорания), которые нанесут Земле такой ужасающий ущерб, что она больше не сможет поддерживать человеческую жизнь. И дело не в том, что мы просто не понимали потенциальных негативных последствий некоторых из этих технологий, когда они только появлялись. Например, стремление расщепить атом было предпринято именно потому, что мы хотели получить негативные последствия (то есть хотели изобрести бомбы, способные убить миллионы людей за один раз). Те, кто отвечал за создание ядерного оружия, открыто обвиняли (а может, восхваляли?) прогностическую близорукость в том, что она позволила им это сделать. Роберт Кристи, один из ученых Манхэттенского проекта, однажды сказал: "Я видел фотографии Хиросимы, людей, получивших очень сильные ожоги, с плотью, свисающей клочьями с их рук. Когда вы работаете над проектом, вы не думаете о таких вещах. Вы думаете о решении насущных проблем".
Нам легко вытеснить эти когнитивные навыки прогнозирования будущего со сцены сознания и вместо этого направить свой ум на решение проблем в настоящем. Эта способность тесно связана с отрицанием, которое, по мнению Аджита Варки, является жизненно важным для человеческой способности разделять мысли о собственной (и чужой) смерти. Отрицание помогает нам задвинуть эти мысли в темноту нашего бессознательного и заняться созданием бомбы.
Что приводит нас к лучшему примеру экзистенциальной угрозы прогностической близорукости. Это история принятия решений и отрицания, которая охватывает как второй, так и третий наиболее вероятные способы вымирания человечества, указанные фондом Global Challenges Foundation. В ней речь идет о принятии решения о появлении чего-то в мире с полным осознанием того, к каким разрушениям это приведет. Я говорю, конечно же, об ископаемом топливе.
Давайте начнем с оговорки. В новейшей истории не было такого момента, когда мы перешли от понимания того, что выбросы углерода при сжигании ископаемого топлива могут быть причиной изменения климата, к уверенности в том, что это так. Потребовалось время, чтобы сформировался консенсус. Тем не менее, вот что мы знаем о понимании нефтяной промышленностью своей роли в нанесении серьезного ущерба глобальной окружающей среде на уровне вымирания. В 1968 году Элмер Робинсон и Р. К. Роббинс, два исследователя из Стэнфордского исследовательского института, представили Американскому нефтяному институту доклад о загрязнителях атмосферы. Они постарались включить в него информацию об опасности углекислого газа, выделяемого при сжигании ископаемого топлива. Они предупредили, что "CO2 играет важную роль в установлении теплового баланса Земли" и что слишком большое количество углекислого газа в атмосфере приведет к "парниковому эффекту", который повлечет за собой "таяние антарктической ледяной шапки, повышение уровня моря, потепление океанов и увеличение фотосинтеза". Они приходят к выводу, что "человек сейчас вовлечен в обширный геофизический эксперимент со своей окружающей средой - Землей. К 2000 году почти наверняка произойдут значительные изменения температуры, которые могут привести к климатическим изменениям", и что "нет никаких сомнений в том, что потенциальный ущерб для нашей окружающей среды может быть серьезным". Другими словами, Робинсон и Роббинс объяснили нефтяникам, к какому выводу пришла преобладающая на тот момент наука. Ничего удивительного в этом нет - более чем через пятьдесят лет эти выводы стали общепринятыми.